Книга Ночной поезд в Инсбрук - Дениз Вудз

Так низко он еще не падал. Он не мог понять, каким образом все пошло по наклонной плоскости только из-за того, что он опоздал на поезд. Пытаясь привлечь к себе внимание окружающих, он еще больше усугублял ситуацию, вместо того чтобы исправить ее. Он уже не хотел переночевать в вестибюле отеля в надежде, что его никто не заметит, как он, вероятно, сделал бы раньше. Вместо этого он продолжал идти.

На ум ему пришла цитата из книги Китченера. Во время строительства железной дороги Китченер писал своему стряпчему в Англии, жалуясь, что в этой проклятой стране Бог чинит препятствия на каждом шагу. Ричард теперь понял, что тот имел в виду.

Он мечтал найти телефонный справочник с латинским шрифтом. А по-другому невозможно было найти номера дипломатов, которые обязаны были ему помогать. Они должны оказывать содействие туристам, попавшим в беду, но каким боком они помогут Ричарду, если даже не знают о его существовании? И почему тот шотландец не отнесся к нему по-человечески и не позвонил никуда от его имени? Почему?

Его силы, которые у него еще оставались, наряду с оптимизмом, были исчерпаны. Он медленно пошел по саду к воротам отеля, и тут его осенило. А что, если ему заночевать в саду под кустом? Проще не придумаешь. Так он и сделает. А если они его обнаружат, то, возможно, поймут, до какого состояния он дошел, и позвонят куда следует. Его жалкое состояние заставит их сделать это. Он побродил туда-сюда, пытаясь найти, куда бы приткнуться, но портье неотступно следил за ним взглядом. Ричард выругался. Оставалось только пойти прогуляться и вернуться позже, когда все забудут о его существовании. И тогда он тайно прокрадется, но уже не в сад, а в лифт, поднимется наверх и устроится на ночлег в коридоре. Даже если его там не найдут, у него, по крайней мере, появятся силы и четкость мышления, чтобы решить, как ему действовать дальше.

Он снова вышел на улицу. Подсохшая одежда царапала тело, а тяжелый день не стал ни капельки легче.

И тут он услышал, что за ним кто-то бежит. Он услышал голос. Голос с шотландским акцентом. Ричард обернулся и увидел того человека, который оказался не менеджером.

— Прошу прощения, — сказал он, задыхаясь от бега, когда поравнялся с Ричардом. — Я обо всем договорился. Если вы вернетесь в гостиницу, мы предоставим вам номер и всюду позвоним.

10

— Куда вы направлялись? — спросил шотландец, когда они шли обратно к отелю.

— Я и сам задавал себе этот вопрос. Ваш коллега вернулся от менеджера и вышвырнул меня.

— Я сам переговорил с боссом. Кстати, меня зовут Эндрю. Эндрю Шэнди.

Они пожали друг другу руки. Ричард пообещал себе навсегда запомнить имя человека, который протянул ему руку помощи. Они молча вошли в вестибюль гостиницы. Последнее время Ричард мог надеяться только на себя и, оказавшись под опекой, полностью отключил сознание. Он был доволен тем, что его куда-то ведут, как щенка, едва стоящего на ногах. Эндрю взял ключ у администратора.

— Мы не можем поселить вас на общих основаниях. Мы нарушаем закон, делая это, но если посольство возьмет всю ответственность на себя, все будет в порядке. А пока устраивайтесь.

Ричард уставился на ключ, качающийся у него перед носом. Он не ощутил ни душевного подъема, ни особого облегчения. Слишком долго он этого ждал. Потребуется время, чтобы вернуться к нормальной жизни. Кроме того, он был слишком поглощен мыслями о еде. Он знал, чего хочет: чай с тостом. И все, никаких изысков. Не надо обеда из трех блюд, о котором обычно мечтают люди, вышедшие из тюрьмы или пережившие снежный шторм (в данном случае — вышедшие из пустыни). Он ничего так не хотел, как подрумяненного ломтика хлеба.

Он все еще стоял, уставившись на болтающийся ключ.

— Может, мне вас проводить? — сказал Эндрю, показывая ему, как пройти к лифту. — Да, кстати, прошу простить меня за то, что хмыкнул по поводу вашего голодного вида. Просто здесь каждый день сталкиваешься с такой роскошью, с таким высокомерием, что иногда по горло все надоедает. Страна-то в таком жалком состоянии.

У Ричарда не было сил что-либо сказать. Он пошел за Эндрю по глухим коридорам, от одного вида которых становилось легче. Все избыточные удобства западной культуры, раскинувшиеся перед ним, приобрели сюрреалистичный вес. Смысл их был вовсе не в той физической пользе, которую они приносили, а в том, что они позволяли человеку считать себя частью какой-то общности. Он принадлежал к миру телевизоров, холодильников и унитаза со смывом. Все это составляло реквизиты его цивилизации, и какими бы излишними они ни казались, когда речь шла о простом выживании, именно эти вещи заставляли его почувствовать себя дома. Он двинулся к большой чистой кровати.

— Когда вы нормально ели в последний раз? — спросил Эндрю.

— Честно говоря, я и не помню даже.

— Что бы вы сейчас съели?

— Не отказался бы от тоста. Просто чай с тостом. Мой организм больше не выдержит.

— Я позабочусь об этом. И я принесу вам мазь от ожогов.

Руки Ричарда были красными, кожа потрескалась. Лицо — словно маска, приклеенная к голове.

— Спасибо.

К тому времени, как Эндрю закрыл за собой дверь, Ричард уже спал.

Он проснулся посреди ночи в своем убежище, оборудованном кондиционером. Каждая часть тела была окутана прохладой. Пятнадцать минут первого. На столе лежал поднос с давно остывшей едой. Несмотря на несколько часов сна, голова все еще кружилась. Жажда и усталость боролись между собой за право овладеть им. Несколько раз он глубоко проваливался в сон на короткий промежуток времени. Ему снились разные блюда, а живот прихватывало от голода. Но он все еще был очень слаб и не мог двигаться, поэтому снова и снова проваливался в сон, пока жажда не поборола его. Он заставил себя встать, взял с подноса бутылку воды и выпил ее, затем позвонил в службу доставки еды в номер. Аппетит еще не проснулся, но алчное воображение уже разыгралось. Выпив еще воды из холодильника, он свалился в ванную. Ничто, кроме еды, не могло его оторвать от сладкого звука льющейся воды, которая смывала засохшую корку пятидневной грязи с дороги, поэтому когда раздался стук в дверь, он неохотно поднялся.

От одного только вида тоста у него разыгрался аппетит. И он заказал еще, прежде чем официант успел выйти из комнаты. Он осушил два чайника чая и съел все, что ему принесли: тост с яичницей, картофель фри и даже десерт. Полуночная пирушка, о которой он и мечтать не смел. А потом он уснул, объевшись до тошноты, но собирался съесть еще больше, когда проснется.

Когда он все-таки проснулся через некоторое время, его вывернуло наизнанку, и все, что он съел, вышло обратно. Организм готов был расквитаться за все, чему его подвергли, но, по крайней мере, он любезно согласился подождать, пока Ричард не окажется в отдельном номере с водой и, что самое главное, с отдельным туалетом, потому что всю оставшуюся ночь он провел именно там, корчась в судорогах. Чуть позже, когда уже стало светать, он лежал на кровати полностью раздавленный, пригвожденный тяжестью собственной усталости, слишком отупевший, чтобы ясно соображать, чтобы подумать о том, что стало с Фрэнсис. С наступлением дня он уже не понимал, что происходит, и ему едва хватало сил, чтобы продолжать пить, потому что уже это казалось невыносимо трудным — усилие, предпринять которое было выше его сил. Когда он спал, ему снились ужасы, обычно преследующие заболевших людей, а в перерывах между ними он блуждал в потемках и не мог понять, где он.