Книга Королева мести - Джоан Швейгарт

У Эдеко сбилось дыхание, словно он долго ехал, но он улыбался и смотрел на меня с выражением какого-то удовольствия. Он наклонился, чтобы поднять расческу, и передал ее мне.

— Я вернулся, — сказал он.

— Да, я вижу, — тихо ответила я.

— Хочешь знать, где я был и что делал?

Я помолчала в нерешительности, не зная, что ответить, но его улыбка показалась мне искренней, и я сказала:

— Я думаю, что ты был в Константинополе и вел переговоры от имени Аттилы.

Он направил на меня указательный палец.

— Ты — умная женщина. Да, именно так. И пока я там был, произошло нечто поистине удивительное. Хочешь, я расскажу тебе об этом?

— Прошу тебя, — взмолилась я, стараясь скрыть радость.

Его взгляд упал на мой кувшин с вином. Я быстро села и похлопала по месту напротив меня. Эдеко тоже опустился наземь и сделал большой глоток из моего кувшина.

— Итак, — сказал он, вытирая рукавом рот, — дай подумать, с чего бы начать. Я отправился в Константинополь с сообщением для императора Феодосия. Со мной поехал Орест, он знает их язык. После того, как мы передали сообщение Феодосию, один знатный римский вельможа, Бигила, знавший мой язык, как и многие другие наречия, отозвал меня в сторону. И я, оставив Ореста развлекаться в императорском дворце, пошел с Бигилой во дворец Хризафия. Это еще одна знатная римская особа, евнух, он в большом фаворе у Феодосия. Дворец этого евнуха поистине великолепен и полон роскоши. Я не ожидал, что подчиненные Феодосия могут обладать дворцами, сравнимыми с жилищами их императоров, и не сдержал удивленного восклицания. Взгляды, которыми обменялись Бигила и Хризафий, убедили меня в том, что мое удивление они истолковали как знак, на который надеялись.

— Какой знак? — удивленно переспросила я.

— Знак того, что я приму у них дары.

— Так они поднесли их тебе?

— Да. Подожди, дай обо всем рассказать по порядку. Они пообещали, что если я убью Аттилу, то смогу вернуться в Константинополь вместе со своими сыновьями, чтобы жить во дворце, подобном этому, и что мои сыновья станут знатными. Так что, как сама понимаешь, твое видение не было предзнаменованием будущего моих сыновей. Оно просто предрекало взятку, которую мне в скором времени могли предложить. Ты, наверное, все напутала.

— Ах, да, я и сама часто думала, правильно ли я истолковала его значение, — отозвалась я, — Что ты ответил этим римлянам, Бигиле и Хризафию?

— Я сказал, что мне понадобятся пятьдесят мер золота, чтобы заплатить людям, которые помогут совершить задуманное.

Я наклонилась к нему и заглянула в ярко-голубые глаза гаута.

— Что же было дальше? — спросила я.

— Хризафий встал с кресла, будто собирался прямо сейчас идти за золотом. Но я сказал ему, что Орест и так уже что-то заподозрил, и если я сейчас вернусь с мешком золота, он все поймет. Я уверил их в том, что Оресту нельзя доверять, его необходимо держать в неведении относительно заговора. И мы приступили к составлению плана. Я решил, что Бигиле следует вернуться со мной в город Аттилы, якобы для перевода ответа Аттилы на письмо, которое готовил ему Феодосий, а на самом деле для того, чтобы переговорить с людьми, которых я найду для осуществления задуманного. А потом я отправлю Бигилу назад с указаниями о том, куда и как они должны будут доставить золото.

Хризафий остался чрезвычайно доволен, хотя по Бигиле было видно, что он ничуть не желает ехать в город Аттилы. Тем не менее, он согласился, и, когда мы встретились на следующий день, Хризафий сказал, что он разговаривал с Феодосием и что император предложил взять с собой Максимуса. Это тоже знатный вельможа, которого знает Аттила, и он отправится с нами, чтобы передать письмо. Этот Максимус и его советник, который тоже должен был поехать с нами, ничего не знали о нашем заговоре.

В пути я вел дальнейшие переговоры с Бигилой. Однажды я подбил его прокрасться к Максимусу, пока тот спал, и выкрасть письмо императора. Оно не было запечатано, и Бигила смог мне его прочитать. К утру он вернул его на место так, что никто об этом не догадался.

Достигнув Паннонии, мы с Орестом оставили римлян в равнине, а сами поехали сюда. Тут мы узнали, что Аттила отправился за новой невестой, и тут же поехали вслед за ним, чтобы известить о прибытии римлян. Сначала он гневался. В письме к Феодосию он ясно высказал требование, чтобы в Паннонию присылали только послов высшего ранга, а Максимус не из их числа. Но когда мы поведали Аттиле, что с римской делегацией прибыл Бигила и что он замыслил заговор и действует от имени Феодосия, его это заинтересовало и весьма развлекло. Он, казалось, даже обрадовался. — Эдеко в сомнении замолчал.

Я сделала глубокий вдох.

— А почему это обрадовало Аттилу? — спросила я. — Это должно было разгневать его еще сильнее.

— Что ты, Ильдико! Это порадовало его по нескольким причинам. Странно, что ты этого еще не поняла. Во-первых, это дает ему новый рычаг управления Феодосием. Сейчас он волен требовать увеличения подати. А еще Бигилу и Хризафия можно заставить заплатить выкупы если, конечно, их оставят в живых. И не забывай, что А г тила очень подозрителен. Он знает, что кто-нибудь из его людей обязательно окажется втянут в заговор против него. Множество подданных Аттилы уже пыталось совершить покушение на вождя. Этот случай дал возможность мне и Оресту доказать свою верность Аттиле, потому что преданность доказывать нужно постоянно. И это, Ильдико, ему очень нравится.

«Нет, Эдеко, — подумала я. — Этот случай дал тебе возможность доказать мне твою верность Аттиле, а го и себе самому».

— И в результате, полагаю, тебя не обойдут милостями, — заметила я.

Эдеко засветился от счастья.

— Так и есть. Во время пути мы остановились в Сардике, где Максимус был кое с кем знаком. Они разместили нас на ночлег и устроили праздник в нашу честь. Лилось много хорошего вина и красивых речей. Орест пил за Аттилу, потом римляне пили за Феодосия. Только Бигила, который уже опьянел, крикнул, что за бога, а имен но гак переводится имя Феодосий, нельзя пить так же, как за простого человека. Под последним он подразумевал Аттилу. Тогда Орест обнажил меч, и я сделал то же самое. Бигила прекрасно понимал, что мы собираемся сделать. Римляне, боясь, что мы зарежем Бигилу на месте, предложили нам жемчуга и шелк в обмен на его жизнь.

Эдеко полез в кожаный мешочек, висевший на его шее, и вытянул руку рядом с горящей лампой. На его ладони мерцало пять диковинных камней, четыре белых и один черный, и они выглядели еще удивительнее на фоне испещренной шрамами руки.

— Знаешь, откуда эти камни, Ильдико?

Я покачала головой.

— С самого дна моря. Они очень дороги и редки. Это жемчуг.

Я взяла черную жемчужину и стала ее рассматривать, остальные Эдеко убрал обратно.

— Я отдам их, чтобы мастер вставил в золотой браслет. Черная — самая редкая. Можешь оставить ее себе.