Книга H2O - Яна Дубинянская

— Всего хорошего.

Виктор поднялся из-за стола, слишком нарочито, тьфу, посмотрев на часы. Но откуда, черт возьми, всем обо всем известно?! Раньше, чем он вообще начал у тебя работать. Разумеется, никто не брал с мальчика подписки о неразглашении, но чтобы информация распространялась так стремительно и гулко, словно звук по воде, достигнув, правда явно в искаженном варианте, даже почти асоциального Гутникова… нет, неправильно. Странно, с трудом объяснимо, да и нет времени искать пояснений.

— Вы собираетесь вечером на Министерские дачи?

Прозвучало так неожиданно, что Виктор застопорился в неудобной точке между столом и креслом. Гутников тоже встал; на его лицо, прямо на глаза, падала влажная прядь, и он не убирал ее. Да нет, что за наваждение: о том, что ты по пятничным вечерам, как и весь политический бомонд, наезжаешь в Министерки, знает каждый, кто связан с тобой хоть какими-то отношениями или просто читает светские порталы. Ничего сверхсекретного и сверхъестественного. Но причем тут…

— Не ездите, — жестко бросил гений.

Откинул волосы, развернулся и зашагал прочь оскорбленно и гордо.

* * *

Посреди ледового поля, расписанного белыми усами коньковых следов, крутила пируэты Анциферова, узкая и гибкая в облитом костюме цвета стали. Похоже, когда-то она занималась фигурным катанием. Остальные приглашенные, большинство из которых Виктор не знал, явно чувствовали себя на коньках менее уверенно и кучковались поближе к краям катка, придерживаясь за фуршетные столы, а кое-кто обреченно сидел на скамейках у кромки. Надо льдом реяли гроздья воздушных шаров, сгруппированных в эмблему «Термоядера», добрую и детскую, скалящуюся десятком желтых смайликов.

— Вам помочь? — ослепительно улыбнулась официанточка на коньках.

— Спасибо, я сам.

Затянул шнуровку, встал со скамьи и попробовал коньком тающую по периметру кромку льда. Лед у термоядеров был так себе, не в пример хуже, чем на твоем собственном катке. Единственное, что тебе никогда не приходило в голову проводить там какие-либо презентации, съезды или брифинги. Недостаток креатива, позор Сашке Гутникову.

Заскользил вдоль столов широким конькобежным шагом, отмечая глазами и приветственным жестом одинокие знакомые лица. Все крупные акционеры «Ворлд Ойла», да. Директора нескольких мировых энергетических концернов. Группа одинаковых и мелких, как горошины, азиатов, наверняка какие-нибудь альтернативщики из области высоких технологий. Вообще многовато иностранцев, да еще и первых лиц, для презентации в таком, по меркам «Термоядера», захолустье. Никакой отечественной прессы, да и вообще никакой. Похоже, мероприятие действительно рабочее и статусное.

На катке.

Толстый дядька, абсолютно незнакомый (булавка в его галстуке, прикинул на глаз Виктор, стоила, как гектар земли на Южном берегу) набрал себе полную тарелку, взял бокал красного, неловко оттолкнулся от стола — и полетел навзничь, рассыпая на лед балык, икру и оливки, веером роняя кровавые капли из чудом уцелевшего хрусталя. Подшустрили две девочки на коньках, одна быстренько уничтожила следы разрушения, вторая поднесла другой бокал и точно такой же набор закуски. Но поднимался дядька сам, без посторонней помощи. Сначала встал на карачки, пачкая колени дорогих брюк ледяным крошевом, потом на корточки, затем с трудом оторвал пальцы ото льда и, наконец, выпрямился, балансируя и пошатываясь.

А ведь так, по-видимому, и задумано, усмехнулся Виктор. Насчет конкретного места проведения презентации не предупредили не только тебя. Очередная психологическая примочка с весьма, надо признать, действенным эффектом. Насколько тебе известно — правда, информация, которую удается собрать о «Термоядере», никогда не стопроцентно достоверна и уж точно далеко не полна, — в этой конторе держат огромный штат психологов, психиатров, гипнотизеров, специалистов по НЛП, социальным фобиям и прочим вещам, безмерно далеким от собственно ее ниши на рынке. Которая могла бы стать куда глубже и шире, если бы удалось решить их главную, глобальную проблему.

— Уважаемые господа! Минуточку внимания.

Голос гулко прокатился над повернутыми в одну сторону головами. Черный, чуть-чуть поблескивающий и стремительный, Макс Зильбер молнией пронесся по льду, прокрутил в мгновенном танце Анциферову, походя отодвинув ее на периферию, и в широком развороте занял место под эмблемой.

— Спасибо всем, что вы пришли. Сегодня Всемирное акционерное общество «Концерн „Термоядер“» представляет вашему вниманию новый беспрецедентный проект под условным названием «Вспышка звезды»!

Присутствующие зааплодировали; вышло не особенно дружно, слишком многие боялись отпустить локоть соседа или край стола. Кто-то поскользнулся, другие уселись на лавочки по периметру, выставив нелепо торчащие коленки. Поправляли переводчики в ушах: Макс говорил на своем родном языке, и наушники выдавали еще при входе, вместе с коньками.

— Впрочем, все в мире — чистая условность, — продолжил он. — Думаю, присутствующие это понимают.

Перевод был неточный, на самом деле Зильбер выразился длиннее, тоньше, двусмысленнее. Виктор извлек наушник: лучше поднапрячься и послушать в оригинале. Зашуршала, зашептала, зазвенела внешняя звуковая дорожка, с непривычки почти заглушая голос выступающего. С противоположной стороны ледового поля в Виктора вцепились глаза Ирки Анциферовой, она делала какие-то мимические знаки, абсолютно непонятные, гротескные. Сверху скалились, смутно отражаясь во льду, надутые гелием желтые смайлики. Наплывало чувство наваждения, абсурда. Возьми себя в руки. Сосредоточься. Слушай.

Прислушался. Было интересно.

Ни для кого не секрет, что мировой социум болен, говорил Зильбер. Мир так и не сумел оправиться после кризиса девятнадцатого, и этот процесс чересчур затянулся, чтобы продолжать считать его нормальным периодом ремиссии. Болезнь рискует стать неизлечимой, навсегда отрезав человечеству пути к развитию, прогрессу, процветанию, и тогда впереди останется только медленное сползание вниз, апатия, деградация, а через не такой уж большой в глобальном понимании срок — и смерть, сначала социальная, а затем и биологическая. Если мы не примем своевременные меры.

Пауза для переводчика и ораторского эффекта; в тишине кто-то уронил на лед хрустальный бокал. Тихий жалобный звон — стопроцентно психологическая примочка, Виктор не сомневался. Теперь, по законам жанра, должно прийти спасение, и трудно ошибиться в прогнозе, откуда именно.

А ведь так оно, собственно, и есть. Термоядеры всегда представляли собой реальную силу, самую могучую, самую опасную. Не завязанные ни на ресурсы, ни на нерентабельные сверхтехнологии, ничем не сдерживаемые ни в методах, ни в средствах, они легко установили бы монополию на рынке еще тогда, непосредственно после нефтяного коллапса, — если бы не напоролись на непобедимое: страх.

Мощнейшая социальная фобия, прокатившаяся по миру в результате трех последовательных взрывов на атомных станциях в девятнадцатом-двадцатом, парализовала отрасль на несколько лет, дав возможность прийти в зияющую нишу многочисленным конкурентам-альтернативщикам. А те поделили ее настолько прочно, что сбить этот баланс в свою пользу термоядерам до сих пор не под силу. Да и атомная фобия, перейдя из острой формы в латентную, по сути, никуда не делась, по-прежнему тормозя все попытки прорыва концерна на новые позиции. Как ни тщилась армия психологов «Термоядера» оптимизировать его имидж, все эти смайлики и эмблемы, добрые ролики социальной рекламы или раздача детям новогодних подарков не могли не то что перевесить — хотя бы обнулить ужас тех взрывов, наложившихся фатальным аккордом на мировой кризис. Да, болезнь. Затянувшаяся. Возможно, уже неизлечимая, что где-то и к лучшему.