Книга Добрый доктор - Дэймон Гэлгут

— Да. Она. Из сувенирного магазина…

Он смотрел на меня, но, когда я вскинул голову, опустил глаза. Отвел взгляд.

— И что она?

— После приема. Когда меня все обступили. Она подошла ко мне. Сказала, что у нее большая проблема, спросила, могу ли я ей помочь.

И он умолк, но я обо всем догадался сам. Слово повисло в воздухе. Оставалось лишь его произнести:

— Беременна.

Он кивнул. Сглотнул — громко, отчетливо.

— Она попросила вас сделать операцию.

Он снова кивнул.

Меня обуяло спокойствие. Неестественное спокойствие, абсолютная бесстрастность. Я сказал ему:

— А мне вы зачем об этом рассказываете?

Он попытался что-то сказать, но лишь беззвучно разинул рот; я осознал, что правдивый ответ — выше его сил. Он лишь прошептал:

— Мне нужно… нужен ваш совет.

— Лоуренс, аборты больше не считаются преступлением. Вы вправе ей помочь.

— Она… она не хочет, чтобы это было сделано здесь.

— Тогда где же?

— Там. В домике.

— Это же безумие.

— Я знаю. Но она панически боится чего-то. Или кого-то. Хочет, чтобы я приехал туда поздно ночью. Тайно.

— Почему?

Он передернул плечами; в этом жесте выразилось все его отчаяние. От гордости и уверенности в себе, как на давешнем собрании, не осталось и следа; передо мной был растерянный юнец, нуждающийся в помощи.

Я спросил:

— И как вы собираетесь поступить?

— Не знаю.

— Но когда ей нужно?..

— Скоро. В точном сроке я не уверен, но скоро. Фрэнк. А что, если…

— Что?

— Не могли бы вы… не возьметесь ли?.. — Он снова передернул плечами.

— Вы что же, хотите попросить, чтобы я это сделал?

Он вымученно улыбнулся:

— Даже не знаю. Мне тут пришло в голову… Вы… мне показалось, вы с ней знакомы.

— Но, Лоуренс, — возразил я, — она же именно к вам обратилась.

Это была правда. Если бы он не осуществил свою затею с поликлиникой, если бы он не отправился именно в ту деревню, он больше никогда в жизни не увиделся бы с Марией. Некая часть моей натуры — черствая, загрубевшая, сокрытая на самом дне моей души — испытала определенное удовлетворение. Лоуренс грезил о том, как придет к людям, как будет делать широкие символические жесты перед восторженной публикой, но, едва столкнувшись с реальностью, растерянно развел руками.

Конечно, я не собирался оставаться в стороне. Конечно, я решил выяснить, что произошло. Конечно, я сознавал, что должен вмешаться. Но покамест испытывал невеселую радость от того, что Лоуренс сам себе выкопал яму.

Той же ночью я поехал к ней. Ехал, не зная наперед, что ей скажу. В последний раз я был у нее незадолго до поездки в город. Тогда я обещал ей вернуться на следующую ночь, но так и не выбрался.

Дорогу опять преграждал кордон. На вопрос: «Куда едете?» — я ответил: «Просто катаюсь». Эта фраза заметно озадачила молодого солдата, приказавшего мне съехать на обочину. Он заставил меня выйти из машины и распахнуть все дверцы, чтобы он мог провести доскональный обыск: под сиденьями, между сиденьями, в бардачке, в багажнике, под капотом. Ничего не обнаружив, он был вынужден меня отпустить. Но дальше я отправился с чувством вины. Точно и впрямь вез сверхсекретную контрабанду.

Перед хибаркой стояла белая машина. Та или не та, которую я видел у дома Бригадного Генерала? Я проехал мимо, не останавливаясь. Ждать было бессмысленно, но я решил сдержать слово — просто покататься. Я ехал во тьме, преодолевая милю за милей. Наконец, немного не доехав до эскарпа, я свернул на обочину и остановился. Ночь была теплая, небо кишело звездами. Со всех сторон посвистывала на ветру трава. Я присел на горячий капот машины и уставился во мрак.

Мне было хорошо вдали от всех и вся, в одиночестве. На какое-то время даже показалось, что моя жизнь существует отдельно от меня, точно шляпа или рубашка, которую я уронил на пол и могу задумчиво отпихнуть ногой. И тут меня посетило странное видение.

Я увидел со стороны, как вхожу в хибарку Марии. Мария выглядит как обычно, но платье на ней совсем незнакомое — желтое, блестящее. Я подошел к ней и взял ее руки в свои — так, как никогда не делал раньше. Чувство, нахлынувшее на нас теплой волной, требовало не слов, а действий.

Я сказал ей:

«Мария, поедем со мной».

Она растерялась. Не поняла, что я хочу этим сказать.

«Нет ничего невозможного, — сказал я ей. — Поедем со мной».

«Но я должна стеречь магазин».

«Нет. Ты меня неправильно поняла. Ты думаешь, мы поедем ненадолго? Нет, мы поедем навсегда. Уедем отсюда. Все бросим. Твою работу, мою работу. Твой дом, мой дом. Мы поедем в большой город, поженимся и будем жить вместе, начнем все заново. С самого начала».

Она покачала головой.

«Поедем, — твердил я. — Я тебе не лгу. Нет ничего невозможного».

И я осознал, что так и есть. Осознал, как легко перевернуть мир.

Но вдруг что-то изменилось. Мария покачала головой. Платье на ней было уже другого цвета. Будущее, ускользнув от меня в теплом сумраке, истаяло. Не те чувства. Не тот возраст. Поздно! Силы оставили меня. Я слез с капота, сел за руль и поехал обратно.

Белая машина все еще стояла у хибарки.

Я вернулся в больницу. Мой мир дожидался меня на своем обычном месте. Темные здания, внутри лишь разруха да пустота. Комната с моим скудным имуществом. Лоуренс Уотерс, спящий с запрокинутой головой.

Я долго стоял рядом. Рассматривал его. В полумраке его лицо казалось еще моложе, чем на самом деле. Оно выглядело недостаточно юным для детской невинности, но все равно слишком мягким и бледным, беззащитным перед грубой силой. Эту грубую силу воплощал в себе я. Меня осенила невесть откуда взявшаяся мысль: «Как легко размозжить голову спящего! Один сильный, резкий удар подходящим орудием — и готово дело».

Потому что теперь я понимал: это он — мой враг. Враг не снаружи, не во внешнем мире, не за оградой больницы. Враг проник внутрь. Пока я спал.

Мало ли что ночью взбредет в голову. Но раньше у меня никогда не бывало таких мыслей. Ужасно, каким будничным, каким непроизвольным может быть помышление об убийстве. Я шуганул эту мысль, а заодно и себя самого со всей моей озлобленностью — и лег спать.

XIII

Однако ночные мысли больше не рассеивались вместе с темнотой, а стали потихоньку прокрадываться и в нормальную, дневную жизнь. Я не отступал от заведенного порядка: выполнял свои обязанности, был верен своим привычкам. Но мое лицо сделалось забралом, за которым скрывался чужак. Не то чтобы совершенно незнакомый. Темный близнец, вернувшийся после долгой отлучки…