Книга Легенда об Ураульфе, или Три части Белого - Марина Аромштам

— Проклятье! И это охотники? Жалкие слизни! И все — из-за косоглазого?

— Дело не только в нем. Дело в Коварде. Ты слыхал? Он не носит красную шляпу. И на лосей не ходит.

— Ковард всегда был чокнутый. У него в башке одни кейрэкские бредни. И он совсем помешался, когда волки отгрызли ноги его любимой сестричке.

— А я слыхал, что не волки. И это было в ту ночь, когда ты охотился с Ковардом. Говорят, что он считает тебя виноватым. Будто тебе известно, откуда взялись плешеродцы. — Гимрон поглядывал с насмешливым интересом: как ответит Барлет?

— Мне плевать, что считает Ковард. Теперь ему не удастся сплавить сестричку с рук. Придется терпеть калеку, пока она не загнется. Вот он и злится.

— Барлет, а дочка Моховника была хороша, признайся! Ты даже строил планы…

— Заткнись… Так значит, этот болван не носит красную шляпу? Будет теперь ловить тараканов и продавать на рынке?

— Ковард сражался в предгорьях. И ходит теперь в героях. (Барлет заскрипел зубами.) Ураульф его наградил: Ковард теперь — предводитель Лесного дозора. Разъезжает по Лесу с такими же, как и он. Он знает охотничьи тропы, знает наши обычаи. Его нелегко обмануть. Нашим ребятам не нравится с ним встречаться.

— Мелкие Духи! Я до него доберусь.

— Как бы он до нас не добрался. — Гимрон получал удовольствие, поддразнивая Барлета. — И знаешь, есть еще новость. Совет объявил о Дне красоты.

— Косоглазый собрался жениться?

— Ураульфу предложат на выбор сорок нарядных красоток. Ту, что объявят лучшей, положат к нему в постель. Ты, кажется, радовался, что кейрэки покинули остров? А скоро от косоглазых здесь будет не протолкнуться. — Гимрон потянул себя за краешки глаз.

Новость взбесила Барлета:

— Я не дам косоглазому пустить на Острове корни.

— Ой! Он тебя испугался. Или ты собираешься за несколько смен светил изнасиловать сорок красоток? Ты, конечно, того, могуч. Но, боюсь, не успеешь. Разве только тебе помогут. — Гимрон с притворным сочувствием взглянул на Барлета.

Барлет, не глядя на брата, вдруг натянул сапоги, вскочил и схватился за плетку.

— Ты куда?

— Есть одно дельце. Ты подкинул неплохую идею. Кое-кто мне поможет…

— Братец! Я пошутил.

Барлет осклабился:

— Не принимай всерьез. Мне плевать на красоток. Хочу подышать свежим воздухом.

— Что ты задумал? — Гимрон слегка побледнел. — Ты же не… Барлет, ты забыл? Колдовство на Лосином острове запрещено. Это… хуже лосиной охоты.

Барлет коротким движением плетки стегнул ни в чем не повинное кресло:

— Говоришь, колдовство — хуже лосиной охоты? Вот и проверим.

* * *

Придурок спал на соломе, свернувшись калачиком, засунув ладони под мышки. Во сне застывшая, наклеенная улыбка оставляла его, и лицо мальчишки могло показаться красивым. Барлет взглянул — и почувствовал брезгливую жалость, беспричинную злость и желание больно ударить. Правда, мальчишка никогда не кричал от боли. Он плакал тихо, почти беззвучно. Такие слезы не могли утолить раздражение. Они вызывали ярость и желание бить сильнее. И Барлет опасался, что однажды, поддавшись соблазну, случайно убьет Придурка. А этого делать нельзя. Мальчишка — залог его власти.

Барлет тряхнул Придурка, вырывая его из сна. Тот вскочил, тараща глаза.

— Седлай мою лошадь. Поеду в горы. Если что будет не так, спущу с тебя шкуру. Понял? Шевелись! — На всякий случай Барлет влепил Придурку затрещину. Тот дернулся, всхлипнул, утерся — и принялся за работу. Барлет наблюдал: движения рук мальчишки притягивали к себе взгляд. «Ведьминское отродье!» — Барлет передернул плечами, стараясь освободиться от привычного наваждения.

— Все сделал, как надо?

Придурок кивнул. Барлет на всякий случай наградил его новой затрещиной, влез в седло и коротко приказал:

— Снимай рубаху!

Мальчик смотрел с испугом.

— Слышал, что говорю? До утра обойдешься.

Придурок подчинился.

Барлет скомкал рубаху, сунул в дорожную сумку и ускакал.

* * *

Придурок, постукивая зубами, нашел в углу мешковину, накинул на плечи и уселся, подтянув к подбородку колени.

Дядя Барлет очень смелый и носит красную шляпу.

А Придурка никогда не берут на охоту. Потому что Придурок — урод. У него больная спина. Там впадины — как колеи. Будто кто-то проехал по его спине на телеге. Дядя Барлет говорит, урод недостоин охоты. Он даже жить недостоин. И Придурку хочется провалиться сквозь землю.

А иногда, при людях, когда в усадьбу приезжают другие охотники, дядя Барлет говорит:

— Поедем с нами, Придурок!

Но потом всегда добавляет:

— Нет! Лучше дома торчи. А то взгляну на тебя — и тянет блевать. Приходится выбирать — охотиться или блевать!

Охотники громко смеются, когда дядя так шутит.

А на Придурка посмотришь — ему вроде тоже весело. Он всегда улыбается — и когда над ним насмехаются, и когда заставляют работать. Даже когда его бьют. Из глаз текут слезы, а губы, как деревянные, растянулись в улыбке.

Это из-за змеи. Придурок боится змей. Никаких зверей не боится — даже больших и сильных. Только змей. А ему однажды подложили в башмак веретеницу. У веретеницы нет ядовитых зубов. Но она извивается. Придурок прижал ее пяткой, и змея его укусила. И Придурок с тех пор улыбается. И за это его называют Придурком. За это — и за перчатки.

Придурок носит перчатки, длинные, до локтей, из толстой блестящей кожи, — и в дождь, и в жару, и в холод. И дядя Барлет следит, чтобы перчатки не рвались.

Придурок снимает их поздно ночью, когда никто в усадьбе не может его увидеть. И лошади тянутся к нему мордами — просят, чтоб он их погладил. И никогда не лягаются. И слушаются Придурка.

Придурок этому рад. И рад, что его никогда не берут на охоту. Он не может смотреть, как умирают лоси. А убитого лося не может освежевать! От вида лосиной крови у него опухает лицо, стекленеют глаза и на губах выступает пена.

Это случилось впервые, когда в конюшне жил Висли — вислоухий щенок Придурка. Висли достался Придурку слепым и готовым к смерти. Но Придурок не дал щенку помереть — выкормил из бутылки.

Об этом никто не знал. Ни одна живая душа. Придурок устроил в дальнем конце конюшни что-то вроде норы. А Висли был очень послушный и никогда не лаял. Успей тогда Придурок шепнуть ему «Место!», щенка бы никто не заметил. Но Придурку было так плохо, что он ничего не сказал. И Висли неправильно понял, что ему надо делать.

* * *

Он сразу учуял неладное — когда заскрипели ворота и двое втащили мальчика на руках в конюшню.