Книга История Кометы. Как собака спасла мне жизнь - Линетт Падва

От хантавируса не существует лечения, но если человек его побеждает, осложнений не возникает. И поскольку я копил кровь для предстоящей операции, это стало хорошей новостью. Фредди не упустила случая, чтобы прочитать мне нотацию:

– Вот что получается, когда ты себя перетруждаешь. Ну теперь-то ты хоть успокоишься?

На сей раз я послушался. После последних волнующих событий мы с Кометой уже решили прекратить наши походы и мирно проводить время у бассейна, делая иногда вылазки в соседние улочки. Если мой организм недостаточно силен, чтобы перенести операцию, то больше я ничего не мог с этим поделать. Оставалось молиться, чтобы забылся трупный запах сотен разлагающихся крыс.

В последующие дни я ждал, что Комета будет скептически поглядывать на меня, помня, что я не внял ее предостережению на тропе, но вместо заслуженного упрека встречал прежний, полный любви и обожания, взгляд. Когда во Флагстаффе она решила стать моей собакой, то наверняка предвидела, что я введу ее в совершенно новый и очень интересный мир.

Комета не возражала, когда я сказал, что нам надо спуститься в Скотсдейл, расположенный в долине солнца – очень, очень горячего солнца. Борзая прыгнула во внедорожник с такой готовностью, словно мы собирались в мастерскую игрушек Санта-Клауса. Второе лето без отдыха в озерном доме выдалось безжалостно знойным. Мысль, чтобы спуститься ниже, где было еще жарче, отбивала у нас с Фредди всякую охоту двигаться. Но в Скотсдейле я сдавал кровь в банк для предстоящей операции и должен был ездить туда каждую неделю.

Пока внедорожник полз по никогда не рассасывающейся пробке на окружающей город федеральной автостраде, по сторонам попадались десятки мегамолов и супермаркетов. Я подумал о нейтронной бомбе, от которой люди лопаются словно переполненные воздухом шарики, а дома и машины остаются целыми. В Скотсдейле я видел стоянки без единого свободного места, армады внедорожников, и рядом – ни одного человека. Пустые переулки, пустые остановки автобусов – и никого у входа в рестораны.

Когда я открыл дверцу машины, каждая клеточка моего организма испаряла влагу. Не успел ступить два шага, как подошвы ног стали обжигать положенные в ботинки толстые стельки, и всего в нескольких футах над асфальтом колебались прозрачные миражи. Комета выпрыгнула из машины, как чистопородная трехлетка на кентуккийских скачках, и, не дрогнув, застыла рядом со мной, хотя на подушечках ее лап уже наверняка образовывались волдыри.

– Фредди, посади собаку в салон, – попросил я. – А потом вернешься за мной.

Жена тянула поводок, но Комета не двигалась с места. Тогда я взял у нее поводок и двинулся к зданию. Борзая, хотя лапы ей немилосердно жгло, не отставала и держалась рядом. Она знала: надо выполнять работу, а не скулить. И весь путь в Денвер я старался следовать ее примеру.

15

Август 2005 года. Денвер

3 августа Фредди, Комета и я отправились на запад, где мне должны были делать операцию. Мать, ее супруг Мэнни, за которого она вышла замуж два года назад, и моя сестра Дебби собирались встретить нас в Денвере и пробыть там несколько дней после операции. Дочери тоже хотели приехать, но я отговорил их. Решил, пусть лучше появятся через месяц – в тот момент моего выздоровления, когда мне станет скучно и потребуется чье-то общество.

– Надеюсь, ты взял все, что нужно, – заметила Фредди, когда мы сворачивали на улицу с подъездной дорожки. – Кто знает, сколько ты там пробудешь… Не представляю, как поступить: начальник требует, чтобы я через неделю вернулась в Седону. Если что-то пойдет не так… – Она запнулась, а когда продолжила, голос звучал так тихо, будто Фредди говорила сама с собой: – Кай сказал, что ты будешь лежать от месяца до шести недель, но не исключено, что дольше. Часть этого времени займут реабилитационные мероприятия, но все очень неопределенно.

Жена никак не могла понять, почему я вбил себе в голову, будто предстоящая операция лишь ненамного сложнее удаления зуба мудрости. Врачи меня быстро разочаровали. Но у меня имелись явные преимущества перед другими пациентами: всю жизнь я учился управляться с больной спиной, правильно садиться и вставать со стульев, ложиться и подниматься с кровати, сгибать колени, сидеть и стоять. В последние годы мои слабые мышцы испытывали так много перегрузок, что я не сомневался: они способны восстановиться, когда почувствуют свободу. Плюс к тому я владел «секретным оружием» – Кометой. Что же до боли, хуже того, что я испытывал, быть не могло.

– Давай запланируем десять дней пребывания в больнице, – предложил я. – А дальше все зависит от того, где я буду. – Я понимал, что десять дней слишком мало, и переменил тему разговора. – Мне необходимо сосредоточиться на выздоровлении, поэтому пусть Комета поедет с тобой домой. Да и Сандоз после проведенной с соседями недели соскучится по ней.

Из гостиницы жена подтвердила по телефону назначенный на следующий день предоперационный осмотр. Я лежал на спине на кровати и смотрел в потолок. Неожиданно обратил внимание, что после того, как Фредди положила трубку, в номере слышалось только жужжание вентилятора в кондиционере. Я повернулся и увидел, что жена не сводит с меня глаз.

– В чем дело?

– Пытаюсь понять тебя. Что-то ты уж очень тихий.

– Мысленно настраиваюсь на хороший результат. После всего, через что нам пришлось пройти, для мобилизации душевного оптимизма требуются усилия.

– Ну-ну…

Фредди окинула меня скептическим взглядом. Она была знакома с моей теорией, что для успеха моральная подготовка не менее важна, чем физическая. Принцип, который, кстати, нашел отражение и во взглядах доктора Фрея. До падения на спортивной площадке мне везло – я всегда быстро выздоравливал. Пусть хоть немного поверит, что я собираюсь через две недели вернуться домой…

Ночью перед операцией я не спал. Закрытые глаза Кометы меня не обманули – борзая, как и я, бодрствовала. В четыре часа утра я решил принять душ и, чтобы жена могла подремать, закрыл за собой дверь. Но собака, к моей досаде, немедленно открыла ее – она хотела наблюдать за Фредди со своего места на полотенце у ванны. Потом жена наполнила ей миску, но борзая не притронулась к еде. Когда Фредди вывела ее, она помочилась на ближайший куст и тут же потянула обратно.

Весь прошлый год Комета демонстрировала удивительную способность понимать жесты и речь, даже если слова были обращены не к ней. Она всегда знала, когда с моим здоровьем было плохо, и в такие моменты отказывалась покидать меня, разве что на короткое время, чтобы справить естественные потребности. Сколько бы Фредди ни звала ее, ни говорила, что пора ехать, и даже ни произносила слово «врач», все было бесполезно. Собака не желала гулять, она хотела знать, куда мы собираемся, и ключевое слово здесь было «мы».

В пять тридцать утра мы прибыли в больницу, и Комета тщательно исследовала все выходы и входы, прежде чем разрешила нам подойти к регистратуре. Затем повторила то же самое, когда мы приблизились к приемному покою хирургического отделения, где нас уже ждали мать, Мэнни и Дебби.