Книга Пустой амулет - Пол Боулз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Том перебил ее:
— Что-то эротическое?
— Тогда было бы намного проще его описать, — сказал она. — Беда в том, что я не могу его описать… — Она поежилась. — Он слишком запутанный. И когда вспоминаю его, мне становится дурно.
— Можно, я стану твоим психоаналитиком? Что происходит в этом сне?
— Ничего. Я просто чувствую: грядет что-то ужасное. Но, как я уже сказала, меня волнует не сам сон, а сознание того, что он обязательно приснится, что чернокожий мужчина стоит, придумывает и внушает его мне. Это уже чересчур.
XII
Над деревянной дверью прибита деревянная вывеска на которой краской написано: «Аптека Индэлла и Фамберса». Внутри — прилавок, и за ним стоит атлетический юноша. На первый взгляд он кажется голым, но на самом деле он в красно-синих шортах. Вместо: «Привет, я Бад», он говорит:
— Меня зовут мистер Индэлл. Что вам угодно? — Голос сухой и бесцветный.
— Мне нужна бутылочка этилнитрита и упаковка леденцов «Ржавый вяз».
— Сию минуту. — Но с лицом у него что-то не так. Он разворачивается и направляется в заднюю комнату, однако медлит. — Вы ведь не заходили к мистеру Индэллу?
— Но вы же сказали, что мистер Индэлл — это вы.
— Иногда он путается.
— Я не сказала, что хочу его увидеть.
— Но все же хотите. — Он протягивает руку над прилавком и хватает стальной хваткой. — Он ждет в подвале. — Говорит Фамберс.
— Я не хочу встречаться с мистером Индэллом, спасибо.
— Слишком поздно.
Прилавок — откидной. Он поднимает его, чтобы освободить проход, по-прежнему сжимая стальной хваткой.
Возражения по пути в подвал. Хромированный трон у стены, сияющий в блеске наведенных на него софитов. Мускулистые бедра, вырастающие из мужских плеч; ноги, согнутые в коленях. Между бедер — толстая шея, голова отрублена. Руки, привязанные к бокам, свободно свисают, подергивая пальцами.
— Это мистер Фамберс. Он вас, конечно, не видит. Голову пришлось убрать. Мешала. Но шея наполнена высокочувствительной протоплазмой. Если укусите или хотя бы грызнете ее зубами, установится мгновенный контакт. Просто наклонитесь и засуньте рот в шею.
Стальная рука ведет. Вещество внутри шеи напоминает размокший хлеб, слегка сернистый запах отдает репой.
— Засуньте язык. Только не подавитесь.
При первом же нажатии языком вещество внутри шеи начинает пульсировать, пузыриться и плескать вверх теплой жидкостью.
— Это всего-навсего кровь. Мне кажется, лучше вам здесь на время остаться.
— Нет, нет, нет, нет! — Она катается по полу в собственной рвоте.
— Нет, нет, нет! — Пытается вытереть с губ и лица кровь.
Вниз, вниз, вместе с кровью, рвотой и всем остальным, сквозь устеленный перьями пол. В душном кармане — лишь реповый смрад. Затем, задыхаясь, наполовину удавленная, она поднялась из-под низу и глубоко вдохнула свежий черный воздух, чувствуя дурноту после сна, не сомневаясь, что он повторится, и больше всего страшась мысли о том, что приказы, управляющие этим явлением, исходят извне — от другого разума. Это было невыносимо.
XIII
Том считал, что она рассуждает нелогично.
— Тебе приснился кошмар, и об этом, разумеется, нечего беспокоиться. Но навязчивая идея о том, что Секу или кто угодно управляет твоими снами, — чистая паранойя. Она совершенно ни на чем не основана. Неужели ты этого не понимаешь?
— Да, я понимаю, как это воспринимаешь ты.
— Я убежден, что теперь, когда ты все рассказала, это пройдет.
— А у меня такое чувство, что впредь я буду только об этом и думать.
Обратив внимание на керосиновую лампу, равномерно горевшую на полу между ними, Анита воскликнула:
— Она чересчур яркая, шумная и горячая.
— Не обращай внимания. Пустяки.
— Легко сказать.
— Ты же знаешь: если я убавлю свет, ничего не будет видно.
Через минуту она проговорила:
— Здешние овощи просто отвратительны. Не понимаю тебя. Ты рисуешь практически одну еду, но тебе все равно, что ты ешь.
— Что значит — все равно? Очень даже не все равно. Я не жалуюсь, если ты этого ожидаешь. Других овощей здесь нет — или тебе захотелось французских консервов? Зная тебя, сомневаюсь. Вообще удивительно, что им удается вырастить в песке хоть что-то.
Неожиданно в комнате появилась Джохара и объявила следующее блюдо.
— Я не слышал, как она поднялась, а ты?
Она фыркнула:
— Когда работает эта лампа, ты и слона бы не услышал.
— Да, но ты замечала, что даже без лампы в доме никогда не слышно шагов?
Она усмехнулась:
— Замечала — мягко сказано. И это меня тоже тревожит по ночам. Ночью я не слышу никаких звуков у себя в комнате. Там могла бы находиться куча народу, а я даже не знала бы.
Том промолчал, явно сосредоточившись на чем-то другом. Пару минут они посидели в тишине. Анита заговорила вновь задумчивым голосом:
— Том, ты когда-нибудь слышал о ржавом вязе?
Он выпрямился на стуле:
— Разумеется. Бабушка свято верила, что он помогает от горла. Его продавали в таблетках, вроде капель от кашля. Помню, как она расстроилась, когда их перестали выпускать. Сомневаюсь, что «Ржавый вяз» можно сегодня найти хоть в каком-нибудь виде.
Том украдкой взглянул на нее, заподозрив, что таким окольным путем она обдумывает содержание сна. Он помолчал.
Следующий ее вопрос показался ему комичным:
— Ведь заключенным добавляют в еду селитру?
— Раньше добавляли, но как сейчас — не знаю. Чем ты занимаешься — составляешь компендиум бесполезных знаний?
— Нет, просто интересуюсь.
Он разложил за спиной подушки и растянулся на них.
— Хочешь знать, кто, по моему мнению, Секу? — спросил он.
— Что значит — кто?
— Я имею в виду, кто он для тебя. Мне кажется, он — мама.
— Что?! — очень громко воскликнула она.
— Я серьезно. Я помню, как мама приходила и становилась в темноте у моей кровати — стояла, и все. А я всегда боялся, как бы она не догадалась, что я не сплю. Поэтому дышал ровно и лежал не шевелясь. Точно так же она стояла и у твоей кровати. Я слышал, как она заходит к тебе в комнату. Разве ты никогда не видела, что она неподвижно стоит у самой кровати?
— Не помню. Как такое вообще может прийти в голову — африканский негр в роли матери!
— Ты просто смотришь на это со стороны. Но я готов поспорить, что это сон о какой-то вине, а кто внушает нам чувство вины? Всегда и везде — мать.