Книга Наследница Магдалины - Элизабет Чедвик (Англия)

Не спеша, объятая страхом, Клер направилась к де Монфору, чтобы сдать крепость Монвалан. Ключи от замка лежали у нее на ладонях, но она не имела ни малейшего намерения встать на колени перед господином Симоном.

Де Монфор натянул поводья и посмотрел на нее столь же сурово и оценивающе, как и на монваланскую цитадель. Клер заставила себя ответить ему таким же взглядом и почувствовала, будто ее зажали в тиски. Ей не хватало воздуха. Перед ней стоял человек, лично ответственный за резню в Безье и зверства в Браме и Минерве. Это он взял Лавор и проследил за тем, чтобы всех проживавших в этом городе катаров сожгли. То же самое он собирался сделать и с монваланскими. Быть может, и ее сожгут.

— Я требую сдачи вашего мужа, — прохрипел Симон.

— Его здесь нет, мой господин, и я передаю вам ключи от нашего замка вместо него.

Клер чувствовала, как дрожит ее голос. Поджав губы, она гордо подняла голову.

Лицо де Монфора омрачилось. Опять же жестом он приказал молодому адъютанту спешиться и взять ключи из ее рук.

— Похоже, ваш муж просто обожает от меня бегать.

— По крайней мере он не крадет чужих земель, — вспылила Клер. — Да я бы таких, как вы, за него десяток отдала!

— Неужели? — де Монфор придержал свою беспокойно перебиравшую копытами лошадь и стал внимательно разглядывать переданные ему юношей ключи. Затем он вновь посмотрел на Клер. — Что ж, похоже, пришла пора научить вас считать по-другому. Жифар, отведите госпожу де Монвалан в ее покои и проследите, чтобы она оттуда никуда не выходила.

Адъютант схватил Клер за руку. Она попыталась вырваться, но у него была стальная хватка. Полуденный жар, вражеские солдаты, тяжесть взгляда де Монфора — от всего этого у нее подкашивались ноги. Она оперлась на юношу, чтобы не упасть к ногам самозваного виконта.

— Беренже! Беренже, где ты?! — лихорадочный взгляд Беатрис обшаривал покои.

— Все нормально, мама, успокойся, я с тобой, — Клер присела на одеяло и схватила ее за руку.

— Беренже?

— Нет, мама, это я, Клер. Тебе не хочется пить?

Воспаленное лицо Беатрис омрачилось.

— Но я же чувствую тебя! Любимый, я знаю, ты где-то здесь.

На какое-то мгновение она вцепилась в Клер, затем отпустила руки, веки ее закрылись, а речь перешла в невнятное бормотание.

Клер с трудом удавалось сдерживать слезы. Ей хотелось выть от страха и боли, но она знала, что это потревожит Беатрис. Кроме того, за дверями стоял вооруженный до зубов стражник, глаза и уши де Монфора. Тихонько захныкав, словно маленькая девочка, Клер потянулась за малахитовым графином и налила себе остатки вина в деревянную чашу. Украшенный каменьями кубок уже успели стащить солдаты де Монфора, и приходилось пользоваться утварью попроще. Вино оказалось теплым и кисловатым на вкус. Ничего удивительного, ведь оно простояло здесь уже целые сутки. Итак, с рассвета до заката ей не суждено было увидеть даже малейшего проблеска солнца. Ставни были закрыты, и этот день показался ей самым длинным в ее жизни. Клер посмотрела на голую стену, где еще утром висел гобелен Беатрис. Если бы она сейчас оглянулась, она бы увидела пылавшие в камине поленья, предупреждавшие ее об участи, которая ждет всех еретиков. Еще до того как ее заперли здесь вместе с Беатрис, предварительно забрав из покоев все ценные вещи, она успела заметить среди воинов де Монфора нескольких священников. В окружении двух монахов и личных капелланов Симона, во дворе стоял преподобный Ото, похудевший, но еще более озлобленный, чем прежде. Был там и черный монах с фанатично блестевшими глазками. Она помнила его по своему медовому месяцу, когда он в компании с другим священником приезжал в замок в надежде отыскать троих еретиков Жеральды. Теперь он явно стал членом свиты де Монфора.

Клер проглотила остатки вина, не обращая внимания на то, что оно отдавало уксусом. Однако согреться не удалось, ее по-прежнему знобило. «Лучше ни о чем не думать», — мысленно уговаривала она себя.

Загремел дверной засов, и пустая чаша полетела к ее ногам. Глаза Клер расширились от ужаса.

— Господин де Монфор хочет вас видеть, — объявил оруженосец Симона. Это был молодой человек, готовящийся к посвящению в рыцари, с таким же суровым взглядом, как у его хозяина, но не старше ее. — Немедленно.

— Но почему? — она невольно схватила себя рукою за горло, и взгляд ее метнулся к плясавшим в камине языкам пламени.

— Поторопитесь, госпожа, он не любит, когда его заставляют ждать.

А что будет, если она не поторопится? И оруженосец, и стражник у дверей хорошо откормлены и мускулисты, и им не составит никакого труда оттащить ее куда угодно.

— Моя свекровь умирает. Я не могу оставить ее надолго.

Оруженосец лишь указал рукою на дверь, и она заметила, как трепещут от нетерпения его ноздри. Оправив платье и высоко подняв голову, она прошла вслед за ним по залитой светом факелов винтовой лестнице в зал верхнего этажа замка. Предварительно постучав в дверь, оруженосец провел ее к де Монфору. Симон восседал на любимом старинном кресле Беренже. Его массивное тело занимало его полностью, одна обутая в сапог нога была поднята и опиралась каблуком на сиденье, другая была расслабленно вытянута. Несмотря на такую небрежную позу, Симон де Монфор был явно чем-то озабочен.

— Проходите, моя госпожа, — промолвил он, жестом приказав оруженосцу удалиться.

Дрожа, словно загнанная лань, Клер сделала два маленьких шажка вперед. Ее пальцы крепко вцепились в край платья, а спина была настолько напряженно пряма, что это лишь усилило ее дрожь.

Не мешкая, Симон поставил кубок на столик и, встав с кресла, прошел прямо к ней.

— Где твой муж? — приглушенно прорычал он. Клер была загипнотизирована холодной яростью его глаз, его могучим телом, подавлявшим ее волю. Ее колени уже тряслись так, что ей с трудом удавалось стоять на ногах. Было холодно, очень холодно.

— Вы заблуждаетесь, если думаете, что молчание вам поможет, — продолжал Симон.

Она непонимающе посмотрела на него.

— Будьте со мною покладистей, и ваше селенье не будет уничтожено… в противном случае… — он пожал плечами. — Вам давно пора знать о том, что бывает с пособниками еретиков.

Она закусила губу. Молчание стало невыносимо.

— Именем Господа! Отвечайте мне! — прохрипел Симон и, схватив ее за плечи, стал сильно трясти.

— Я ничего не знаю, — прошептала она. — А если б и знала, то все равно ничего бы тебе не сказала! — и ее зубы обнажились в презрительной усмешке.

«Наглая гордячка, — подумал про себя де Монфор, чувствуя, как она дрожит в его руках. — Мы и не такие крепости брали». От ее волос пахло лавандой. У Алаи волосы были куда хуже. А вот у этой такие густые кудри. Симон ощупал их своими пальцами, словно поток сияющего пламени. И тут он обратил внимание на полные, розовые губы, белоснежную колонну шеи, на то, как судорожно вздымаются ее груди. Де Монфору захотелось женщину.