Книга Прекрасная толстушка. Книга 2 - Юрий Перов

Алмаз, конечно же, взвился на дыбы, потом начал крутиться на одном месте и взбрыкивать задом, пытаясь немедленно сбросить нахала. Но не тут-то было. Незнакомец оказался опытным наездником. Посерьезнее даже Пети, которого он снисходительно терпел полтора года. И приемы укрощения он применил такие, о которых предыдущие солдатики даже и не слышали. И твердость руки Алмаз почувствовал необыкновенную…

Одним словом, не прошло и пяти минут, как Принц скакал по площади вдоль милицейского оцепления перед восторженной публикой, которая с самого начала принимала во всем происходящем живейшее участие, испуганно ахала, когда жеребец бунтовал, а теперь начала аплодировать.

И Алмаз скакал с удовольствием и с особой молодцеватостью, слегка красуясь и перед наездником и перед публикой. Лошади обожают сильных и умелых наездников. Не хотелось бы проводить здесь напрашивающиеся параллели…

Принц просто заболел Алмазом. Он добился согласия своего газетного руководства на развернутый репортаж из экзотического военного подразделения. Затем начал пробивать эту идею в Главпуре (Главное политическое управление Советской Армии и ВМФ) и внушать военному начальству на самых высоких уровнях, что статья эта принесет неисчислимую пользу Советской Армии и вообще СССР, другом которого он является. Что было абсолютной правдой, Он говорил, что войска, служащие такому мирному и гуманному делу, как кино, — это хорошо. Он даже придумал хлесткий за головок для своей статьи. Что-то вроде «Победы Советской Армии… на Каннском кинофестивале».

6

Через месяц каждодневного хождения по инстанциям ему удалось добиться приема у начальника Главпура и убедить его, что эта статья послужит установлению мира во всем мире и поднятию авторитета Советской Армии в глазах прогрессивной мировой общественности.

Ему дали в сопровождение двух полковников, «Волгу» и повезли в Алабино, где за неделю до дня его появления начали драить и красить все, что могло попасться на глаза иностранному корреспонденту.

В кавполку его принимали на самом высоком уровне. Добросовестно показали все свое хозяйство. Провели в конюшни, где, по словам Принца, они с Алмазом узнали друг друга.

К неожиданной просьбе корреспондента прокатиться верхом отцы-командиры отнеслись с пониманием и приготовили для дорогого гостя покладистую кобылку, на которой обычно катали захмелевшее начальство. Кобылка, кроме покладистости, отличалась еще и необыкновенной мягкостью хода.

Принц решительно запротестовал и попросил для прогулки Алмаза. Полковое начальство усомнилось в целесообразности этой просьбы, вызванный для переговоров прикрепленный к Алмазу Петя высказался неопределенно, но положительно, в том смысле, дескать, пусть попробует… Мол, мы его предупреждали… О том, что иностранец уже ездил на жеребце, он благоразумно умолчал.

Привели Алмаза, заседлали, Принц легко вскочил в седло.

Сделал несколько кругов по полковому ипподрому и совершенно счастливый, на ликующем жеребце, вернулся к начальству.

— Я буду писать о судьбе Пети и о его подопечном, — сказал Принц.

Начальство уважительно покивало.

Потом, конечно же, не обошлось и без традиционной русской бани и без обильного возлияния после парной. Потом был дружеский ужин, где первыми отрубились сопровождающие.

Если небольшая заметка о съемках революционного фильма в центре Москвы появилась на страницах известной зарубежной газеты очень скоро и была тут же перепечатана почти всеми нашими газетами и еженедельниками, то очерк о «кинополке» писался долго…

Несмотря на то что каждый раз требовался новый пропуск, Принц еще четыре раза ездил в Алабино и терпел наше чудовищное гостеприимство. С третьего раза с ним ездил уже один сопровождающий.

В конце концов Принц, прикинув, во что обходится командирам их гостеприимство, начал туда возить ящиками дорогое выдержанное виски, которое воспринималось доблестными воинами как ординарный самогон. И не было случая, чтобы кто-то, махнув залпом стакан черного «Джонни Уокера», не заметил сочувственно:

— А вот моя тетка в Донецке гонит такую «буряковку», что нипочем не отличишь от казенки. Даже лучше, потому что крепче!

С Петей они подружились, а с Алмазом по-настоящему полюбили друг друга. Конь издалека чуял его и встречал каждый раз приветственным ржанием. Петя даже начал почтительно ревновать, сетуя сослуживцам, что его — настоящего хозяина — коняга так никогда не встречал.

Наконец очерк был закончен и дан на прочтение начальнику Главпура. Тот очерк одобрил, и Принц раз и навсегда был официально записан в друзья СССР. Даже два топтуна из наружки, которые были намертво пришиты к Принцу невидимой нитью, как пуговица к драповому пальто руками холостяка, начали чуть ли не здороваться с ним.

За Принцем, как и за каждым иностранным корреспондентом в СССР, конечно, следили. Он об этом знал. Он был к этому готов, когда впервые пересекал границу нашей страны. Со временем он так к этому привык, что перестал обращать на топтунов внимание, а когда, выходя из дома и направляясь к своей машине, случайно натыкался взглядом на их серую «Волгу», то машинально кивал им, как старым друзьям. Они же при этом безразлично отворачивались. Но после очерка, который тоже перепечатали несколько наших га зет и еженедельник «За рубежом», механизированные топтуны уже не отворачивались, что для них было равносильно самому горячему дружескому приветствию.

7

Последний пропуск в Алабино Принцу выписали весной, для того чтобы он отвез туда несколько экземпляров своей пухлой цветной газеты.

В эту поездку Принц и договорился с Петей, что будет приезжать в Алабино инкогнито.

Петя пошел на это должностное преступление совершенно бескорыстно. Он даже от жвачки отказался, объясняя это тем, что ребята начнут подозревать неладное… Однако против шоколадки он устоять не мог. Он был, как все дети, сладкоежкой, этот двадцатилетний рыжий солдатик.

В первый свой приезд Принц привез целую сумку спортивной одежды. Когда он в кустах переоделся и вышел к Пете, тот растерянно выматерился. На Принце были щегольские галифе с кожаным подбоем, твидовый английский френч с карманами, зеленый шелковый шарф и фетровая жокейская шапочка с козырьком. В руках у него был изящный хлыст. На ногах высокие сапоги из лоснящейся кожи цвета корочки нарезного батона.

Петя велел ему немедленно снять с себя это. Он сбегал в казарму и принес ему свою старую гимнастерку, линялые тренировочные штаны, сильно ношеные китайские кеды и кепку-восьмиклинку, которую одолжил у Терентьича, ветеринара из вольнонаемных.

С трудом заставив Принца напялить на себя все это немыслимое барахло и критически его оглядев, он удовлетворенно кивнул и сказал, что в таком виде ездить можно. Что так он похож на хулигана и пьяницу колхозного пастуха из соседней деревни. Их даже можно спутать.

Кроме того, он выставил еще одно непременное условие. Принц должен был и приезжать из Москвы в чем-нибудь попроще, чтобы не привлекать внимание местного населения.