Книга Сын Авонара - Кэрол Берг

— Конечно, мы были счастливы, — говорил Кейрон однажды вечером, пока мы работали в крошечном садике, разбитом за домом. — Совершенно счастливы. Всегда существовали «тетушки и дядюшки», готовые позаботиться о тебе и выслушать твои жалобы. И мы не были изолированы от других детей в городе. Да мы и не могли, иначе нас бы быстро заметили. Нас просто учили, как следует себя вести.

И все могли делать то же, что и ты? Лечить, приручать птиц, создавать свет.

— Самое основное, свет и птицы, — да. Но настоящий талант не проявлял себя лет до шестнадцати. Это всегда несколько пугало. Ты мог заснуть обычным мальчишкой или девчонкой, уже не совсем ребенком, но и не вполне взрослым, а на следующее утро проснуться Садовником, Строителем, Кузнецом или Целителем. Некоторые умели расплавлять серебро без огня, чтобы придать ему поразительные, подсказанные воображением формы. Еще были Ораторы, немного, потому что умение говорить правду было редким, Рассказчики и Певцы. Моя мать была Певицей. Когда она пела, слова оживали и картинки появлялись прямо перед тобой, не просто в твоем воображении, а светились прямо в воздухе, живые и пестрые. Если она пела колыбельную, то ее песни продолжали сниться.

Я поместила похожее на палку деревце в выкопанную Кейроном ямку, мечтая обладать даром, способным заставить саженец расти быстрее, превратить эту часть сада в тенистый уголок раньше, чем я поседею. Бывали дни, когда моя собственная жизнь тоже казалась мне бессмысленной.

— А ты сам? — спросила я, утаптывая землю вокруг деревца. — Когда ты узнал, что рожден Целителем?

— Мне было семнадцать. Лето я провел во все нарастающем страхе, что у меня не проявится никакого таланта сверх обычных, Путь никогда не откроется мне. Изредка такое случалось. Никто не знал почему. Как-то раз мы с Кристофом, моим братом, отправились лазать по горам. Ему едва исполнилось тринадцать, и он изо всех сил старался показать, что делает это не хуже меня. В тот день мы надеялись найти новый путь на вершину горы Карилис, и казалось, что его все-таки не существует. И вот Кристоф заметил узкую расщелину, которая вроде бы поднималась туда, куда мы хотели попасть. Прежде чем я успел остановить его, он полез. Сорвался и… на самом деле, подробности не важны. Он упал на скалы и повредил грудную клетку. Помочь было некому, ни души ближе чем в двух часах пути.

Кейрон был весь во власти воспоминаний, которые были для него такими же реальными, как и сегодняшний день.

— Я видел, как Целители проводят кровавый обряд, и долгие годы молил, чтобы мне не достался этот дар. Но в тот день мои желания уже не имели значения, у меня не было другого выбора. Иначе Кристоф умер бы и пересек Черту задолго до того, как я принес бы его домой. У нас существовало множество догадок, как развиваются те или иные таланты, возможно, мне бы достался иной дар, если бы не происшествие. Я сделал то, что требовалось, прижал к себе Кристофа очень близко, наша кровь смешалась, как и должно, и я оказался внутри него, чтобы исправить то, что было повреждено. У меня ушло больше половины дня. — Он засмеялся и сжал мою руку, возвращаясь из мира воспоминаний. — Я был неопытен и доставил нам обоим больше страданий, чем было необходимо. Тот шрам никогда не позволяет мне зазнаваться.

Я попросила, и он показал мне длинный рваный белый след, ставший первым.

— И ты помнишь их всех? — Я провела пальцами по белым шрамам на его левой руке. Сотням шрамов.

— До единого. Забыть невозможно. Ощущение завершенности… цели… целостности… его невозможно описать. Ничто в моей жизни не могло с ним сравниться… пока я не встретил тебя.

Нам пришлось на время отложить и разговоры и посадки.

Позже, когда при свете луны мы вернулись в дом, я спросила его, что означает «пересечь Черту». Он задумался.

— В лейранских легендах не описано ничего похожего. Дж'эттанны называют место, куда после смерти стекаются души, Л'Тьер, «следующая жизнь». Мы мало знаем о природе этого места, но уверены, что между известным нам миром и Л'Тьер существует Черта, которую не может пересечь живой и из-за которой нет возврата. После смерти еще есть время, от нескольких мгновений до нескольких часов, когда душа не перешагнула Черту и может вернуться в тело. Поэтому время так важно для Целителя. При своих умениях, должном старании и везении я могу вернуть умершего к жизни, но только если душа еще не шагнула за Черту.

Я была зачарована и одновременно смущена. В лейранском обществе нечасто говорили о смерти. Воины жили вечно в легендах и преданиях, это ясно, и Священные Близнецы вносили их имена в списки героев, когда мы упоминали их подвиги в храмовых обрядах. Семьи, взрастившие героев, приобщались к их бессмертию, как Мана приобщилась к славе первого бога Арота. С другой стороны, лейранским богам не было пользы в мертвецах. Прожить жизнь с честью — вот что важно.

— В Авонаре было почти так же, — сказал Кейрон, когда я рассказала о своем смущении. — У нас был более оптимистичный взгляд на происходящее, но Целитель никогда не приходил на ум первым, когда речь заходила о составлении списка гостей. Напоминанию о смерти никогда не рады. — Он театрально вздохнул. — Полагаю, теперь, когда будут приходить гости, ты станешь прогонять меня на кухню.

— Я уже подумывала об этом. Ты же знаешь, меня сразило твое красноречие, и мне бы не хотелось выставлять твои таланты напоказ — что, если еще какая-нибудь женщина воспылает к тебе страстью?

Когда Кейрон занимался своей обычной работой, я все больше и больше времени проводила с ним среди собрания древностей. Здесь мы не вели споров, упиваясь созерцанием бесчисленных порождений человеческих талантов. В корзинах, коробках и ящиках мы находили керотеанские мраморные статуи высотой в человеческий рост и крошечные костяные и деревянные амулеты таких диких народов, что о них никто ничего не знал. Здесь были и валлеорские гобелены, рукописи с рисунками, шлемы и доспехи, тысячи мечей, карты и вазы, украшения и серебряная утварь, ковры, сотканные из шерсти неведомых животных. Большинство всех этих предметов было впихнуто в мрачные подвалы королевской сокровищницы без всякого почтения. Доспехи валялись поверх хрупких пергаментов, картины лежали лицом вниз, статуи из слоновой кости и жадеита — все это было брошено и разрушалось от сырости.

Вскоре после назначения на пост Кейрон получил несколько больших, хорошо проветривающихся мастерских. Его помощники приносили экспонаты в мастерские, чтобы их можно было оценить, а затем выставить на всеобщее обозрение, отправить в чистку, на реставрацию или как следует упаковать.

Самым большим удовольствием было найти предмет, лишенный описания, и догадаться о тайне его происхождения. Мы угадывали его историю по окружающим его деталям. Исследовали материал, краску, камень, бумагу, чернила, ткань. Кейрон пропадал в библиотеке, выискивая описания чего-либо похожего, писал письма ученым, которые могли помочь. Если собранные сведения оказывались слишком скудны, я везла экспонат на рынок и спрашивала заезжих торговцев и путешественников, не видели ли они раньше что-нибудь подобное.