Книга План спасения - Дмитрий Горчев

Обрадовался Ленин, забрал у лягушки палку, и пошли они дальше. Только слышат — лягушка за ними по пыли шлёпает. Хотел было Ленин её палкой треснуть, но передумал — больно уж у нее зубы были страшные. Так до самого дома и дошлёпали.

Да. А утром Сталин с Троцким стали в путь собираться. Сталин — в Туруханск, он вообще-то к Ленину по пути заехал, его царь тоже в ссылку отправил. Троцкий как на себя с утра в зеркало посмотрел, так решил начать новую жизнь. «Поеду, — говорит, — выучусь таки на гинеколога, как папаша завещал. Буду по темной Руси аборты распространять».

А Ленин так и остался жить с лягушкой. Она сидела в углу и преданно дышала. В первый же день она съела всех комаров в селе Шушенском, и тогда Ленин стал писать роман «Что делать?». Напишет страничку и лягушке прочитает. А та слушает и головой кивает. Комара проглотит и дальше слушает. Хорошо они зажили.

Тут и Пасха наступила.

Разговелся Царь утречком, яичком от Фаберже закусил и спрашивает главного полицмейстера, как, мол, там Ленин? Угомонился?

«Угомонился, батюшка, — отвечает полицмейстер. — Лягушку себе завел учёную».

«Лягушка — это ничего, — говорит Царь. — Лягушка — это вам не крокодил. Ну что ж, Христос воскресе, отпустите-ка вы Ленина на все четыре стороны. Пускай заведёт себе шарманку, да и бродит по Руси со своей лягушкой. Может, кто копеечку и подаст».

И ещё рюмочку выпил.

Вот так и стал Ленин бродить по Руси с шарманкой и лягушкой. Только зря полицмейстер подумал, что он угомонился.

Придет, бывало, Ленин на фабрику в понедельник, станет у проходной и шарманку крутит. Та играет «Боже, царя храни», а Ленин другое тянет: «Почему рабочему с утра похмелиться не на что, а у фабриканта Смирнова — водки сто миллионов бутылок?»

И рабочие, которые собрались на дивную лягушку поглазеть, тут же задумаются. И в самом деле — почему? Почему не наоборот? Очень это рабочим обидно.

Донесли это дело Царю. Тот рассердился, даже студень у него на вилке задрожал: «Гнать! — кричит. — Гнать его в три шеи из России! Пускай французам свои песни поёт».

Отвёл тогда главный полицмейстер Ленина с лягушкой на границу, перекрестил его три раза и сказал: «Ну, ступай с Богом, пропащая твоя душа».

Стал Ленин жить за границей. Скоро к нему опять приехал Сталин. Его из Туруханска выгнали за то, что он ко всем женщинам приставал, жениться обещал.

Потом и Троцкий приехал. Его тоже выгнали. Он сделал какой-то гимназистке аборт, а она, как показало вскрытие, была даже не беременная.

Сидели они как-то втроем в Лондоне. Сыро, скучно, по-английски ничего не понятно. Придумали тогда съезд собрать — поговорить о том, о сем, посмотреть, у кого женщины лучше… Разослали всем телеграммы, стали ответа ждать.

Скоро стали приходить ответы целыми мешками. Отозвались все — большевики, меньшевики, бундовцы, эсеры…

Отказали только одному — какому-то художнику Шиккльгруберу из Мюнхена. «Знаю я этого Шиккльгру-бера, — стал кричать Троцкий. — У меня сосед был Шиккльгрубер. Так он у меня насос у велосипеда украл».

Так и не позвали его. А остальные стали срочно готовиться к съезду.

Ленин тут же побежал на почтамт давать телеграмму Инессе Арманд. А на следующий день приходит ему из Парижа ответ: «Арманд выбыла философом».

Может быть, это консьержка в отеле что-то напутала, но Ленин потом уже, после революции, наловил разных философов полную баржу и отправил в море без руля и парусов.

Пришел Ленин домой, сидит, переживает. Не ест, не пьёт, только из бороды волоски выдергивает и внимательно рассматривает. «Это же надо, — думает, — так перед всеми марксистами опозориться».

Как вдруг лягушка говорит человечьим голосом: «Не горюй, Ленин!»

Тот чуть со стула не упал. «Вот это да, — думает. — Вот вам и материализм с эмпириокритицизмом!»

А лягушка пока дальше разговаривает: «Ты вот чего, Ленин. Иди завтра на съезд как ни в чём не бывало. А как услышишь гром да стук, скажи — это, мол, моя лягушонка в коробчонке скачет. А за это можно я вас Ильичом звать стану?»

«Отчего же, — говорит Ленин (он уже очухался слегка), — Ильич тоже очень даже неплохо».

На том и порешили.

Пришёл Ленин на следующий день на съезд, а там марксисты женщин навели — не продохнуть. Худых, толстых, страшных и не очень. Троцкий привел брюнетку с извилистым носом. Посмотришь на нее — и сразу видно, что в постели очень хороша, если помолчит пять минут. А Сталин — нет, Сталин блондинку где-то нашёл, настоящую.

Один Ленин обе руки в жилетные карманы засунул и хитро улыбается. Марксисты над ним смеются, пальцем показывают, а он хоть бы что.

Начали съезд. Повестку дня какую-то придумали, хотели даже за что-нибудь проголосовать для смеху, как вдруг раздается страшный грохот. Стенка трещит, марксисты с мест повскакивали: «Что? Что такое?» — кричат.

А Ленин им с улыбочкой: «Да это моя лягушонка в ко-гобчонке скачет».

Тут стенка рухнула, и заезжает прямо в съезд броневик. Еле успели Плеханова с бабой из-под колёс вытащить. И такая установилась тишина на съезде, что стало слышно, как у какого-то бундовца в животе маца бурчит.

Тогда у броневика со страшным скрипом отвинчивается люк, и вылезает оттуда девица. Ничего себе девица, справная, только лицом очень на лягушку похожа, и глаза выпученные во все стороны поворачиваются. «А вот и я, Ильич», — говорит.

Марксисты, которые ещё сидели, все со стульев упали, которые стояли — те пополам согнулись, а Ленин залез под президиум и быстро-быстро крестится, хотя неверующий.

Хорошо хоть Сталин вмешался. У него на Ленина свои виды были. Так что он достал ножик из-за пазухи и стал ногти подравнивать, а сам ласково так на марксистов смотрит.

Те тут же с полу поднялись, Ленин вылез из-под президиума и притворился, будто он там тезисы искал. «Ну что же, — говорит, — дгузья, вот пгибыл к нам товагищ. Какие будут пгедложения?»

Только все как на девицу посмотрят, так всякие предложения у них пропадают.

«Дэвушка, — говорит, наконец, Сталин, — ты партый-ная?»

«Не-ет», — отвечает девица и хочет глаза потупить. Только они у нее не тупятся никак.

«Как? — начинают кричать марксисты. — А вдруг она царской охранкой подосланная?»

«Тише, дгузья, — говорит Ленин. — А мы её сейчас в пагтию пгимем и запишем как делегата от села Шушенское»

Достал Троцкий из портфеля бланк и стал на девицу анкету заполнять.

«Имя?» — спрашивает.

«Надюша, — отвечает девица. — Меня так папа звал».

«А папу вашего как звали?» — спрашивает Троцкий.

«Да ну вас!» — зарделась девица.