Книга Русская политическая эмиграция. От Курбского до Березовского - Алексей Щербаков

Гершуни заявил: «Все здешние организации – и группа старых народовольцев, и Союз с.-р., и Аграрно-Соц. Лига, и лондонский Фонд Вольной Русской Прессы, и группа „Накануне“, и группа „Вестника Русской Революции“ – должны слиться в единую заграничную организацию партии, собрать свой съезд, выбрать свой общий комитет и стать органом или зарубежным представительством общерусского центрального комитета».

Насчет предполагаемых методов он тоже высказался вполне конкретно:

«В первый же свой приезд за границу он доверил двум-трем товарищам из будущего заграничного представительства свои самые сокровенные планы в области террористической борьбы».

Для первого же, вышедшего за границею номера «Революционная Россия» Гершуни передал следующее лаконическое официальное заявление: «Признавая в принципе неизбежность и целесообразность террористической борьбы, партия оставляет за собою право приступить к ней тогда, когда при наличности окружающих условий она признает это возможным».

(В. М. Чернов)

Появился и Евно Фишелевич Азеф, агент Департамента полиции. Таковым он стал во время учебы в Германии – захотел подзаработать и предложил свои услуги. После окончания института инженер-электротехник Азеф вернулся в Россию и по заданию Охранного отделения внедрился в «Северную группу социалистов-революционеров». Отличился тем, что сдал жандармам типографию журнала «Революционная Россия».

Теперь он явился в Швейцарию со всеми необходимыми полномочиями – как представитель «северян».

Формально Партия социалистов-революционеров (ПСР) возникла в конце 1901 года. Её учредителями стали знакомые нам Чернов, Гершуни, Азеф и примкнувший к ним Михаил Рафаилович Гоц, представитель первого поколения народовольцев.

Вскоре в партию вошла «Аграрно-социалистическая лига» и другие эмигрантские народнические группы.

Итак, эсеры пошли по тому же пути, что и эсдеки. Центральный комитет и прочие структуры партии находились за границей – то есть вне досягаемости российских властей. Но понятно, что в эмиграции можно создавать что угодно. Требовалось:

– объединить единомышленников в России; – разработать привлекательную программу действий. А это было непросто. Социалисты-революционеры, как в России, так и в эмиграции, были сборищем кружков, где, конечно же, каждый имел собственное мнение. Им было труднее, нежели их главным конкурентам. У тех имелось «единственно верное» учение Маркса и «точка приложения» – рабочий класс.

У эсеров с учением было плохо, к тому же, вопреки распространенному мнению, они говорили не о крестьянстве, а о «народе». Что вообще-то довольно расплывчато. Да и вообще – ничего нового со времен народовольцев они не придумали.

И вот тут-то всплыла идея терроризма. Теоретически эсеры никогда не считали этот метод основным. Они полагали, что терроризм является всего лишь «одним из». Предполагалось одновременно создавать крестьянские комитеты, вести пропаганду среди крестьян и в армии – словом, готовить восстание. Но это было делом муторным. А вот терроризм решал все вопросы. Тут идейные расхождения никакой роли не играют. Надо стрелять – и всё. Как оказалось, идея была очень неплохо воспринята. Значительную роль тут сыграло входящее в моду ницшеанство. Казалось бы, при чем тут проповедник «духовного аристократизма» Фридрих Ницше, который любые социалистические идеи глубоко презирал? Так ведь терроризм – это как раз героическая идеология. Герой своей деятельностью подает пример «серой толпе» и таким образом изменяет мир. Это многим казалось привлекательным. Так, Борис Савинков никогда не скрывал, что ему глубоко безразлична аграрная программа эсеров да и вообще любая идеология. Он честно говорил: дескать, вы мне скажите, что вы там придумали насчет идеологии, я это запомню и буду повторять.

Недаром Плеханов в 1898 году, во время подъема неонародничества, выпустил работу «О роли личности в истории», в которой как раз резко критикует «героический» подход. Работа чисто теоретическая, о народниках да и вообще о политике там нет ни слова – одна философия. Но современники прекрасно понимали, куда ветер дует, – Плеханов «наезжал» на конкурентов.

Практически одновременно с партией была создана и Боевая организация (БО). Она была изначально «заточена» под терроризм. Сперва её возглавлял Гершуни, затем, после его ареста – Азеф. Подробно о её деятельности я рассказывать не буду – книга об эмиграции, а не о развлечениях эсеров на территории России. Но кое-что стоит отметить. БО изначально являлась абсолютно самодостаточной структурой, подчинявшейся ЦК. На самом деле она не подчинялась никому. Никто не требовал у боевиков отчета за потраченные деньги, не лез в их внутреннюю организацию. Хотя первоначально никакой реальной организации не существовало. Гершуни, наметив жертву «акции», отправлялся в нужный город и находил исполнителей среди местных товарищей. Что, кстати, сделало терроризму бешеную рекламу. От желающих вступить в боевики отбою не было.

После ареста Гершуни БО переменила тактику. Боевики применяли тактику диверсантов. Они приезжали из-за границы, совершали «акцию» – и те, кто остался жив, скрывались обратно за бугор. С местными организациями члены БО совершенно не контактировали.

«Для связи с русскими товарищами у нас были шифры и код, а кроме того были условные краткие сообщения почтовыми открытками. Свой особый условный смысл имели трафаретные приветствия, лучше всего печатные ко дню рождения, именин, вступления в брак, „со светлым праздником“ и т. д.: тут в разгадке оставался бессилен и сам „черный кабинет“[41]. Из России, в ожидании заранее намеченного акта, мы имели постоянные уведомления о его ходе, причем текст открыток совсем не имел никакого значения; иллюстрация, изображавшая, например, мужские фигуры, означала успешный ход работы: женские фигуры – трудности и неудачи.

Картинки, изображавшие мировых красавиц, вроде Клео-де-Мерод, Лины Кавальери и т. п., служили уведомлением о провалах. И обратно, когда мы получали открытки с портретами одного из трех тогдашних любимцев читающей публики: Максима Горького, Леонида Андреева или Антона Чехова – это означало, что для очередного акта Б. О. все подготовительные работы закончены; остается ждать „развязки“…»

(В. М. Чернов)

При этом руководители, даже те, кто выезжал в Россию, находились в относительной безопасности. Агент Департамента полиции Азеф требовал у своих работодателей, чтобы полиция не трогала приближенных к нему людей – таких как Борис Савинков. Отсюда, кстати, его слава «неуловимого террориста». Возвратившись с задания, террористы ни в чем себе не отказывали – благо деньги у них имелись. В этом им подавал пример Азеф, любивший кабаки, игорные дома и общество дорогих проституток. То есть БО являлась абсолютно закрытой и никому не подконтрольной корпорацией убийц. А если вспомнить, что во главе ее стоял очень хорошо оплачиваемый агент Департамента полиции… Совсем интересная ситуация получается.

Вообще, по поводу вопроса «а на кого реально Азеф работал?» написаны тысяч страниц. И версий существует множество. К примеру, две самых знаменитых жертвы БО – министр внутренних дел Плеве и великий князь Сергей Александрович (дядя Николая II) являлись политическими противниками министра финансов Витте. Другой противник Витте, директор департамента полиции Алексей Александрович Лопухин непосредственно курировал Азефа. Он же своим бездействием допустил убийство великого князя… И нет ничего удивительного в том, что высшие чиновники в своих разборках прибегали к услугам террористов.