Книга Большие деньги - Джон Дос Пассос

Мэри села, шмыгая носом.

– Ах, Джордж, о чем ты говоришь? У тебя еще полно времени впереди. Не знаю, почему я прихожу в ужас от одной мысли о браке… Сегодня, по-моему, меня все приводит в шоковое состояние.

– Бедная девочка, все дело, вероятно, в проклятии, – сказал он, целуя ее в лобик.

Когда он пошел к себе в отель, она решила съездить на несколько дней в Колорадо-Спрингс, навестить мать. Там можно попытаться поискать журналистскую работу. Но она только собиралась на Запад. Не успела оглянуться, а уже пролетел целый месяц. Она забеременела, и мысль о рождении ребенка не давала ей покоя, неотступно преследовала ее повсюду. Она не хотела говорить об этом Джорджу, потому что он будет еще настойчивее приставать к ней с женитьбой. Но и ждать было нельзя.

Она не знала ни одного врача, к которому можно было бы обратиться. Однажды поздно вечером она пошла на кухню, сунула голову в печку газовой плиты, пыталась включить газ, но у нее ничего не получалось. У нее так замерзли ступни ног от холодного линолеума, что она, отказавшись от своей затеи, вернулась в постель.

На следующий день она получила письмо от Ады Кон. В нем подруга взахлеб рассказывала ей, как весело живет в Нью-Йорке, какие у нее чудные апартаменты, какого успеха она добилась в игре на скрипке и как она старается, так что есть надежда, что на следующий сезон у нее состоится сольный концерт в Карнеги-холл.

Не дочитав письмо до конца, Мэри начала собирать вещи. Она вовремя добралась до вокзала, как раз к отходу десятичасового поезда на Нью-Йорк. Оттуда она послала Джорджу телеграмму: «ЗАБОЛЕЛА ПОДРУГА ВЫЗВАНА В НЬЮ-ЙОРК СКОРО НАПИШУ».

Она позвонила Аде, и та встретила ее на Пенсильванском вокзале Нью-Йорка, – такая красивая, богатая женщина. В такси Мэри спросила, не одолжит ли она ей денег на аборт. Ада расплакалась, сказала, что деньги она обязательно даст, но только к кому, черт возьми, ей обратиться? Честно говоря, ей не хотелось беспокоить по этому поводу доктора Кирштейна, потому что он друг отца и матери, которые ужасно расстроятся от такой новости.

– Нет, мне не нужен этот ребенок, мне не нужен этот ребенок, – твердила Мэри сквозь сжатые зубы.

У Ады в глубине высотного здания на Мэдисон-авеню была прекрасная трехкомнатная квартира, пол которой устилал желтовато-коричневый ковер. Здесь стоял рояль, и повсюду было множество горшков и ваз с цветами. Поужинав, обе они стали задумчиво ходить взад и вперед по гостиной, размышляя, что же можно в данном случае предпринять. Ада, сев за рояль, сыграла прелюдии Баха для успокоения нервов, как выразилась она, но Мэри была настолько расстроена, что вовсе не воспринимала музыку. Наконец она отправила экстренной почтой письмо Джорджу, спросив у него совета: что делать? Вечером следующего дня получила ответ. Джордж ужасно расстроился, но все же вложил в конверт листочек с адресом врача.

Мэри дала прочесть письмо Аде.

– Какое милое письмишко! Я ни в чем его не виню. По-моему, это чувствительная, прекрасная натура.

– Я его просто ненавижу, – призналась Мэри, впиваясь ногтями в ладони. – Ненавижу.

На следующий день она пошла одна к врачу и сделала аборт. Домой она вернулась на такси, и Ада сразу же уложила ее в постель. Ада, постоянно то выходившая на цыпочках из ее спальни, то входившая к ней снова с озабоченным сморщенным личиком, действовала ей на нервы. Приблизительно через неделю Мэри встала на ноги. Судя по всему, она неплохо себя чувствовала и сразу же отправилась бродить по Нью-Йорку в поисках работы.

Камера-обскура (46)

ходить по улицам ходить по улицам высматривая рекламу кока-колы и сигарет «Лаки страйк» ценники в витринах магазинов улавливая обрывки подслушанных разговоров обращая внимание на торчащие из уличных урн свертки вчерашних газет с заголовками набранными крупным шрифтом

в поисках набора цифр формулы действий адреса в котором до конца нет уверенности забытой улицы где-то в Бруклине поезда отправляющегося куда-то с пронзительным гудком парохода закладывающим уши работы притаившейся внутри агентства перед которым стоишь у входа

что-то предпринимать понимая что есть и другая жизнь кроме хождений по улицам торопиться в своем положении неудачника речь призывающая к действиям в переполненном зале аплодисменты дружеские похлопывания и улыбки стоящих рядом на платформе скрип стульев обычное ожидаемое – «ша» – глухие покашливания во время первой с заиканием попытки выложить правду-матку провозгласить первый лозунг к которому прислушиваются и потом легкое восхождение вперед от одного лозунга к другому чтобы сорвать аплодисменты если только кто-то не бросил в лицо ложь на Юнион-сквер

к этому времени много узнаешь разглядывая с ящика из-под мыла лица оживленные молодые упрямые старые безмолвствующие пожилые с плохо видящими глазами от постоянного чтения газет пытаясь сообщать им секретную информацию заставлять их смеяться говорить им то что они хотят слышать размахивать флагом слушать шепот о том что ты проникший в их ряды агитатор готовый пуститься во все тяжкие только чтобы добиться успеха внезапный срыв потное лицо заливает краска стыда почему не сказать этим людям стоящим переминаясь на злом ветру что мы стоим на зыбучих песках? Что сомнение это оселок понимания что оно гораздо лучше чем пикеты направленные против этого негодяя Джона Д. Рокфеллера и если полицейские оторвут вам башку трудно считать что это только способствует дальнейшему развитию человеческой расы трудно размышлять об этом по дороге домой где после рюмочки и хорошей горячей еды можно почитать эпиграммы Марциала поразмышлять над ходом истории о том какими рычагами можно оторвать присосавшихся к власти (чем я хуже Уолта Уитмена) и вернуть попранную демократию

и чувствовать постоянно в кармане письмо от студента колледжа который просит объяснить почему радикалы отстаивая правое дело в частной жизни такие говнюки

лежи на кровати неудачник (обгладывай луковицу сомнений) с непрочитанной книгой в руках проявляя нерешительность качались туда сюда как на качелях после может все же сможешь оказаться наверху делай

деньги понимая что он имеет в виду седобородого представителя старой партии сидящего возле стеклянной чернильницы за надраенным до блеска покрытом лаком письменным столом в своем офисе отделанном под орех в голосе которого гулко отдаются все голоса всех священнослужителей детства и пронзительно звучит осанна фальшиво исполняемая женским хором И вы говорите что все очень верно но еще существует такая вещь как продажа

А у меня дочери И вы тоже в конце концов будете думать иначе есть такая уверенность делай деньги в Нью-Йорке поцелуями слизывается помада с губ модно одетой пахнущей тонкими духами девушки в пять часов вечера в такси мчащемся вниз по Пятой авеню где в конце в конце каждой пересекающей ее стоит запад заслонен золотисто-белыми клубами дыма из дымоходов и труб многопалубных пароходов покидающими порт а небо все устлано зелеными клепальщики притихли грузовики промышленников отгоняются в боковые улицы

Доносится с каждого угла победная песня