Книга Чернее черного - Хилари Мантел

И ты веришь ему, спросила Колетт, и Эл ответила, нет, Моррис, он слишком много пьет, все плывет у него перед глазами и рука дрожит, сомневаюсь, что он вообще может попасть в мишень.

Субботним вечером отель устроил поздний фуршет для спиритической компании: сморщенные темно-коричневые куриные ноги, огромная запеканка на толстой картонной подставке, холодный салат с макаронами и лохань непонятной зелени, которую Колетт без энтузиазма поворошила ложкой. Ворон сидел, положив армейские ботинки на журнальный столик, и сворачивал одну из своих особых сигарет.

— Суть в том, есть ли у тебя «Гримуар Ансиары Сен-Реми»? Только в нем собрано сорок заклинаний, с подробными диаграммами и схемами вызова духов.

— Приторговываешь? — спросила Сильвана.

— Нет, но…

— Но имеешь процент с продаж, верно?

Ох, какие же они циники, подумала Колетт. Она воображала, что экстрасенсы, когда собираются вместе, говорят о — ну, о душах; что они делятся хоть частью своих потрясений и неизбывного страха, страха, который — если судить по Элисон — и есть цена успеха. Но теперь, взглянув на это сборище изнутри, она поняла, что все их разговоры о деньгах. Они впаривали друг другу инвентарь, сравнивали расценки, старались выведать новые уловки — «поверьте, это новая ароматерапия», говорила Джемма — и пополнить арсенал трюков и фокусов. Они встречались, чтобы обменяться жаргонными словечками, подхватить свежие термины: и почему они так нелепо выглядят? Зачем совать хрустальные висюльки в морщинистые уши, зачем выставлять на свет божий высохшие бюсты, к чему вся эта бахрома, бусы, платки на головах, накидки, лоскутное шитье и шали? Когда они на секунду забежали в номер перед ужином, чтобы освежиться, она попеняла Элисон:

— Тебе не нравится моя сумка — но ты видела своих друзей, видела, во что они одеты?

Шелка Элисон, отрез абрикосового полиэстера, сложенный на постели, ждал завтрашнего дня; в обычной жизни ее передергивало от прикосновения к нему — о да, она это признавала, — но что поделаешь, говорила она, ведь это часть сценического образа. С шелком, обернутым вокруг студийного портрета, ей перестает казаться, что она съеживается внутри собственной кожи. Он снижает чувствительность, чему она только рада; он — новая, искусственная шкура, которую она вырастила взамен родной, что каждый вечер сдирает с нее работа.

Но сейчас Колетт металась по номеру, ворча:

— Зачем вся эта безвкусица? Эти балаганные тряпки? Они что, надеются кого-то впечатлить? В смысле, когда видишь Сильвану, ты же не говоришь, о, смотри, цыганская принцесса, ты говоришь, смотри, вот идет высохшая старая шлюха с потеками автозагара на шее.

— Это — ну, не знаю, — сказала Эл. — Просто так принято, это игра.

Колетт уставилась на нее:

— Но это их работа. А работа — не игра.

— Конечно, ты совершенно права, в наши дни нет никакой необходимости одеваться как в цирке. Но все же, думаю, кроссовки медиумам подходят не больше.

— А кто носит кроссовки?

— Кара. Под платьем, — Эл с озадаченным видом встала, чтобы стянуть слой-другой одежды. — Я сама не знаю, что носить в наши дни.

Ее кредо — одевайся соответственно публике, так, как принято в этом конкретном городе. Немного «Егеря»[33]— их одежда ей мала, но аксессуары-то впору — идеальный вариант для Гилдфорда, в то время как вниз по шоссе, в Уокинге, тебе не станут доверять, если ты не оденешься безвкусно и крикливо. У каждого города на ее пути свои требования, и, углубляясь в страну, не стоит ожидать утонченности; чем дальше на север, тем больше одежды медиумов склонны намекать на примесь горячей средиземноморской или загадочной восточной крови, и сегодня, может быть, именно она не права, поскольку на ярмарке Эл ощущала себя отверженной, в некотором роде уцененной… та женщина, которая интересовалась ведической хиромантией…

Колетт сказала, что лучше всего надеть небольшой кашемировый кардиган, желательно черный. Но конечно, ни один небольшой кардиган Эл не подойдет, только что-то размером с бедуинский шатер, что-то огромное и жаркое, и когда она совлекла с себя этот покров, запах ее разнесся по комнате; душок монархического разложения больше не ощущался, но она попросила Колетт, предупреди меня, я не обижусь, если услышишь что-нибудь замогильное.

— В чем бы мне спуститься? — спросила она.

Колетт протянула ей шелковый топ, который для поездки был тщательно отглажен и завернут в бумагу. Ее взгляд упал на нейлоновую сумку, где по-прежнему томился ее гардероб. Может, Эл права, подумала она. Может, я слишком стара, чтобы одеваться в стиле сафари, — она поймала свой взгляд в зеркале, стоя за спиной у Элисон, чтобы расстегнуть ей жемчуг. Возможно, как помощница Эл, она может получить налоговый вычет на одежду? Этот вопрос она пока не прояснила в инспекции. Я над этим работаю, сказала она себе.

— Слушай, как насчет этой нашей книги? — Эл боролась с грудями; они пытались выскользнуть из лифчика, и она заталкивала их обратно пинками и щипками. — Может, стоит упомянуть о ней с помоста? Устроить рекламу?

— Еще рано, — возразила Колетт.

— Как по-твоему, долго еще?

— Бабушка надвое сказала.

Это зависит, пояснила Колетт, от того, как много бессмыслицы будет и дальше появляться на кассетах. Элисон настаивала на том, чтобы прослушивать все от начала до конца, на максимальной громкости; сквозь шипение, сквозь иноязычную тарабарщину на передний план иногда пробивались испуганные крики и свист. Эл сказала, что это старые души; я обязана выслушать их, объяснила она, раз уж они так стараются. Иногда они обнаруживали, что запись идет, хотя никто не включал магнитофон. Колетт была склонна винить в этом Морриса. А кстати, где…

— В пабе.

— Разве они открыты сегодня?

— Моррис найдет тот, что открыт.

— Не сомневаюсь. В любом случае, мужчины не потерпели бы, верно? Закрытия пабов из-за Ди.

— Ему достаточно проследить за Мерлином и Мерленом. Они легко найдут выпивку даже в… — Эл взмахнула рукавами. Она пыталась вспомнить название какой-нибудь мусульманской страны, но ничего не шло на ум. — Ты в курсе, что Мерлин написал книгу «Знаток Тота»? А Мерлен через «е» — «Дневник детектива-медиума»!

— Это мысль. Ты никогда не думала поработать на полицию?

Элисон не ответила; она смотрела сквозь зеркало, водя пальцем по выпуклостям лифчика под тонким шелком. Через какое-то время она покачала головой.

— Но это принесло бы тебе в некотором роде, как же вы это называете, официальное признание?

— Зачем оно мне?

— Ради известности.

— Да. Думаю, да. Но нет.

— В смысле, нет, ты не станешь этого делать? — Тишина. — Ты никогда не хотела послужить обществу?