Книга Подземный левиафан - Джеймс Блэйлок

Вдоль дороги тянулась живая изгородь из гибискуса. Скрываясь в тени изгороди, Уильям побежал вдоль нее, все еще сгибаясь в три погибели — его твидовое пальто и брюки отлично сливались с кустарником. Он точно знал, куда собирается попасть. Впереди, невдалеке, в каких-нибудь тридцати ярдах от главных ворот, прямо посередине дороги находилась железная крышка канализационного люка, огромного, как колесо грузовика. Если поднять люк окажется ему не под силу, Уильям отправится к воротам. Ему уже доводилось перелезать через них во время одного из ранних побегов, и теперь, если только охранник не проснется, он без труда проделает то же самое и в два счета окажется на той стороне.

Если охранник проснется, Уильям оглушит и его. Продолжая красться вдоль живой изгороди, он решил при первой возможности послать подручному письмо с извинениями и объяснениями. Как истинному джентльмену, ему надлежало сделать это непременно. Остановившись у раздвоенного ствола самшитового дерева, Уильям осторожно высунулся из-за него и поверх живой изгороди рассмотрел будку охранника; в маленьком освещенном окошке виднелась спина человека в форме. Охранник читал книгу. Уильям протиснулся сквозь изгородь, но споткнулся и вывалился на дорогу, мгновенно упал на четвереньки и скользнул обратно в спасительную темноту кустов. Запустив руку в карман пальто, он вытащил оттуда небольшой черный гвоздодер, похищенный из ящичка с инструментами, принадлежащего садовнику. После этого он, раскорячившись словно краб, снова выбрался на дорогу и без промедления просунул загнутый конец гвоздодера в отверстие размером с четвертак, имеющееся в железном диске, и как следует потянул на себя.

Крышка люка не шелохнулась. С таким же успехом Уильям мог пытаться поднять саму улицу. Он вытащил гвоздодер из дыры и, вставив его в щель между крышкой и стальным кольцевым периметром, действуя своим орудием как рычагом, приподнял крышку почти на полдюйма. Просунув под нее пальцы, Уильям сразу же мудро вытащил их обратно. Опуская крышку, он выдернул из-под нее гвоздодер прежде, чем она успела его прижать.

Металлический лязг упавшей на место крышки эхом разнесся над дорогой. Уильям метнулся в тень живой изгороди, забрался за кусты и притаился. Выглянув наружу, он увидел, что охранник стоит на дороге и шарит по асфальту лучом своего фонаря. Так ничего и не заметив, охранник через минуту сдался, выключил фонарик и вернулся к книге. Уильям выполз на дорогу. Он попытался прикинуть, сколько времени прошло с тех пор, как он ускользнул из палаты. Двадцать минут? Ему начинало казаться, что звезды на небе бледнеют, а на востоке розовеет горизонт.

Присев на корточки над люком, он засунул гвоздодер в дыру и что есть сил потащил крышку на себя. Сжав губы, он затаил дыхание. Острая боль пронизала его спину и шею. Крышка медленно поднялась, открыв круглый черный провал, потом снова опустилась на место, сводя с ума. Уильям на мгновение расслабился, чувствуя, что по спине стекают струйки пота. Выждав, он снова рванул крышку вверх. Безрезультатно. Понаблюдав немного за охранником и убедившись, что тот спокоен, Уильям еще раз натужился, и в тот же миг пространство за его спиной залил свет. Со стороны кухни раздались крики. Распахнулось окно и трижды душераздирающе проревела приводимая в действие воздухом сирена. Со стороны корпуса «X» донесся взрыв хриплого хохота, охранник выскочил из своей будки и, светя фонариком по сторонам, устремился за живую изгородь на крики. Сдирая с ладоней кожу, Уильям крепко ухватился за шестигранную рукоятку гвоздодера и, понимая, что еще имеет шанс добежать до ворот и перебраться через них раньше, чем там окажется охранник, снова принялся тянуть крышку. Через секунду думать о воротах стало поздно. За спиной у него снова раздались крики, совсем близко.

— Вон он! — надрывался один голос.

— Стой!

— Разворачивай сеть! — кричали другие.

— Сволочи! — заорал в ответ Уильям и вдруг, со всхлипом выдохнув воздух, приподнял крышку и сдвинул ее с жерла колодца почти до половины, живо выдернул гвоздодер, схватил край люка пальцами и оттянул крышку на себя еще на несколько дюймов, потом выхватил из кармана фонарь, включил его и осветил ствол колодца. Через секунду, дико хохоча, он уже спускался, перехватывая руками стальные скобы, в колодец, осыпая дурацкими ругательствами своих преследователей, которые уже суетились вокруг зева люка, все еще бессмысленно приказывая беглецу остановиться. Над головой Уильяма появились и задергались, нащупывая скобы, ноги в белых брюках. Уильям ударил по чужой ноге торцом фонарика.

— У меня пистолет! — выкрикнул он так яростно и угрожающе, что белые ноги мигом исчезли.

Проорав наверх несколько прощальных ругательств, он побежал по канализационному тоннелю на восток, стараясь не ступать в узкий грязный ручеек нечистот, змеящийся по дну бетонной трубы. Через пятьдесят ярдов он круто свернул направо, потом сделал то же самое еще раз и оказался в трубе примерно вдвое уже первой. Дальше Уильям продвигался на четвереньках, шлепая ладонями по жиже на дне и бороздя ее коленями, при каждом движении задевая спиной жесткий потолок. Довольно скоро узкий проход перешел в просторный, похожий на пещеру тоннель, по которому Уильям припустился бегом, выпрямившись во весь рост, глубоко дыша и освещая себе путь фонариком. Теперь его невозможно было догнать — спасибо капитану Г. Фрэнку Пен-Сне и его картам канализационных подземелий.

Он быстро оглянулся через плечо — за его спиной была сплошная темнота, никто не гнался за ним. Быстро же сдались проклятые черви. Уильям рассмеялся и перешел на быстрый шаг. А он отчаянный парень — свалил дюжего подручного, разобрался со здоровенной крышкой канализационного люка, которая закрывала почти половину дороги.

— Я ужасный Жаб! — легкомысленно выкрикнул он, почувствовав смешное родство с любимым литературным героем. Громкое, басистое эхо, трижды отразившись от бетонных стен, загрохотало вокруг и унеслось по коридору дальше вперед.

Уже не замечая луж и поднимая брызги, Уильям быстро шагал вперед, потом принялся распевать глупые песенки, слова которых придумывал тут же, на ходу, вставляя «хо-хо, хо-хо» там, где не хватало рифмы.

— Лежали гады по постелям, хо-хо, когда Уильям убежал, сбив с ног подручного-больного, хо-хо, своей могучей булавой! — распевал он, широко размахивая своим «оружием», освещая то стены тоннеля, то его верх, то дно.

Но не успело эхо последних слов его песенки затихнуть вдалеке, как Уильям услыхал позади себя во тьме топот доброго миллиона бегущих и настигающих его ног, гул голосов. Он рванулся вперед, споро удвоил скорость, хрипло дыша и чувствуя, что в корнях его легких разгорается огонь.

— Самодовольный Жаб, — выругал он себя со смехом, потом погасил фонарь и, свернув в широкий наклонный тоннель, понесся вниз, словно с крутого холма. Шагов через сто он замедлил бег, снова включил фонарик и, заметив впереди скобы новой уходящей вверх лестницы, бросился к ней, засунул фонарик за пояс и начал быстро взбираться к потолку трубы. Просунувшись в овальный лаз, Уильям оказался внутри помещения — в пещере, естественной или вырубленной людьми в камне, он не разобрал. Нащупав мечущимся лучом уходящий вниз под углом двадцать или тридцать градусов проход, он устремился к нему и, спотыкаясь, побежал к другому тоннелю.