Книга Инкубатор для вундерваффе - Анатолий Матвиенко

Перечисляя членов Совета, Клинтон опускал дворянскую частичку «де» перед фамилиями дворян — в республике это уже не актуально. Но, чтобы не дразнить высокородных лишний раз и использовать вбитые в народ на генетическом уровне инстинкты подчинения знати, виртуальной семье новоиспеченного главы государства задним числом оформили покупку титула. Когда рядовой Петренко строевым шагом вошел в зал, пророк торжественно провозгласил:

— Его высокопревосходительство первый Президент Французской Республики господин Шарль де Голль!

После того, как Госсовет единогласно (ну кто бы мог подумать?) утвердил министров, «святой» с непередаваемой грустью сообщил, что Единый призывает его к себе, и десятого января сего года все желающие могут узреть обряд вознесения в церкви деревни Мезон-сюр-Сен в пригороде Парижа, рядом с замком маркиза Рене де Лонгей.

50

ЗЕМЛЯ-2. 08.01.1669. ПАРИЖ

Здание Французской Академии наук было менее старинным и роскошным, нежели Сорбонны, но более светлым и удобным. Известный голландский физик, астроном и изобретатель Христиан Гюйгенс принимал в своем кабинете фактического основателя Академии — Кольбера. С ним заявился советник пророка Малиновский. Не то чтобы Гюйгенс активно сопротивлялся ветрам перемен, которые пронеслись над Францией с энергией шторма. Он понимал, что новая власть противостоит всему старому и костному, что осталось от Средневековья и тормозило науку. Даже крушение королевской власти и провозглашение республики его не очень тронули, в конце концов, он сам был родом из республиканских Нидерландов. Гюйгенс не очень цеплялся за административный пост, президентом Академии наук его убедил стать Кольбер, которого голландец ценил и уважал. Его гораздо больше привлекала возможность заниматься чистой наукой и изобретательством. Гюйгенс был автором первых маятниковых часов и мечтал завершить фундаментальный труд по механике. Он с нетерпением ждал открытия Парижской обсерватории, загадки космоса занимали его изрядно.

Раздражало другое. Непонятно откуда свалившиеся приспешники нового культа пользовались массой вещей, явно изготовленных с применением знаний и технологий, на века опережавших современную науку. Пророк, благословляя на продолжение научных изысканий и явно пытаясь сделать приятное, подарил карманные часы. Гюйгенс, ранее гордившийся своими маятниковыми конструкциями, видел, что его часы по сравнению с подарочными напоминают каменный топор. Он ощущал себя индейцем, счастливым изобретателем лука, который наткнулся на конкистадоров с мушкетами в руках, и его творение в одночасье стало устаревшим и ненужным.

Еще настораживала напористость, с которой единобожцы сметали любые препятствия у себя на пути. Голландец не питал иллюзий, понимал, что, если бы не заступничество Кольбера, он все свои таланты механика тратил бы на бессмысленные механические игрушки для увеселения короля и придворных. Король, строго говоря, терпел чистую науку, в том числе математику, лишь потому, что не мог отрицать ее полезности для баллистических расчетов и изготовления орудийных стволов. Астрономия получила право на развитие только в интересах навигации флота открытого моря. В то же время легкость, с которой могущественного монарха смахнули в сторону как битую карту, свидетельствовала, что пророк и его присные без колебаний так же поступят и с любым другим.

Не обманывало и почетное кресло в Госсовете. Когда удалились званые гости, пережевывая неслыханные новости, Клинтон прямо и без обиняков объяснил, что страной правит не прописанный в Конституции малый кабинет из его советников, и, если что-то пойдет наперекосяк, он без проблем вернется на Землю навести Божеский порядок. Плюс советники могут вызвать карающего ангела, с которым так неудачно познакомились король с кардиналом.

В просвещенном XVII веке образованные люди верили в евангельские сказания. Но скорее как в легенду о древних событиях и в надежде на вечную загробную жизнь. Только группа субъектов, рассуждавшая о прямом общении с Богом как с великим, но вполне доступным начальством, и в быту запросто использующая артефакты, происходящие также напрямую от Бога, вызывала неприятие и недоумение.

Однако Малиновский подобрал ключ к суровому сердцу ученого с ловкостью опытного домушника. Он назвал его по имени, и если бы тон не казался столь свойски-задушевным, голландец счел бы это фамильярным.

— Христиан, нам очень необходима ваша помощь.

Им? Помощь? Всемогущим адептам Единого?

— Видите ли, Христиан, все мы, включая пророка, обычные люди, не умнее и не прозорливее вас. То, что именно мы оказались достойны доверия Единого, не только наша заслуга, но и дело случая. Помните, апостолами Христа тоже были, в основной своей массе, простые и неграмотные люди. Не буду утверждать, что я неграмотен. Но от Единого нам досталось Великое Знание. Сами мы не в состоянии его постичь и применить. Нужны люди с пытливым умом и чистым сердцем, которым можно его доверить.

Взгляд Гюйгенса потеплел на полградуса. Он продолжал внимательно слушать.

— Вы догадались, что часы, которые подарил вам пророк, и многие другие вещи от Единого изготовлены не нами и не здесь. — Голландец кивнул. — На вашей родине мы смогли наладить промышленное производство только некоторых из них, винтовок, револьверов, артиллерийских орудий и боеприпасов.

— Исключительно оружие?

— Преимущественно. Власть проще захватить, труднее удержать.

— А еще труднее защитить заработанное от алчных рук, которые предпочитают отнимать, а не создавать, — добавил Кольбер.

— Ситуация парадоксальная. Мы владеем фундаментальным знанием, но не можем его применить, потому что вокруг сплошное невежество. Французская Академия наук — самое передовое в мире научное общество, но оно занимается вопросами, ответы на которые нам известны. И возможно, на те вопросы, что вы бы задали через сто лет. Одновременно остро не хватает людей с элементарными познаниями, которых можно было бы использовать на производстве, причем, заметьте, не только вооружений.

— Вы намекаете, что Академию наук следует превратить в учебное заведение? У нее не педагогический профиль. Ступайте в Сорбонну.

— Помилуйте, с кем мне там разговаривать? Университет — школа схоластов, основа религиозной оппозиции. Самые прогрессивно мыслящие люди собрались под крышей Академии наук. Более того, мы заручились согласием Дени Папена и Джованни Кассини, которых вы прекрасно знаете лично, Ремера, фон Лейбница и некоторых других ученых, они дали согласие на сотрудничество. Нужен научный и учебный центр в одном лице. Подчиним вам университет. Разве что гуманитарная Академия пусть сама занимается лингвистикой и культурой, ее пока не тронем.

— Зачем мне Сорбонна и специалисты по ученым спорам, сколько ангелов уместится на кончике иглы?

— Не скажите. Среди них есть философы с гибким умом. Те же, кто предпочитает считать ангелов, могут продолжить свою считалку в Испании. Здесь и за счет казны — нет, и не уговаривайте.

— Верно.

— Именно. Теперь о другом, о больном для вас. Вы потратили столько сил, чтобы увидеть спутники Юпитера и кольца Сатурна. А теперь скажу вам, что у Марса два спутника, у Юпитера шестьдесят пять спутников, у Сатурна шестьдесят два, не считая колец — это масса обломков, движущихся вокруг планеты настолько кучно, что с Земли кольца кажутся цельными. За орбитой Сатурна еще две планеты — Уран и Нептун. Между орбитами Марса и Юпитера, а также за Нептуном масса мелких планетоидов, вращающихся вокруг Солнца. Чуть не забыл, Меркурий действительно существует, самая маленькая и близкая к Солнцу планета. Если интересно, могу продемонстрировать снимки, это такие цветные гравюры, поверхности каждого из небесных тел, дать расчет их движения. Ну, и по другим звездным системам с планетами тоже. — Малиновский открыл комп и показал лунные ландшафты XXI века, пока Луна не начала застраиваться. — Что тянуть, вот обратная сторона Луны, с Земли невидимая. А вот наша Земля, правда, красиво? Обитаемая планета Си-Гиперион обращается вокруг Сириуса, в гамме больше зеленого и красного, тоже, как видите, симпатично.