Книга Серафима прекрасная - Каринэ Фолиянц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это он тебе сказал? Или сама выдумала?
– Я на придумки слаба. Правда это. Хотели вот машину ему купить. Хотели завод большой конный строить. Все деньги тебе отдаем. – Сима достала увесистую пачку денег, обернутую газеткой. – Забирай все!
У Иры хищно сверкнули глаза.
– Дешево откупаетесь! Я аборт в городе сделаю, поняла?
– Не губи жизнь, человек ведь. Роди и отдай нам. Хочешь, денег еще добавлю? – Сима встала перед ней на колени. – Отдай ребеночка!
– Глаза твои бесстыжие! Ты у меня жениха увела! Ты все испортила. Счастье наше разбила. А теперь что удумала – ребенка у меня отнять? – От негодования Ирка вся тряслась.
– Да ты и так его отдашь, никуда не денешься. Я, Ира, долго про тебя думала. Ночами не спала. Покаяться хотела. А вот время прошло и поняла: а не в чем каяться. Нет на мне вины. Не любила ты Витю по-настоящему. И не любишь. Ты в любви удовольствие ищешь и выгоду. И только!
– А ты? Ты-то сама? – заорала Ирка.
– А я ничего не ищу в ней, – вздохнула Серафима. – Вот настигла любовь меня много лет назад, мучает, покоя, сна не дает. Работать заставляет. Прощать. Чаще страдать, чем от счастья скакать на одной ножке… Но и за то спасибо. Вот есть у меня Витька – пить бросил, работает, веришь ли: книги стал читать. Есть Ванька – операцию перенес, живет как всякий другой ребенок. Вот мое счастье. А что дом у меня свой, так этими руками заработан. Молчишь, думаешь, легко? Каждому чиновнику – взятку, перед каждым начальником шапку сними. Ложусь в три, встаю в шесть. Вот оно как добывается счастье мое…
– Что пришла, жизни учить? Давай проваливай! – зло засмеялась хозяйка.
– Учиться ты никогда не любила, я знаю.
Сима подошла к Ире:
– Не губи себя и ребенка. Ты ж его в лучшем случае матери подкинешь, в худшем – в детдом. Отдай нам, пусть при отце будет.
– Ага, чтоб ему со спокойной совестью жилось? Во, видала! – Ира свернула кукиш прямо перед Симиным лицом. – Никогда, поняла, никогда!
Как кричала когда-то в родильном отделении Сима, теперь кричала от боли Ира, вся покрытая испариной.
Врач Морозов, суровый мужик, принимавший Ванечку у Симы, вышел из родильного отделения в коридор.
– Родственники? – спросил он у Зориных.
– Как она? – с беспокойством спросила Серафима.
– Вы домой идите. Муж пусть остается.
– Это мой муж, – тихо ответила Сима, кивнув на Витю.
– Я думал, что это отец ребенка.
– Да, это мой муж, он отец ребенка. Останемся мы вместе.
– Расклад, прямо скажем, необычный, – хмыкнул Морозов. – Только в нашем деле ничего он не меняет. Роды трудные. Да и она – не девочка. Сделаю все, что смогу.
– Пожалуйста, чтобы с ребенком было все в порядке! И… и чтобы она жива! – молила Сима, хватая его за рукав белого халата. – Доктор, вы ж все можете!
Сима и Мария Ивановна готовили еду на кухне, Ваня рядышком с ними учил уроки.
– Серафима, а ты уверена, что так надо? Сможешь ли ты Иркино чадо любить, как Ваньку? – спросила Мария Ивановна.
– Да. И хватит об этом. Сами знаете, не та мать, что родила, а та, что воспитала!
– Поговорка поговоркой, а жизнь-то сложнее поговорок.
– А я про сложности стараюсь не думать. Иначе совсем будет страшно и без просвета. А я не хочу так, Марь Иванна. Я хочу, чтоб всегда просвет был и он будет, – сказала Сима.
– Мам, можно я к лошадкам пойду? – спросил Ванечка.
– Можно, сынок. Поглядеть на них погляди. А под ногами не путайся. Договорились?
– Ага!
Мальчик убежал.
Сима сосредоточенно крошила овощи в большую кастрюлю.
– Помню, как в детдоме сидела у окна, а дождь шел страшный, беспросветный. И так на душе тяжко – меня тогда только привезли, ни друзей, ни близких. Струи дождя лупят со всех сторон по земле. Небо обложено облаками черными… А тут вдруг сквозь пелену воды с неба солнце – возьми да и выгляни… Сначала одним лучиком, потом десятью… И дождь страшным быть перестал. И жить снова захотелось. Потому как вся жизнь – это вот такое солнце, что сквозь ливень пробивается.
– Хорошо ты говоришь, Сима, – вздохнула Мария Ивановна, – красиво и правильно…
Она обняла Симу.
– Ой, Виктор, вон идет! – вздрогнула Сима.
Зашкварчали в тишине овощи в кастрюле, что поджаривала для борща хозяйка. Витя зашел, шапку снял. Сима и учительница уставились на него.
– Дочка! – произнес Витя не то радостно, не то растерянно.
Сима заплакала, кинулась к нему.
– Дочка у нас, Сима!
Они обнялись. Мария Ивановна отвернулась.
– А она, как она? Ира-то как? – не выдержала Серафима.
– Жива. Кесарево сделали, но жива. Морозов говорит, ничего страшного.
– Ну и слава богу! Ваня! Ванечка! – закричала Сима в окно. – Иди скорей, сынок, иди, у тебя сестричка родилась! Ну, беги же быстрее!
Ваня побежал к дому.
Сима обняла мужа.
– Валечкой назовем. Верно ведь? В честь мамы твоей.
Витя благодарно прижал к себе Симу. Ванька во дворе остановился и увидел в окне счастливых обнявшихся родителей.
– Эй! А чего это вы плачете?
– От радости, сынок, от радости!
Ира открыла дверь своим ключом. Вошла в квартиру, точно в чужой дом. Медленно, осторожно прошла в комнату, озираясь по сторонам. Бросила сумку, провела рукой по поверхности стола – вся рука в пыли. Ира стряхнула пыль с руки, подошла к зеркалу. Она сильно похудела и осунулась, под глазами залегли круги. Усмехнувшись своему отражению, она сказала печально:
– А все равно красивая! Красивая!
Ира достала из шкафа бутылку коньяку и запыленный бокал. Бокал протерла платочком, до краев коньяку налила. Снова подошла к зеркалу. Чокнулась со своим изображением.
– Ну за тебя, красивая!
Выпила залпом. А потом села на стул и заплакала навзрыд.
Сима только что с фермы в галошах и ватнике забежала в дом и сразу же на второй этаж в детскую.
Детская – настоящий мир маленькой принцессы: кроватка вся в розовых оборочках, куклы, куклы, мягкие игрушки… На диване нянечка возилась с ребенком.
– Анюта, покормила?
– А как же! Ела за троих!
– Ты моя умница, ты мое счастье! Сейчас мама руки вымоет и тебя возьмет. А ты, Анюта, иди, иди отдыхай!
– Да это вы бы прилегли хоть на полчаса, Серафима Ивановна! А я могу еще с Валечкой посидеть!
– Нет, дорогая. Ты иди домой. А с ребенком я сама! Солнце ты мое ненаглядное. – Сима вглядывалась в лицо малышки. – Ну Витька вылитый! Ой, как на папу похожа! Папина дочка. Но и мамина тоже! Все, я руки мыть, а ты, Анечка, собирайся!