Книга Будет все, как ты захочешь! - Марина Серова

Тишина была мне ответом.

– Вера Николаевна! – сказала я еще громче. – Я знаю, что вы там и что вы прячете в своих коробках. Хотите перечислю?

В ту же секунду дверь открылась. Я вошла в комнату отдыха продавцов. Мадам Верстакова стояла и смотрела на меня пунцовая, племянника ее не было видно. Но дверь в кабинет директора была закрыта, и я подозревала, что родственничек прятался именно там.

– Что вы кричите?! – гневно зашипела на меня Вера Николаевна и заперла дверь на ключ.

– А что, кто-то спит? – спросила я удивленно, оглядываясь по сторонам.

– Что вам нужно? Вы опять со своими дурацкими вопросами?

– Нет, Вера Николаевна, ну что вы. Наоборот, я пришла сказать, что знаю ответы на все вопросы. Я нашла настоящего убийцу горничной. Хотите скажу, кто это? Ой, что это я? Вы же сами знаете. Ведь знаете, Вера Николаевна?

– Что вы такое несете? Откуда я знаю?

– Ну как откуда? Вы видели в тот день убийцу, правда? Когда вернулись с прогулки, вы шли по коридору и увидели, как администратор заходит в шестой номер. Было такое? Что вы молчите? Было, Вера Николаевна, было… Вы видели Юлю Куштапову, но, когда вас опрашивали, как и всех в тот день, вы не сказали милиции ничего. Почему? Испугались? Кого? Чьи глаза вам снились по ночам? Администратора или убитой горничной?

– Да замолчите вы! – Вера Николаевна тяжело опустилась на стул, стоявший около стола, схватилась рукой за лоб. Теперь она была бледной, как луна.

– Это про Юлю вы сказали: «Черт бы побрал эту идиотку!»? Разозлились на нее, поняли, что из-за убийства вам теперь закрыта дорога в гостиницу?

– Как вы догадливы! Я чувствовала, что вы докопаетесь… Вы вцепились в меня, как клещ…

– Ради чего вы ездили в гостиницу, я знаю, – продолжала я, – и чисто по-женски вас понимаю…

– Да не понимаете! Как вы можете меня понять, деточка! Сколько вам лет? Не больше тридцати, я правильно говорю? А я разменяла шестой десяток! И все у меня есть: деньги, квартира, машина, домработница и даже дача – покупаю на днях. А любимого человека нет… Я так одинока! – Вера Николаевна поднесла к глазам платочек.

– Но это не оправдывает вас, вашу трусость. Из-за того, что вы не захотели или побоялись сказать тогда следователю, кого видели у дверей шестого номера, пострадал еще один человек. Другая горничная, накачанная клофелином, попала под машину и находится в больнице в тяжелом состоянии. Она догадалась, кто убил ее подругу, и пострадала из-за этого. И это – на вашей совести!

– Я не виновата! Я же говорила: я не убивала…

– Да, лично вы не убивали, но ваше молчание чуть не стоило жизни Соне Гладышевой.

– Ну, я же говорила, я ему говорила: надо пойти в милицию и все рассказать…

– Ага, «чтобы дальше не копали», так? А о чем это вы, Вера Николаевна? Что могут откопать такого страшного? Ваши делишки с наркотиками?

Мадам Верстакова перестала плакать. Она снова сделалась красной, как вареный рак. Подняла на меня испуганные глаза:

– Тише, тише, что вы! Какие наркотики?

В это время из двери ее кабинета выскочил молодой человек в черно-серой куртке. Он направил на меня пистолет и сказал:

– Что, допрыгалась, овца?! Тебе конец…

– Сцена вторая. Те же и Борис Сивачук. – Я сказала это спокойно – и не потому, что не боялась направленного на меня оружия, а потому что знала: вряд ли он станет стрелять в меня в магазине, где за дверью полно народа, да еще и при свидетеле.

– Борис, Борис, прошу, не надо! Убери это… – запричитала Вера Николаевна.

– Заткнись, тетя! Ты всегда была трусихой. – Племянничек продолжал держать меня под прицелом. – Ее нельзя выпускать отсюда: она слишком много знает.

– Это точно, – сказала я, – насчет того, что много знаю. Даже больше, чем вы думаете.

– Сядь, – приказал мне Борис и указал на стул, – и заткнись. Сейчас я решу, что с тобой делать. Допрыгалась ты, коза. Отсюда тебе не выйти.

– Боря, умоляю, это же мокрое дело! Боря, давай отпустим ее…

– Заткнись, тетя! Куда ты ее отпустишь? В ментуру? Она ведь сразу туда побежит…

– Нет, Борис, вы ошибаетесь. Я сначала сбегала в ментуру, а уж потом прибежала сюда. Вернее, допрыгала.

– Заткнись, я тебе сказал!..

– Боря, это вы тете своей велели заткнуться…

– Борис, убери пистолет! Мокрое дело… нас посадят…

– Вас и так посадят, – заверила я.

– Я знала, знала, что этим кончится… – плакала Вера Николаевна, заламывая руки.

– Заткнись, я сказал…

– Борис, какой вы нудный: пятый раз одно и то же!

– Боря, я же тебе говорила: надо идти в милицию и все рассказать, они бы арестовали эту администраторшу и дальше не копали…

– Вот, Борис, надо было тетю слушать, она правильно говорила.

– Тетя, я и тебя пристрелю вместе с ней, если не заткнешься! Старая корова!

– Борис, а вы хам! У вас все женщины овцы, козы, коровы… Ну вы и козел! – сказала я.

– Я же говорила, я знала, что все плохо кончится…

– Я вас обеих пристрелю…

– Не пристрелите. У вас курок не взведен.

– Что? – Борис посмотрел на свой пистолет, а я, пользуясь тем, что его внимание отвлечено, подскочила к нему и выбила ногой оружие у него из рук. Пистолет, описав в воздухе дугу, упал в угол комнаты. Я приемом скрутила Бориса, хотя он пытался оказывать сопротивление и я даже получила все-таки один удар кулаком в челюсть. Во время нашей непродолжительной борьбы Вера Николаевна бегала вокруг нас и причитала. Но когда увидела своего родственничка с заломленными назад руками, рухнула на стул, закрыла лицо ладонями и беззвучно зарыдала. В это время мы услышали, как продавщицы стучат в дверь:

– Вера Николаевна, вы в порядке? Что там у вас происходит? Может, милицию вызвать?

– Так, граждане уголовнички, сопротивляться бесполезно. Вера Николаевна, вы слышите? Дайте мне пояс от вашего платья. Да не от пальто, он слишком толстый, от платья. Что вы так расстроились, мадам? В тюрьме люди тоже живут…

Я связала Борису руки за спиной, причем он пытался брыкаться, но я дала ему один раз по такому болезненному месту, что он не решился больше рыпаться. В это время раздался стук в дверь:

– Татьяна, ты там? – услышала я родной голос моего старого друга Андрея.

– Там! – крикнула я, но открыть дверь не успела: кто-то из ребят выбил ее одним ударом. В комнату ворвались бойцы в пятнистой форме и положили всех нас на пол. Ко мне подскочил Андрей:

– Мать, ты жива? Цела? Ты не ранена?

– Ну зачем вы дверь-то выбили? – сказала я. – Я бы и так открыла.