Книга Президент Линкольн. Охотник на вампиров - Сет Грэм-Смит

— Урок, друг мой, в следующем: в какой-то степени именно Эржебет Батори несет ответственность за то, что в Америки появились вампиры.

Теперь Линкольн всецело обратился в слух.

— История о зверствах разлетелась по всей Европе, — продолжал По. — Поговаривали о вампирше по прозвищу Кровавая графиня и о сотнях загубленных ею девушек. За десять лет суеверия, о которых шептались веками, переросли в открытую ненависть. Ни одно событие в истории не порождало такого пыла. Дни, когда вампиров принимали как неотъемлемую часть жизни, остались в прошлом. Теперь люди осмелились противостоять кровопийцам. От Англии до Хорватии стали появляться охотники на вампиров. Они учились друг у друга и преследовали неупокоенных по всему континенту. Охотники гонялись за вампирами по вонючим сточным канавам и трущобам Парижа. Преследовали их в темных переулках Лондона. Вампиров вынуждали обходиться кровью бродячих собак. Овцы дерзнули охотиться на львов! Жизнь кровососов в Европе сделалась невыносимой. Они жаждали свободы. Свободы от преследований. От страха. И где же они могли обрести эту свободу?

— В Америке.

— В Америке, Линкольн! Америка стала для вампиров раем, где им не приходилось драться за кровь. Здесь в семьях принято рожать по пять, восемь, двенадцать детей. Вампирам полюбилось американское беззаконие. Простор. Уединенные деревеньки и порты, кишащие новоприбывшими людьми. Но больше всего на свете, Линкольн, вампирам полюбились рабы. Ведь здесь, в отличие от любой другой цивилизованной страны, можно было кормиться пьянящей человеческой кровью — и не бояться возмездия!

Когда англичане прибыли на наши берега и попытались вернуть Америку во власть Старого Света, вампиры приняли бой. Они встали под Лексингтоном и Конкордом, сражались при Тикондероге и Мурс-Крик. Некоторые из них вернулись на родину, во Францию, и убедили короля Людовика послать свой флот к нам на помощь. Они такие же американцы, как и мы с тобой, Линкольн. Настоящие патриоты, ведь независимость Америки — залог их выживания.

— Я слышал, как про вампиров говорят в Капитолии, — прошептал Эйб. — Даже там ощущается их присутствие.

— Они повсюду, Линкольн! И их влияние будет только усиливаться, как это происходило в Европе на протяжении многих веков. Сколько это может продолжаться? Сколько еще вампиров переберется на наши берега, прежде чем простые люди заметят их? И что тогда? Неужели ты думаешь, что добропорядочные жители Бостона или Нью-Йорка согласятся обитать бок о бок с вампирами? Полагаешь, все вампиры отличаются таким же добрым нравом, как твой Генри или мой Рейнольдс? Вообрази, Линкольн. Вообрази, что случилось бы с Европой, если бы вампирам некуда было бежать. Как долго львы будут терпеть охотников-овец? Сколько времени пройдет, прежде чем они снова вспомнят львиные повадки?

Эйб пытался представить себе то, о чем говорил По, и картина ему не нравилась.

— Говорю тебе, — продолжал гость, — нас ожидает большая беда…

* * *

Для самого По, во всяком случае, предсказание оказалось пророческим.

Третьего октября 1849 года (менее чем через восемь месяцев после встречи с Эйбом) его нашли на улицах Балтимора — полумертвого, в беспамятстве, в чужой одежде. По препроводили в больницу Вашингтон-колледж, где врачи безуспешно пытались поставить диагноз.

У пациента высокая температура и галлюцинации. Приходя в сознание, зовет какого-то Рейнольдса. Судя по симптомам, мы имеем дело с брюшным тифом, однако стремительное развитие заболевания свидетельствует об иной, глубинной причине. Случай безнадежен.

В воскресенье, 7 октября, в пять часов утра, По неожиданно очнулся. Он пробормотал: «Господи, помилуй мою бедную душу!» — и скончался.

IV

Пятого марта 1849 года пришел конец краткой и непримечательной карьере Эйба в Конгрессе. Он решил не баллотироваться на второй срок.

Место в Конгрессе… не принесло мне радости, на которую я рассчитывал. Все два года я ужасно скучал по жене и маленьким проказникам. В Вашингтоне не найдется ничего, что удержало бы меня здесь хоть минутой долее.

Линкольн вернулся в Спрингфилд и с головой окунулся в адвокатскую практику. К нему присоединился тридцатилетний адвокат по имени Уильям Г. Херндон (тот самый, который после убийства Линкольна напишет его полную и столь противоречивую биографию). Авраам всеми силами старался скрыть от партнера правду о своем темном прошлом.

Он писал друзьям в поисках клиентов. Выступал на судах по всему Иллинойсу. Играл с мальчиками и подолгу гулял с женой.

Он жил.

Прочь клыки и прочь глаза,

Где чернеет жуть.

Я хочу в покое жить,

Мира я прошу.

Его желанию не суждено было сбыться.

* * *

Эдди Линкольн умер, когда ему было три года, десять месяцев и восемнадцать дней.

Первого февраля 1850 года, всего через несколько часов после смерти сына, Авраам записал в дневнике:

Я потерял своего малыша… Как же я по нему тоскую. В жизни больше нет радости.

Нет причин подозревать, что вампиры имели какое-либо отношение к кончине Эдди. Он болел еще с декабря (вероятно, туберкулезом) и постепенно угас. Мать неусыпно бодрствовала у постели сына и втирала мазь в его тщедушную грудь — но это не помогло.

Мэри не могла допустить, чтобы Эдди умер в одиночестве. Она прижимала к груди его бесчувственное тело и всю ночь качала малыша… пока он не скончался.

Мэри никогда не станет прежней. Она потеряет еще двоих сыновей, но эти утраты не сравнятся с кончиной ее любимого «ангелочка». Три дня после смерти сына она не ела, не спала и постоянно рыдала.

Мэри безутешна. Что ж, все равно я не смог бы найти ободряющие слова. Я написал Армстронгу и Спиду с просьбой приехать. Получил письмо от Генри: он выражает соболезнования и обещает прибыть [в Спрингфилд] не позднее завтрашнего полудня. Не знаю, каким образом ему стало известно о кончине Эдди.

Мальчика похоронили на кладбище Хатчинсонс, в нескольких кварталах от родительского дома.

Всю службу я обнимал Боба и Мэри. Мы плакали. Рядом стояли Армстронг со Спидом, а также наши многочисленные друзья и доброжелатели. Генри остался в некотором отдалении — он не хотел усугублять горе Мэри или подтверждать ее подозрения.[33]Все же до службы он прислал мне записку, в которой еще раз выражал соболезнования, а также напоминал, что существует и другой выход.

Я мог снова увидеть своего мальчика.

Несмотря на безумное искушение вернуть сына, Эйб прислушался к голосу разума.

Он навсегда остался бы ребенком, ангелочком-убийцей. Мне была невыносима мысль о том, что придется держать его в темноте. Учить убивать ради того, чтобы он выжил. Я не решился ввергнуть сына в ад.