Книга Коулун Тонг - Пол Теру

Мейпин — мальчишка-заморыш, примостившийся на краешке стула — не отводила пристального взгляда. Ее руки не шевелились. Чеп решил, что их положение означает «да».

Женщина-портье — та самая, с эмблемой производства «Империал стичинг» на пиджаке — подала им регистрационную книгу. Затем попыталась разобрать корявый почерк Чепа.

— Невилл Маллерд, — подсказал он.

— И вам номер на двоих, — продолжила женщина.

Интересно, давно ли они перестали употреблять слово «супруга»?

— Наши чемоданы привезут, — сообщил Чеп.

— Я скажу Олли, чтобы проследил.

Олли, несущий вахту между пальмой в кадке и висящей на стене старинной картой в раме, вытянулся по стойке «смирно» и отдал честь. На его пиджаке тоже была эмблема от «Империал стичинг».

Номер был с видом на море. Раздвинув шторы, Чеп заметил: Мэйпин села в кресло и смотрит в окно. Он выключил настольную лампу; отблески цветных огней Макао умиротворяюще озарили комнату. Чеп подошел к креслу Мэйпин сзади, положил руки ей на плечи. Он хотел ее ободрить. Спустя несколько минут он сделал ей некое предложение — без слов, лишь решительным прикосновением; помог Мэйпин встать. Подвел ее к двуспальной кровати с той стороны, куда падала тень.

Мэйпин, не раздеваясь, легла поверх покрывала, сложив свои маленькие руки на груди, глядя, как плещутся на высоком потолке полупрозрачные волны света. Чеп последовал ее примеру. Безмолвные, вытянувшиеся параллельно друг другу, они были словно мраморные изваяния рыцаря и его жены с надгробия, которое Чеп как-то видел в Англии, в церкви неподалеку от Уортинга, где жил дядя Рон. Тогда Чеп был так мал, что сумел как следует рассмотреть статуи лишь после того, как перелез через ограду и встал на цыпочки. Ему врезалось в память, что рыцарь с женой лежали одетые и в головных уборах — мужчина в шлеме, женщина в чепце. Его впечатлили их ноги с торчащими кверху пальцами. Для него это мраморное изваяние всегда означало не смерть, но супружество, дрейф рука об руку по морю житейскому; вплоть до сегодняшнего дня Чеп даже не надеялся обрести такую горизонтальную гармонию и счастье.

Сегодня тишину нарушали только корабельные сирены, да ворвавшийся на мгновение рев мотоцикла, который промчался, подскакивая на португальских булыжниках, да дыхание самого Чепа. Мэйпин не издавала ни звука. И так они лежали, и блики, мелькавшие на потолке, освещали их обоих. Тоненькое платье Мэйпин обтянуло ее тело, и стали видны хрупкие ребра. Чеп вновь почувствовал исходящий от нее жар; хотя их тела не соприкасались, жар до него добрался.

— Вы как, нормально? — спросил он.

— Да, — произнесла она. Этим было сказано все.

Впав в транс, Чеп вновь ощутил во рту вкус вина, в котором было растворено слово «люблю», словно это вино — редкостная разновидность чернил, служащая для начертания красивых слов на его плоти. Да и кровь тоже — чернила: только она для других слов. «Ага, — сказал себе Чеп, — я пьян».

— Как я счастлив.

Казалось, он вышел из потока времени и, неподвластный его ходу, наблюдает за ним со стороны, с берега, где и не слыхали о часах. Он сознавал, что изменился бесповоротно. Сама его поза — на спине, руки сложены, будто для молитвы, лицо запрокинуто, пальцы ног торчат вверх — была обетом. Таким же обетом, как поза Мэйпин. Она скорбит по подруге, но обретет счастье, когда он исполнит свою мечту, — с ее позволения, конечно. Он вновь увидел себя с ней в английском поместье день ненастный, они смотрят из окна на мокрые деревья. Мэйпин не говорит ни слова, но она счастлива. В доме больше ни души, и в саду никого нет, и среди холмов — тоже никого. В камине пылают огромные поленья.

— Скажите что-нибудь.

— На корабле мне было грустно, потому что я увидела одну вещь, — проговорила она.

— Что вы увидели?

— Остров Ланьтао. Деревня Гоу Чжоучу, — пояснила она. — Я была там.

— Вы там жили?

— Просто была немного, — сказала она. — Моя семья — из Хуэйчжоу, это на реке, почти пятьдесят миль от Шэнчжэня. В Шэнчжэнь не пускают без пропуска. Тогда мы ехали в Наньтоу, это порт. Западней, чем Шэнчжэнь.

Для Чепа все эти названия были пустым звуком.

— Сколько вам было лет? — спросил он.

— Десять лет назад, — ответила Мэйпин.

Пятнадцать лет. Он явственно увидел ее, щуплую и маленькую, повязанную платком, в неуклюжем хлопчатобумажном балахоне и шлепанцах, с пластиковой сумкой, с какими они все ходят.

— Моя тетушка отводила меня в один дом в деревне. Нашла змееголового и дала ему денег — почти тысячу — за рыбацкий пропуск. Потом мы ждали. Днем пограничники смотрят, а ночью их нет. Мы искали лодку.

В гавани Макао взревел «туманный горн»; этот звук раздался очень явственно, словно корабль был пришвартован прямо к стене отеля.

— Мы нашли рыбака, который сказал, что меня берет. На рыбацком судне может плыть любой, у кого есть пропуск, но пропуска продают одни змееголовые. На лодке были другие женщины, много беременных. Они хотели ехать в Гонконг за счастьем.

Красиво подсвеченное, атласно-гладкое лицо Мэйпин в этот миг казалось выточенным из слоновой кости. Даже если бы она не разговаривала с ним, Чеп смотрел бы на нее неотрывно, дивясь изяществу черт.

— Я была с рыбаком. Он управлял лодкой, а погода была очень плохая. Ветер и волны. Устье реки Чжуцзян — как океан. Лодка качалась с бока на бок, и в темноте я ничего не видела. Я боялась, нас остановят. Капитан сказал: «Что с тобой?», а я сказала, что боюсь. Он сказал: «Я им скажу, ты моя дочь». Он засмеялся, подошел ко мне и стал меня трогать.

На миг она умолкла, словно набираясь духу для продолжения рассказа. И вскоре заговорила вновь:

— До него меня никто никогда так не трогал.

— Вы закричали? — спросил Чеп.

Качая головой — скорее в знак печали, чем в отрицательном смысле, — Мэйпин пояснила:

— Я спросила его: «У тебя есть дочь?» Он ничего не сказал, и я поняла, что да, есть. Я спросила его: «Ты хочешь, чтобы какой-нибудь мужчина так с ней сделал?»

Чеп был тронут этими словами, исполненными непорочной чистоты. Сцена явственно представилась ему: рубка рыболовецкого траулера, мужчина и девушка, противостояние.

— Ему было очень стыдно, — сказала Мэйпин. — Рано утром мы подошли к какой-то земле. Мы прыгнули в воду — там неглубоко. Нас встретил змееголовый. Он забирал у меня все деньги, которые остались. Мне было очень грустно, что у меня нет денег. Потом я познакомилась с А Фу. Она приплыла на той же лодке, но она была с беременными женщинами. Мы помогали друг другу. Это было на острове Ланьтао, около деревни Гоу Чжоучу. Мне было очень грустно, когда я видела деревню сегодня.

Слушать дальше было бы для Чепа невыносимо. Он не желал ничего узнавать — по крайней мере сегодня. Приставания рыбака и ее исполненная достоинства отповедь… просто сердце разрывается.