Книга Тринадцатая редакция - Ольга Лукас

– Так, я тебя обещал разбудить – бужу! – сообщил он. – Ну-ка, подними голову!

Дмитрий Олегович в ответ только поуютнее укутался в одеяло – опять явился этот зануда! Сейчас начнёт уговаривать его ну сегодня-то обязательно сходить на физкультуру, потому что бегать кросс – это так увлекательно, а ещё можно остановиться где-нибудь на полпути и нахально покурить – ага, а потом бежать дальше, с трудом восстанавливая дыхание. Как будто нельзя взять да и прогулять этот чёртов кросс и курить, сидя на крыше, сколько вздумается.

– Повторяю – подними голову! – приказал Джордж.

– Да отвяжись ты от меня! – пробурчал Дмитрий Олегович, поворачиваясь лицом к стенке.

– Перехожу к агрессивной форме воздействия, – предупредил Джордж, вытаскивая из-под беззащитного товарища подушку и щедро поливая её холодной водой из заранее припасённой пластиковой бутылочки.

– Отдай сюда подушку! – весьма внятно возмутилась жертва.

– Пожалуйста, забирай, – не стал сопротивляться Джордж. – Словом, ты разбужен, этот пункт выполнен, я убежал. Встретимся как-нибудь потом.

Тот, кто когда-нибудь прикладывался тёплой со сна щекой к мокрой, холодной, отвратительной подушке, легко поймёт Дмитрия Олеговича. Нет, он не злился, не гневался и не посылал вслед вероломному другу проклятия необратимого характера. Он сидел на своей кровати, сбросив на пол мокрую подушку (тётушка, которая каждый день приходит сюда наводить порядок, подберёт её и сменит наволочку), и хохотал. Хохотал тихо, сдержанно, но при этом – на всю катушку. Стоило, наверное, хотя бы ради этого попросить Джорджа разбудить себя рано утром. Кстати, а зачем, собственно, было так рано вскакивать? Ах, ну конечно же, надо подготовиться к встрече с Машей – пора заняться ею вплотную, пока Анна-Лиза не повесила ему на шею своего клиента. Ну, и между делом неплохо бы выяснить, что приключилось с этим истинно народным героем, с Егорием Храбрым, какая муха его укусила с утра пораньше.

Истинно народный герой, кстати, совсем не так представлял себе это утро. С тех пор как Димка завёл привычку останавливаться у него во время своих визитов в Петербург, Джордж всё ждал, когда же тот попросит его, как в школьные годы, поработать живым будильником. Живой будильник отличается от любого, даже самого хитроумного механизма тем, что от него невозможно отделаться вообще никак: он будет ласково упрашивать, строго требовать, он начнёт рассказывать интересные истории, тормошить, уверять, что за окном отличная погода, что на соседней улице поют и пляшут очередные сектанты в разноцветных хламидах и так далее.

«Как будет чудесно вспомнить эти милые беззаботные времена!» – мечтал Джордж, бодро шагая ранним утром в сторону тира.

В стрельбе он упражнялся почти каждый день – в милицейском тире неподалёку от «Квартиры самурая». Стрельба была очередным спортивным увлечением Джорджа – именно спортивным, не больше, он совершенно точно знал, что не сможет выстрелить в человека, хотя воображать на месте мишени физиономию какого-нибудь сиюминутного врага он любил. Но дальше игры воображения дело не заходило. Джорджу хватило его школьного опыта, когда он, справедливо мстя, как ему казалось, зловредной училке, направил ей в глаза струю из газового баллончика. Лучше бы он брызнул себе в глаза, честное слово. Было бы больно, но не стыдно. Но товарищи по тиру конечно же не знали, с каким пацифистом они имеют дело, и всецело одобряли настрой хозяина ресторана, всегда готового дать отпор кому угодно (ну, только не им конечно же, только не служителям закона). По-своему они его даже уважали и не раз, если уж начистоту, приезжали по первому зову в «Квартиру самурая» – наводить порядок и утихомиривать простых подгулявших посетителей. С непростыми разбиралась местная служба безопасности. Кстати сказать, именно благодаря симпатии органов правопорядка к демократичному Джорджу, секретный (но вовсе не секретный для тех, кому надо!) офис партии «Народный покой» избежал нескольких обысков – потому что ничего серьёзного там всё равно найти было нельзя, а зачем из-за мелочовки нормального пацана тревожить?

Сегодня утром, выпустив, как и планировалось, целую обойму в воображаемую Анну-Лизу и готовясь выпустить ещё одну, Джордж был вынужден прерваться на телефонный звонок из ресторана. Нескольких произнесённых старшим менеджером условленных фраз, якобы вполне невинных, хватило для того, чтобы Джордж позабыл и об Анне-Лизе, и даже о спящем в его квартире школьном друге. Потому что случилась крайне скверная вещь – один поставщик, снабжавший ресторан не вполне легальным продуктом, просигнализировал, что его практически застукали. Так что он смывается от греха подальше, а старым клиентам советует, во-первых, искать новый источник товара, а во-вторых, а может быть, и в-главных – получше его прятать.

Невозмутимо отложив в сторону оружие и кивком подозвав служителя тира, Джордж распрощался со всеми, сославшись на долг гостеприимства – дескать, совсем забыл, ко мне тут друг из Москвы приехал, надо его развлекать, а то ему скоро обратно. История, в которую он влип – вернее, мог влипнуть в любой момент, – была достаточным основанием для того, чтобы завсегдатаи милицейского тира вспомнили о своих профессиональных обязанностях и взялись за него всерьёз.

Как уже говорилось, в детстве Джордж был хорошим, послушным мальчиком, просто потому, что не находил в непослушании никакого удовольствия. Но потом он познакомился с плохим мальчиком Димой Маркиным и стал потихоньку бунтовать против взрослых. У него это получалось не так талантливо, как у приятеля, поскольку бунтовал он не по велению души, а для того, чтобы быть не хуже Димки. То есть осуществил свободный выбор: перестал подчиняться родителям и начал подчиняться другу. Добровольно и без принуждения со стороны сменял шило на мыло.

С тех пор прошли годы, но Джордж периодически вспоминает о том, что время от времени надо поступать наперекор родителям, пусть даже и себе во вред. После того как «Квартира самурая» была отмечена разными тонкими ценителями за единство стиля и отец очень похвалил сына за хороший вкус, Джордж из одной только вредности немедленно отвёл один из залов под кофейный, а в отдельные кабинеты велел подавать вообще всё, что потребует посетитель. Но от этого заведение только выиграло – все любят ходить в модные места, но не все любят японскую кухню. Отец снова похвалил Джорджа – на этот раз за деловую хватку, так что сын из чувства противоречия чуть было не свернул к чертям торговлю кофе и зельями: он же не ради родительской похвалы всё это делал, а ради бунта, в надежде, что папа будет очень недоволен, но потом одумался и оставил всё так, как оно обустроилось.

Вернувшись на базу, Джордж стал выяснять, как обстоят дела у прочих местных поставщиков. Дела обстояли плохо: все, кого он знал, залегли на дно или временно переключились на более легальные области деятельности. Старший менеджер ресторана, Алексей Яковлевич, молился про себя, чтобы на этой драматической, но всё же вполне безобидной ноте опасные игры Соколова-младшего закончились и он перестал доставлять клиентам всё, что им заблагорассудится, не считаясь ни с чем. Но его молитвы не были услышаны – Джордж вовремя вспомнил какого-то полузнакомого анархиста, который давно уже обещал свести его с абсолютно уверенным (и не зря, надо полагать) в своей безнаказанности торговцем.