Книга Последний единорог - Питер Сойер Бигл

Леди Амальтея упала столь же беспомощно, как переламывается стебель цветка. Шмендрик отпрыгнул в сторону, пытаясь прихватить с собой Молли Отраву. Сжавшись за расколотым камнем, они пытались скрыться от надвигающегося Быка. Но он остановился, не завершив шага. Внезапная тишина, прерываемая лишь дыханием Быка и отдаленным гулом моря, была бы непонятна, если бы не ее причина.

Она лежала на боку, подогнув ногу, слегка шевелясь, но не издавая ни звука. Безоружный Принц Лир простер руки, словно в них были меч и щит, преграждая путь Быку. И в этой бесконечной ночи Принц еще раз сказал:

— Нет.

Это было очень глупо, еще мгновение — и Бык растоптал бы его, даже не заметив в своей слепоте, что тот преграждает ему путь. Любовь, изумление и великая печаль пронзили тогда Шмендрика Мага и слились в нем, переполняя его чем-то, что не было ни тем, ни другим, ни третьим. Он не поверил, но она все-таки пришла к нему, пришла так, как приходила дважды, оставляя его всякий раз еще более опустошенным. На этот раз ее было больше, чем он мог удержать: она просачивалась сквозь кожу и истекала через пальцы на руках и ногах, сверкала в очах и вздымала волосы. Ее было слишком много, больше, чем можно было удержать, больше, чем можно использовать, но все-таки он понял, что плачет от жадности, от невыносимого желания иметь больше. Он думал, говорил или пел: «Я переполнен, я и не знал, что был так пуст».

Леди Амальтея была там, где упала, хотя теперь она пыталась подняться, и Принц Лир все еще охранял ее, простирая безоружные руки к нависающему над ним колоссу. Принц прикусил кончик языка, что делало его похожим на разбирающего игрушку мальчишку. Много лет спустя, когда имя Шмендрика затмило Никоса и существа пострашнее ифритов сдавались, едва услышав его, он никогда не мог ничего сделать, не представив себе лица Принца Лира с высунутым кончиком языка и зажмуренными от яркого света глазами.

Красный Бык топнул, Принц Лир упал лицом вперед и, весь в крови, поднялся. Бык загрохотал вновь, его слепая, непомерно раздутая голова стала медленно опускаться вниз, как чаша погибели на весах судьбы. Еще немного, и храброе сердце Принца Лира повиснет кровавой каплей между бледными рогами, а сам он будет сломан и растоптан, но пока он стоял как вкопанный, лишь немного кривя рот. Рев Быка становился все громче, рога его опускались все ниже.

Тогда Шмендрик выступил вперед и произнес несколько слов. Это были короткие слова, и не мелодичные, и не резкие. Сам Шмендрик не слышал их за ужасающим ревом. Но он знал их смысл, знал, как произнести их, знал, что, если захочет, сможет вновь сделать это так или чуть иначе. Он произносил их тогда, переполненный добротой и счастьем, чувствуя, как, словно броня или оболочка, спадает с него бессмертие.

При первых звуках заклинания Леди Амальтея тонко и горько вскрикнула. Она вновь рванулась к Принцу Лиру, но он стоял к ней спиной, защищал от Красного Быка и не слышал. Несчастная Молли схватила Шмендрика за руку, но тот продолжал говорить. И даже когда на том месте, где только что была она, уже расцветало снежно-белое белопенное чудо, столь же безмерно прекрасное, сколь безгранично могуч был Бык, даже тогда Леди Амальтея еще пыталась удержать себя. Ее уже не было, но лицо ее дуновением всколыхнуло холодный дымящийся свет.

Было бы лучше, если бы Принц Лир не оборачивался, пока не закончилось превращение, но он обернулся. Он увидел единорога, и ее свет отразился в нем, словно в зеркале, но звал он не ее — исчезающую Леди Амальтею. Выкрикнув имя, он, словно петух, рассеял то, что еще удерживало ее, и она исчезла.

Все произошло сразу и быстро, и медленно, как во сне, где и то и другое нераздельно. Она стояла очень смирно, глядя на них потерянными глазами. Она была еще более прекрасна, чем в памяти Шмендрика, — ведь никто не может надолго запомнить единорога, и все же ни он, ни она не были прежними. С ласковыми и глупыми словами устремилась к ней Молли Отрава, но Она не захотела узнать ее. Чудесный рог оставался тусклым, как дождь.

С ревом, от которого со звоном полопались стены логова, Красный Бык рванулся вперед. Одним прыжком Она исчезла во тьме. Принц Лир слегка повернулся, чтобы отступить, но, прежде чем он успел это сделать, преследующий единорога Бык отбросил в сторону его оцепеневшее тело.

Молли кинулась было к нему, но Шмендрик схватил ее и потащил за Быком и единорогом. Их не было видно, но проход еще гремел от их отчаянного бега. Потрясенная и возбужденная, ковыляла Молли рядом с новым неистовым Шмендриком, который не давал ей упасть и не замедлял шага. Над ее головой стонал и потрескивал замок, качавшийся в скале, как выпадающий зуб. Вновь и вновь в ее голове звучало заклятье ведьмы:

Будет замок сокрушен

Тем, кто в Хагсгейте рожден.

Внезапно ее ноги охватил песок, легкие наполнил запах моря — холодный, как запах логова, но такой добрый и чистый, что оба они остановились и громко рассмеялись. На вершине утеса над ними на серо-зеленом утреннем небе кренился замок Короля Хаггарда. Молли была уверена, что сам Король следит за всем с одной из дрожавших башен, но не видела его. В тяжелом синем небе над водой еще трепетали звезды. Был отлив, и на обнаженном берегу серо и влажно поблескивали лужицы медуз, но вдали у края отмели море натягивалось, словно тетива, и Молли поняла, что отлив окончился.

Единорог и Красный Бык стояли лицом к лицу на луке, дугой уходившей в водную гладь. Она стояла спиной к морю. Бык наступал медленно, не угрожая, не притрагиваясь, почти ласково загоняя ее в воду. Она не сопротивлялась. Ее рог был темен, голова опущена вниз, и Бык повелевал ею, как на равнине у Хагсгейта в ту ночь, когда Она стала Леди Амальтеей. Если бы не море, это мог быть все тот же безнадежный рассвет.

И все же Она еще не совсем сдалась. Она пятилась, пока ее задняя нога не ступила в воду. Тогда Она проскочила мимо мрачно горящего Красного Быка и побежала вдоль кромки воды так быстро и легко, что ветер, вздымаемый ею, заметал ее следы на песке. Бык преследовал ее.

— Сделай что-нибудь, — повторил в ушах Шмендрика хриплый голос то, что когда-то сказала Молли. Сзади него с окровавленным лицом и безумными глазами стоял Принц Лир. Он был похож на Короля Хаггарда.

— Сделай что-нибудь, — сказал он. — У тебя есть сила. Ты превратил ее в единорога — спаси ее теперь. Я убью тебя, если ты откажешься. — И он угрожающе протянул руки к волшебнику.

— Я не могу, — спокойно отвечал Шмендрик. — Вся магия в мире теперь не в силах ей помочь. Если Она не станет с ним биться, Она должна быть в море вместе с остальными. И магия, и смерть здесь бессильны.

Молли слышала, как на песок набегают небольшие волны — вода начала прибывать. Она пригляделась к воде: единорогов нигде не было видно. «Не слишком ли поздно? Что, если последний отлив унес их далеко в открытое море, куда, опасаясь кракенов и морских змей, не заплывают корабли, где царят плавучие джунгли водорослей, опасные даже для этих чудовищ? Она никогда не найдет их. Захочет ли Она остаться со мной?»

— Для чего же тогда магия?! — свирепо выкрикнул Принц Лир. — Для чего же тогда магия, если она не в силах спасти единорога? — Чтобы не упасть, он крепко ухватился за плечо волшебника.