Книга Анатомия развода - Ирина Лобановская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Болею! — поделился новостью Игорь. — И жутко скучаю по любимой девушке Алечке. А вы ее не хотите подозвать. Ах, моя Алюня! Сладость поцелуев… Нежность объятий… Бабуля, вспомните, какой вы были в молодости и как вокруг без конца сходили с ума влюбленные в вас без памяти красны молодцы! И сколько их насчитывалось!
— Ну и плут! Ишь ты, скучает он… — ядовито протянула бабка и неожиданно смягчилась. — Ладно, так и быть, поищу твою шалаву. Только ждать тебе на проводе придется долго, путь наверх неблизкий.
— Сколько угодно! — возликовал Игорь. — Буду вам обязан до конца дней своих и стану вечно поминать с благодарностью!
— Льстец! Настоящий хитрый лис! — точно определила бабка. — Жди!
И ушла на поиски Алевтины. Ходила она действительно долго. Игорь соскучился ждать, закурил и пожалел о своей затее. Для чего ему понадобилась эта девица? Но положить теперь трубку — неудобно перед бабулей, согласившейся топтать ради него свои немолодые ноги.
Наконец он услышал Алино неуверенное «да».
— Алечка, надеюсь, ты меня помнишь, — бодро заговорил Игорь. — Мы познакомились в Парке культуры. Еще летом. Но позвонить раньше я не мог, хотя все время о тебе думал. Вообще давай на «ты» — так короче!
Алевтина молчала, то ли пытаясь его вспомнить, то ли обидевшись за такое длительное его отсутствие.
— Помню, — наконец выдавила она и вновь подумала о его своеобразной логике.
— О'кей! — обрадовался Игорь. — Нам нужно повидаться. Я сижу дома, грипп симулирую, кошу под эпидемию. Может, приедешь? Заодно прогуляешься под дождем. Это полезно для здоровья — очень закаляет.
— Сегодня поздно уже… Оказывается, она покладистая…
— Зачем обязательно сегодня? Давай завтра. У тебя когда рабочий день заканчивается? Сразу и приезжай. Я ждать буду, на стол накрою… Ты, наверное, сладкое любишь?
— Куда ехать?
— Записывай…
Игорь радостно продиктовал адрес, подробно объяснил, как добираться, и попрощался до завтра.
— Да, не забудь бабуле низкий поклон от меня передать!
— Кому?
— Дежурной вашей, которая тебя нашла.
— А-а… — протянула Аля. — Ладно, передам. Игорь положил трубку.
Но Алевтина преподнесла ему неожиданный сюрприз. Явившись на следующий день в его квартиру, она заявила прямо с порога очень серьезно и осмысленно: , — Ты ведь еще не знаешь, кто я…
— А кто? — усмехнулся Игорь. — На мой взгляд, вполне симпатичная молодая девушка.
— Нет, — сосредоточенно покачала головой Алевтина. — Я — ведьма!..
Игорь с интересом взглянул на нее. Е-мое… Неужели пациентка психдиспансера? Во вляпался… Правильно предостерегал Юрка…
— Ты на меня так не смотри, — сурово отрезала Алевтина. — Я все это запросто могу доказать. Я — ведьма… Настоящая, потомственная…
С ее появлением жизнь Игоря и пошла совсем другим путем…
Анатолий быстро разгадал состояние Полины. Он был внимателен, а кроме того, учился в медицинском и собирался стать врачом-гинекологом.
После аборта Полина в себя приходила долго.
— Почему ты не захотела рожать? — поглаживая ее ладони, мягко спросил Толя. — И даже ничего мне не сказала…
Полина молчала. К чему обсуждать свершившееся?.. Да и вообще… Она понятия не имеет, как сложится ее жизнь… И Анатолий, кстати, об этом тоже молчит.
— Мне еще рано, — нехотя пробурчала Полина. — И потом, у меня Роман и Алик…
— Сначала рано, а потом будет поздно, — разумно возразил Толя. Рассудительный… — А твои Роман и Алик будут всегда! Все-таки я тебя не понимаю…
— А себя? — хмуро спросила Полина. — Себя-то ты понимаешь?..
Анатолий ничего не ответил. Полина попала в больное место и в самую точку.
* * *
Толя Халфин ненавидел родителей. И лет в тринадцать дал себе зарок вырасти не похожим на них ни в чем. Прежде всего, он не желал нищенствовать.
После уничтожения и распада всех НИИ мать и отец, инженеры, окончившие Институт стали и сплавов, остались без работы. Отец подрабатывал дворником, сторожем, курьером. Мать попробовала переквалифицироваться в бухгалтеры, но поскольку соответствующего образования не имела, да и возраст был не подходящий для начала жизни, то получала очень смешные деньги.
Толя ненавидел и стыдился бедной одежды родителей, маминых штопаных старушечьих кофт и отцовских лоснящихся до блеска на заднице брюк.
Сгорал от стыда, глядя на стертый до белизны линолеум в родной квартире и пожелтевшие, в пятнах, обои.
Однажды он случайно вычитал в газете размышления известного педагога о семье. И запомнил их.
Педагог сравнивал семью с живой лабораторией человеческих судеб, личных и народных. Каждого народа в отдельности и всех народов вместе. Хотя эти две лаборатории сильно отличались друг от друга. В настоящей обычно знали и представляли себе, что делают, и действовали целенаправленно и осмысленно. А в семье, наоборот, обычно не понимали, что творят, а потому поступали, как придется. Природа допустила здесь серьезный просчет. Одно из самых ответственных и священных призваний человека — быть отцом и матерью — доступно каждому. Имей лишь минимальное телесное здоровье да достигни половой зрелости. И все! Дальше рожай детишек в свое удовольствие, ни о чем серьезном не помышляя…
Халфины так и делали. У них в семье было четверо детей. Поэтому в маленькой квартирке быстро стало тесно. И тогда маме с папой пришла в голову спасительная и, казалось, хорошая мысль — переселить старшего, Анатолия, к бабушке с дедушкой. Старики с восторгом приняли идею. Они души не чаяли во внуках, особенно в старшем, и всегда хотели облегчить жизнь детям.
Сначала все шло замечательно. Спокойнее стало у молодых Халфиных, радостнее — у пожилых. Но надвигалась беда, уже запрограммированная родителями. Они оказались слишком посредственными психологами.
Анатолий и его брат, второй сын в семье, Антон, учились в одном классе, поскольку очень способный младший опередил сверстников и оказался в двенадцать лет в девятом — рядом с братом. Только как раз не рядом, а всегда вдалеке. Маленький Антон, пугливо и часто моргая, садился в самый угол класса за последнюю парту, потому что на первой сидел Анатолий. А старший брат ненавидел младшего.
Бесконечно добрый и ласковый с бабушкой и дедушкой, с учителями и приятелями, которые его очень любили, всегда готовый помочь, улыбчивый Анатолий просто менялся на глазах, когда видел и слышал Антона. Толя переставал владеть собой. Понимал, что так нельзя, но ничего поделать не мог.
Старший брат высмеивал младшего, иронизировал над его замедленной речью и крупным детским почерком, дразнил, а на переменах часто яростно, исступленно бил, доводя Антона до слез. И девочки в классе с грустью констатировали: