Книга Пустячок, а приятно - Марина Серова

Тем не менее я заперла машину и отважно отправилась в проходную. Там объяснила охраннику, что хочу видеть мастера Петра Николайчука по поводу заказа, и тот мне указал на один из огромных корпусов, откуда доносились ужасающие металлические скрежет и стук. Там, по его словам, находилось рабочее место слесаря-виртуоза Петра Николайчука.

Мастера я узнала сразу же: этот был тот самый мужчина, который на позавчерашнем празднике у Гарика Папазяна подходил к Ольховскому и предлагал пойти вместе домой, а тот отказался, потому что собирался непременно пообщаться со мной. Теперь, на трезвую голову, я могла поподробнее рассмотреть Петра Николайчука. У него оказалось лицо типичного рабочего — худощавое, загорелое, изрытое преждевременными морщинами, но доброе, со следами некоторого увлечения алкоголем. Я недоумевала, что общего могло быть у простого рабочего, едва ли прочитавшего с десяток книг на своем веку, и зубного врача Ольховского, типичного интеллектуала, кандидата наук. Тем более что и возраст у них был тоже разный — Николайчук был на десяток лет постарше стоматолога.

Увидев меня стоящей возле его верстака, Николайчук ничуть не удивился, кивнул мне как старой знакомой. Видимо, тоже узнал по позавчерашнему застолью. Он положил крохотный напильничек, которым пилил какую-то закрепленную в небольших тисочках железяку, вероятно, заготовку будущего ключа, жестом пригласил меня к выходу из цеха — желание вполне понятное, потому что в мастерской стоял такой невероятный шум и грохот, что разговаривать можно было, только выкрикивая слова друг другу в ухо.

Мы вышли из цеха на улицу, уселись на лавочку возле входа. По счастью, лавочка находилась на южной стороне, и довольно щедрое уже мартовское солнце пригревало, так что сидеть вот так на свежем воздухе в ласкающих солнечных лучах было необыкновенно приятно.

Усевшись, Николайчук вытащил пачку «Примы» и спросил, не буду ли я возражать, если он закурит. Но я в ответ сама вытащила пачку «Мальборо», увидев которую он осуждающе покачал головой, но мне было наплевать на то, что он думает. Мужчины все такие: сами курят и пьют что попало, но становятся в негодующую позу, когда замечают, как то же самое делает женщина.

Сидя на лавочке, мы оба задымили сигаретами.

— А я вас сразу узнал, — первым заговорил Николайчук, выпуская через нос струю едкого сизого дыма. — Тогда, на дне рождения у этого мента, Толька все таращил на вас глаза… А потом даже провожать захотел…

— По-вашему, это странно? — осведомилась я.

— Да нет, — Николайчук усмехнулся, окинул меня понимающим взглядом. — Вы симпатичная женщина, а Толька к прекрасному полу был неравнодушен. Однако, я думаю, в его возрасте давно уж пора было закруглиться с похождениями. Семья все-таки, жена…

— Скажите, вы Ольховского хорошо знали?

Николайчук немного помедлил, прежде чем ответить на этот вопрос.

— Да, пожалуй, что так, — сказал он, кивнув. — Мы с ним соседи по даче. Так, в принципе, Толька мужик был ничего, хороший… Вот мне зубы бесплатно лечил…

— Переживаете его гибель?

Николайчук усмехнулся, пожал плечами.

— Я что, женщина, чтобы переживать? — возразил он. — Хотя, конечно, страшновато это все… Особенно как представишь, что сам вот так поздно вечером домой возвращаешься, а тебя возьмут и грохнут ни за что ни про что…

— Вы полагаете, Ольховского убили ни за что ни про что? — осторожно, опасаясь спугнуть доверительное настроение своего собеседника, спросила я.

— Кто ж его знает… — Николайчук выпустил очередную струю дыма, после чего небрежно сплюнул себе под ноги, посмотрел рассеянно куда-то вдаль. — Я же не уголовный розыск, чтобы до причин убийства докапываться. Вот вы частный детектив, вы и докапывайтесь!

— Что я и делаю, — отвечала я.

Мы немного помолчали.

— Конечно, в клинике его темные дела творятся… — внезапно заговорил Николайчук.

— Вы знаете что-нибудь конкретное?

— Толя знал, — сказал старый рабочий внушительно. — Знал, и теперь вот его не стало.

Что ж, это было не первое предостережение в мой адрес за последние два дня. В конце концов, они начали мне надоедать. Пропустив слова собеседника мимо ушей, я продолжала разговор:

— Ольховский говорил вам о каких-то своих проблемах в клинике? — спросила я. — Какие-нибудь конфликты с коллегами, с главврачом у него были?

— Мне трудно сейчас сказать, — Николайчук с сомнением покачал головой. — Ничего конкретного про это Толька мне вроде бы не рассказывал, даже по пьянке. С другой стороны, я почти уверен: что-то такое у него там было не в порядке.

— Почему уверены?

— Да потому, что он ключи попросил меня сделать, — был ответ.

— Ключи? — удивленно переспросила я. — Какие ключи? От чего?

— А вот в том-то все и дело! — воскликнул Николайчук. — Толя пришел ко мне, принес восковые оттиски с ключей и спросил, могу ли я такие сделать. Я поинтересовался, так, из чистого любопытства: «А тебе зачем?» А он говорит, мол, потерял ключи от собственного ящика на работе. Я спрашиваю: «Какого еще ящика?» А он разозлился сразу, вспылил: «Какого хрена ты в мои дела со своими глупыми расспросами лезешь? Я тебе работу принес. Можешь ее сделать, тогда делай, не можешь, откажись. А лишние вопросы нечего мне задавать!»

— И не сказал, что это был за ящик?

— Нет, не сказал… Да только зря он темнил! — Николайчук усмехнулся. — Я ведь по ключам спец, я же вижу, от чего ключи…

Николайчук сделал многозначительную паузу, наблюдая за мной искоса и наслаждаясь моим нескрываемым любопытством.

— И от чего же были те ключи? — наконец не выдержала и сама спросила я.

— От сейфа! — отвечал Николайчук торжествующе. — Там и форма ключа особенная, и бороздка на два порядка сложнее. Замки с такими ключами на простых железных шкафах или каких-то ящиках не делают. Ну, не от самого секретного сейфа, конечно, но все равно от сейфа. Отмычкой такой не вскроешь, ломиком тоже…

— Вы уверены в том, что ключи были именно от сейфа? — спросила я. — Теперь ведь бывают и двери такие, словно сейф…

— Так я же и говорю вам! — воскликнул, рассмеявшись, Николайчук. — Замки, что ставят на двери, даже самые крутые, они совсем иного рода, чем те, что стоят в сейфах. Вот смотрите! — Он полез в карман своего рабочего комбинезона, извлек оттуда несколько штук ключей, все разных размеров и формы. — Вот смотрите! Этот, — он подал мне один из ключей, прямой, узкий и тонкий, с замысловатым узором бороздки, — от одного из самых крутых дверных замков. Такие мы ставим на стальных дверях в особняках солидных людей, на входных дверях в учреждениях. Все равно это только входная дверь, пусть и очень крутая. А вот этот, — он протянул мне другой ключ, больших размеров и странным образом напомнивший мне старинной работы ключ от бабушкиного сундука, — ключ от стальной дверцы сейфа. Примерно такого, какие ставят в банках. Ну что, видите разницу?