Книга Волшебная палочка крупного калибра - Марина Серова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты ее случайно не прямо из горлышка собрался пить? — осведомилась я.
— Прямо из горлышка и без закуски. Но если вам так тяжело и вы брезгуете, можете портвейн открыть. По бутылочке в ручки и…
Дальше Леха зашептал мне на ухо:
— Пить все равно придется! Для конспирации!
— Придется, — горько согласилась я и потянулась за портвейном.
Леха зашептал на ухо Дмитрию Алексеевичу:
— Присоединяйся! Для конспирации!
При этом Леха лукаво подмигнул.
Больно было смотреть на кислую мину Дмитрия Алексеевича при первом же глотке разбавленного спиртом тарасовского портвейна. Про Лидию и говорить нечего. Но еще больнее было делать довольный вид в то время, как горькое пойло обжигало горло мне самой. Однако иначе нельзя. Роль необходимо играть до конца.
Время тянулось ужасно медленно. В притоне ничего примечательного не происходило. Телохранитель Животина молчал и пил водку. И при этом время от времени приходилось прикладываться к бутылке нам. Со всех сторон на наши многострадальные уши обрушивался поток матерной ругани. И никакие наушники не могли меня от нее уберечь. Бутылки с портвейном опустели на треть, когда к нам присоединился старичок, синяки под глазами которого были четко очерчены и имели болезненный цвет.
— А, дядя Сережа! — воскликнул Леха. — Водочку будешь?
— Буду, — отрывисто кивнул дядя Сережа, вырвал из рук Лехи бутылку и надолго к ней присосался.
Облегчив бутылку, старик шумно выдохнул, вытер губы и жалобно спросил:
— А портвейнчик не подарите?
Получив желаемый презент, дядя Сережа скрылся в дальнем углу подвала.
В это время в притоне появились двое молодых людей в потрепанных кожаных куртках, коротко стриженные, с тупым маслянистым взглядом.
— Когда же мы наконец по-человечески заживем? — обратился тот из них, что казался повыше и покрепче, к тому, что пониже и похилее. — Надоели мне эти алкаши!
— Никогда, — последовал ответ. — Наркоманы — с одной стороны, конечно, создания более утонченные, чем алкаши, но с другой — такие же отбросы общества. А чтобы по-человечески зажить, человеком быть надо, с головой дружить. А твоя голова где? Проколол ты свою башку вместе с венами!
Но молодой человек, которому надоели алкаши, больше не слушал приятеля, и вряд ли его теперь интересовала человеческая жизнь. Внимание наркомана переключилось в другую сторону.
— Витек пришел, — молвил он. — Дозняк привез.
Услышав эти слова, другой наркоман отыскал взглядом Витька, которым, как мне стало ясно секундой позже, являлся телохранитель Сергея Александровича, и бросился к нему с распростертыми объятиями. «Витек» вежливо отстранился. Я нажала на диктофоне на «play».
— Привез? — голосом, дрожащим от нетерпения, задал вопрос наркоман.
— Привез.
С этими словами телохранитель Животина засунул руку в карман джинсов. Я сделала вид, что рассматриваю плеер, а сама тем временем зафиксировала момент передачи Зноевым наркоманам двух стеклянных ампул.
— Хороший? — озабоченно поинтересовался наркоман, мечтающий жить по-человечески.
«Витек» кивнул.
— Люди просили передать, не пожалеешь! Ну все, я пошел.
Сказав это, «Витек» встал на ноги, резко развернулся к выходу и зашагал прочь.
— Где баяны? — спросил высокий и плечистый наркоман.
— Здесь они, здесь, родимые! — сладостно улыбаясь, приговаривал его приятель, доставая из кармана рубашки одноразовые шприцы.
Я решила заснять момент, когда наркоманы будут впрыскивать себе в вены наркотик. Тем временем некоторые обитатели притона принялись укладываться спать. Только сейчас я заметила, что в одном из концов подвала имеется небольшая дверца, ведущая в некое помещение, откуда алкоголики и наркоманы выносили матрацы, которые правильнее было бы назвать кучей лохмотьев.
Наркоманы закатали рукава, надломили ампулы, откачали из них шприцами раствор и ввели иглы в вены. Кадр следовал за кадром.
— Где же приход? — озадаченно спросил тот, что пониже и пощуплее, несколько секунд спустя.
— А черт его знает, — задумчиво почесал затылок его приятель. — Может, героин левый попался?
— Если так, Витьку больше не жить! Пусть он хоть в тысячу раз здоровее меня!
В этот момент из дальнего угла подвала раздался истошный вопль дяди Сережи:
— Караул! Грабят! Милиция! Пацаны! Грабеж средь бела дня!
Дядя Сережа выскочил на середину подвала, прямо под круг света, образованный лампой. К груди он прижимал початую бутылку портвейна. Я подумала, что «белый день» давным-давно закончился.
— Помогите! Господи Иисусе! Люди добрые! Грабят! Маменька родная!
Далее на сцену выбежали два здоровенных пьяницы среднего возраста, с щеками, покрытыми густой черной щетиной.
— Не выкаблучивайся! Отдавай портвейн! — потребовал один из них, с косматыми бровями.
— Не отдам!
Леха поднялся на ноги.
— Отстаньте от него, — спокойно сказал он. — Я ему дал портвейн.
— Че-го? — спросил другой алкоголик, с красным лицом и уродливой родинкой на носу.
— Того! Отстаньте от него!
Внезапно под глаз Лехе вписался огромный волосатый кулак.
Не вмешаться я не могла. Мои ноги распрямились сами собой, будто пружины. И секунды не прошло, как пьяница уже лежал на полу, брюхом кверху, раскинув руки и ноги в разные стороны, со сломанной кистью. Он потирал ушибленный затылок. Разъяренный приятель поверженного алкоголика хотел было ринуться на меня, но тут же лег рядом со своим другом. Все обитатели притона ошарашенно смотрели на меня.
В этот момент все услышали сдавленный крик одного из тех двух наркоманов, которым Зноев вручил наркотики, а именно того, что похилее. В моих наушниках этот крик отдался тысячекратным эхом:
— Черт, черт!
Я обернулась и увидела, что наркоман медленно оседает на пол, схватившись за сердце. И едва успела зафиксировать этот момент на пленку.
— О боже! — закричал наркоман повыше и поздоровее и тоже приложил ладонь к сердцу.
Мгновение спустя оба наркомана скорчились на полу. Обитатели притона притихли. К наркоманам подобрался один из бомжей, взял в ладонь запястье сначала одного, потом другого и констатировал:
— К богу пацаны отправились. Или к сатане. Передоза!
Фотоаппарат заснял все, что положено. Я выключила записывающее устройство диктофона. На всякий случай сама пощупала пульс наркоманов и удостоверилась, что житие их на грешной земле окончено. Доказательств вины Животина у нас в руках оказалось предостаточно. Теперь можно надолго отправить незадачливого бизнесмена за решетку. Больше в притоне нам делать было нечего. Правда, я чувствовала: остается невыясненным что-то еще.