Книга Ригодон - Луи-Фердинанд Селин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, там! Вы несете околесицу!
– Конечно!
– Вы ничего не видели на этих набережных? Будьте серьезны! Рельсы?… Материалы? Хотя бы одну, две лебедки?
– Ах, да! Один опрокинутый подъемный кран и две разбитые стрелы…
– Что же тогда?
– Мы идем в город, вот что! Потому что порта больше не существует… за исключением кораблей с задранной в воздух кормой… я не буду повторяться… уже двадцать раз… сто раз я говорил об этом… мы, как вы знаете, это Лили, Бебер, я, итальянец Фелипе и малыши… сколько их?… Мне казалось – семь… нет! Как минимум десять!.. Или пятнадцать… Не стану их пересчитывать!.. Пускай идут, если хотят! Чертовы молокососы!.. А эти люди, что на платформах, из каких они стран? Они шепчутся… не по-немецки и не по-русски… может, венгры?… Никогда таких не встречал… вы к ним подходите, и – ни единого слова!.. Не знаю, за кого они нас принимают?… И никогда не знал!.. Итак, вперед! Малыши глазеют на корабли… но нисколько не удивляются… никакого эффекта…все так же они пускают слюни, ни больше ни меньше… нельзя сказать, что они общаются между собой… они издают какие-то звуки, слышны обрывки слов… полно слюны и пузырей… двое лают… они согласны идти, это уже кое-что… город и огромные столбы дыма их не пугают… даже взрывы… а они все ближе, все громче… это не авиационные бомбы, а мины замедленного действия, «мины-ловушки»… я знаю… впереди, возможно, в сотне метров, первые крупные развалины… в конце канала, возле шлюза… отсюда, оглядываясь назад, мы можем видеть тех… которые остались на платформе… они за нами наблюдают, но это не подвигает их идти следом… они с удовольствием посмеялись бы, если бы мы подорвались на какой-нибудь проклятой штуке… это уж как пить дать!.. Мы в Гамбурге… в городе… я уже не знаю, куда идти… я должен был бы привыкнуть к виду вдребезги разрушенных городов, когда уже не знаешь, где начинается город, а где заканчивается… в одном месте мне показалось, что я в Сан-Паули, целый квартал… а потом квартал какого-то иного города, квартал развлечений, бордели, харчевни… у меня опять возникло непреодолимое желание смеяться!.. Я узнаю широкие террасы, сплошь утыканные кабачками, закусочными… похожие на Брусбир Касабланки… улица Бутерю, не бог весть какая… окраина Сан-Паули… Четхэм, Рочестер и Страуд вырисовывались, может быть, еще четче, особенно в субботу вечером, все гарнизоны «вольного квартала» и корабли у причалов, толпы гуляющих, экипажи на вахте… и, скажу вам, эти униформы, переход от темно-голубого до пунцового, от желто-лимонного до резеды… грандиозная палитра Империи… эти субботние набережные огромного Рочестера и Четхэма полыхали разноцветьем и виски… солдаты… горланящие зеваки, кулачные бои и состязания… и запах ацетилена! Свет такой резкий и сильный, что буквально раздирает лица… напомню еще о монахинях, которые среди этого бедлама, собравшись в кружок, вопили о своих надеждах… «Бог придет!»… гармошка, труба… корнета-пистон… их дежурная мисс Хейлайт в черном чепце выступает с куплетами… дуэт со старухой и раздача супа, котелки и кружки… окруженная бедняками, женщинами и мужчинами, бывшими грузчиками… для них это тоже веселый уикэнд… я не хочу нахваливать вам все прелести прежних времен… дальних портов… лишь бы удержать ваше внимание! Очень хорошо, голова, удар кирпичом, кровь из уха и прочее… но я не могу позволить себе затянуть волынку надолго!.. Уважение к читателю, пожалуйста! Уважение, да, конечно… но все-таки, я должен вам заметить, я позволю себе это сказать, что мне не хватает запахов дымка от жаровни, запахов табака и пота… и всего этого люда: матросов, военных и бродяг… запаха грузов, кампеша,[58]шафрана, пальмового масла… абсолютно необходимо, чтобы вы почувствовали ту атмосферу, чтобы это не осталось только мечтой, эти набережные Рочестера, Четхэма и Страуда… наконец, чтобы увидеть их, вы сделаете то, что сможете!.. С Божьей помощью!..
А я тормошу малышей! Черт, моя башка! Это воскрешает в памяти… я мог бы сердиться на Фелипе, чертяку… он всю жизнь штампует кирпичи… быть может, один из них и расколол мою башку?… Он, который не хочет проворонить свой поезд, Магдебург-экспресс… черт возьми! О, я считаю его способным на все… кирпичный завод, он торопится!.. Не спускаю с него глаз!.. Очень мило разбрасывать повсюду кирпичи!.. А потом? А потом… увидим… я снова с вами встречусь, с вами!.. Я подвел итог… мы были в Сан-Паули, в квартале ярмарок, домов терпимости и кафе-шантанов… это не так плохо, быть выскочкой, даже такой шаткой!.. Мы и малыши… я их еще не сосчитал… сделаю это позже!.. Не могу этим больше заниматься, надо бы поудобней расположиться… туризм, приключения – это игрушки мирного времени, о чем не мечтают в военное лихолетье!.. Однако поглядите на штабы самых яростных, ужасных, кровожадных армий, поглядите на их всемогущих начальников в моменты наиболее критические, когда весы Истории колеблются, качаются то в одну, то в другую сторону, все буквально висит на волоске, на соломинке… а высоких начальников волнует только жратва! Они терзают своих поваров! И вот уже брюхо у них, как у беременной бабы на 9-м месяце…
Я, как видите, колеблюсь… я мыслю, спорю по пустякам, вместо того чтобы делать необходимое… исследовать руины… не завалялся ли в уголке какой-нибудь лавочки кусок бисквита, ящик молока, засыпанный щебенкой? Они дымятся… даже время от времени взрываются, я говорил вам… но не очень страшно…
– Идемте вперед! А вы не уходите без меня, Фелипе!
Я насторожен… а эти малые не боятся ничего, они идут… они нечувствительны к опасности, по крайней мере, у них есть одно преимущество… они упрямятся, хорохорятся, заползают все дальше… пуская слюну… а еще они лают… наверняка, голодны, они не умеют этого сказать, не жалуются… они не разговаривают… и уж о маленьких взрывах им могли порассказать! Представьте, с самого Бреслау… они не умеют нам описать… как они одеты и завернуты, в шерстяные ткани и брезент… это бы ничего, если бы они не промокли до нитки… необходимо, чтобы они обсохли!.. Черт возьми! Еще это условное наклонение… надо бы! Надо было бы! Настоящий момент значит для вас больше, чем это проклятое Время! У вас не более чем упадок сил, все вас раздражает, весь мир превратился в условное наклонение… «он ошибся бы, ему надо было бы…», и вам остается только пускать слюни… а эти малыши упорствуют, падают, поднимаются… начинают снова, от одной дыры к другой… силуэты их колышутся уже вдалеке… это въезд в Гамбург!.. Так и есть… мы уже там… браво, маленькие кретины! В самом городе… я говорю об этом Лили, Фелипе!.. Пусть они знают! Пускай воспользуются моим знанием… я знаю Гамбург и его историю…
– Ты расколол мне голову, Фелипе! Кирпичный зверь! И все-таки Карл Великий![59]Карл Великий создал Гамбург! Карл Великий – это личность… не спорь со мной, Фелипе!
Он не спорит со мной, ему плевать на это… брезентовый куль на голове… посмотрим, разберусь ли!.. О, я знаю! Точнее, знал… я много раз здесь бывал… десять раз… двадцать раз… ну-ка! Это было во времена SDN… ох, как давно!.. Посвящено тропическим болезням… которые никого больше не интересуют… даже их названия ни о чем бы вам не сказали… какое же здесь сейчас tutti frutti! Бугры на развороченной мостовой, один… два перевернутых трамвая сверху, сохраняют равновесие… я вижу по этим, так сказать, рисункам, принадлежащим, так сказать, психам, что они далеко не столь коварны… почти ничего нельзя разобрать, узнать… а тут еще дым, должен сказать, такой густой и липкий, хуже, чем в туннелях, почти как вата, облекает и вещи, и людей! «Фелипе! Фелипе! Лили!» – я кричу… «Бебер у тебя?… Да!» О малышах я уже и не мог знать… прежде всего, я их так и не сосчитал… и потом у них не было имен… но они меня слушали… о, люди вокруг нас, так называемые нормальные, в то же время и психи! Они слышат нас и ничего не понимают… земля не хочет людей, она хочет только человекоподобных… человек – это дегенерат, монстр, который, к счастью, воспроизводится все реже и реже… будущее принадлежит балюба,[60]мясникам, пожирателям поездов… поезда полны, пассажиры, железнодорожники и младенцы! Все вперемешку! Когда все они пересядут на автомобили и получат ядерный реактор, тогда вам станет кисло!..