Книга Пальмовая ветвь, погоны и пеньюар - Жоржи Амаду
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Франселино сделался бледен:
— Невероятно! Каков негодяй!
— Можете себе вообразить, как веселилась мадам Пик, отвечая на телефонные звонки наших собратьев, которые разыскивали эту девицу. Она наплела им с три короба, сказала, что живет в пансионе при женском монастыре, а к телефону подходит сестра Пик, монахиня-француженка. Совершенное забвение морали!
— Заведеньице, вы сказали?… Ага, ага… А генерал — постоянный клиент? Ах, негодяй! А Пайва еще говорил, что он беден… Бедный, а прислал мне корзину от Рамоса…
— И мне тоже. И Эвандро, и Фигейредо.
— Где же он берет деньги? Из каких средств оплачивает услуги этой… авантюристки? Откуда у него деньги на баснословно дорогие корзины — представляете, сколько они стоят?
Местре Афранио совсем понизил голос и зашептал на ухо дипломату, который как огня боялся оппозиции и славился своей лояльностью к режиму — каким бы этот режим ни был:
— Так вы не знаете, что генерал Морейра ближайший сподвижник и друг Армандо Салеса, один из тех, кто вкупе с интегралистами замышлял переворот тридцать восьмого? Генерал не примкнул к этому сброду лишь потому, что его в то время не было в Рио.
— Я слышал, что он был сторонником Армандо Салеса де Оливейры…
— Был и есть. Он один из самых упорных врагов нашего строя. Он для того и рвется в Академию, чтобы обеспечить себе неприкосновенность. За ним стоят люди Армаидо Салеса — они снабжают его деньгами на предвыборные расходы. Друг мой, бисквиты, которые вы ели, пахнут мятежом!
— Генерал в Академии — это смертельная опасность!
— Сейчас он стал единственным кандидатом, а потому услугами этой девицы больше не пользуется и корзин не присылает. На мой взгляд, самое гнусное во всей этой истории — попытка использовать Бразильскую Академию в политических целях. Вы знаете, я сам не в восторге от нашего правительства, но в стенах Академии политикой не занимаются! Академия превыше всех заговоров и смут и должна оставаться таковой! Вот потому-то я и не стану голосовать за генерала.
— А я никогда и не собирался за него голосовать, — солгал Франселино с непринужденностью прожженного дипломата. — Я обещал поддержку полковнику Перейре. Ах, как вы правы, Афранио, — голосовать за генерала было бы полнейшим безрассудством… Хорошо, впрочем, что вы меня предупредили.
Один вопрос еще оставался невыясненным:
— Но почему же Мария-Жоан так хлопотала за него?
— А-а, это совсем другое дело! Мария-Жоан приходится жене генерала Морейры двоюродной сестрой — вот и старается по-родственному.
— Я очень благодарен вам, Афранио. Очень.
— Остерегайтесь генерала, друг мой! Он ни перед чем не остановится, если поймет, что вы раскусили его. Берите пример с меня: делайте вид, что всецело его поддерживаете. Будьте с ним приветливы и любезны. А уж когда придет время опустить бюллетень в урну… Пусть попробует отгадать, кто именно проголосовал против!
Ровно две недели после похорон полковника Перейры Лизандро Лейте ходил мрачный как туча. Однако после очередного заседания «бессмертных» он явился домой в превосходном настроении — уныние его исчезло бесследно. Дона Мариусия мгновенно заметила эту перемену:
— Что случилось? Почему ты так сияешь?
— Случилось что-то невероятное! Рассказали бы — не поверил! Но не верить нельзя, у меня есть доказательства. Те самые ловкачи — Портела и иже с ним, — которые выдвинули кандидатуру Морейры, теперь изо всех сил стараются свалить его. Я узнал удивительные вещи! На этот раз самый ретивый — старик Эвандро. Иначе как «Линия Мажино» он генерала не называет, а ведь этой кличкой наградил его покойник Перейра.
Лизандро сообщил жене подробности — двусмысленные фразы, умело вырванные признания, неосторожные обмолвки, подслушанный разговор.
— Ну и что же ты намерен делать? Голосовать за генерала?
Толстощекое лицо Лизандро осветилось широкой улыбкой.
— Зачем же мне голосовать за генерала? Я примкну к компании Портелы. Не исключено, что после этих выборов я все-таки окажусь в кресле председателя Верховного суда! Если генерала не выберут, если он не наберет нужного числа голосов…
И он стал объяснять жене: если генерал не пройдет, он, Лизандро, получит полное право претендовать на место председателя, которое освобождается после выхода Пайвы на пенсию.
С одной стороны, могущественные и влиятельные сторонники покойного будут рады, если академики не примут в свои ряды известного оппозиционера и врага Нового государства. Разумеется, они не станут приписывать поражение генерала усилиям Афранио и Эвандро, а тут же с благодарностью подумают о нем, о Лизандро, а уж Лизандро постарается, чтобы все высокопоставленные лица, принимавшие участие в битве на стороне полковника, и прежде всего военный министр, узнали о его титанической деятельности, воспрепятствовавшей появлению заклятого врага режима в стенах Академии. Он, Лизандро, не допустил этого, он взял на себя труд охранить светлую память своего выдающегося друга, который ушел от нас именно тогда, когда родина так нуждалась в нем.
С другой стороны, снова откроется вакансия, и можно будет попытаться провести в академики Рауля Лимейру, ректора университета и ближайшего друга главы правительства. По образованию он врач и на высшие судейские должности не претендует. В этой тройной игре Лизандро может сорвать крупный куш. Получаешь, Рауль, пальмовые ветви академического мундира — помоги мне надеть мантию председателя Верховного суда.
Дона Мариусия запустила свои тонкие холеные пальцы в неопрятную, всклокоченную гриву Лизандро:
— Помнишь, я говорила, чтобы ты не унывал?
Так был заключен странный союз между войсками Эвандро и силами Лизандро: новые добровольцы приняли участие в партизанской войне. Союз этот был, конечно, негласный, но обещал многое.
Спасаясь от войны, французские интеллигенты всех направлений и убеждений нашли приют в Бразилии. Среди них были писатели, издатели, актеры и режиссеры, художники и журналисты. Самый известный — Жорж Бернанос — обосновался в Минас Жерайс, остальные поселились в Рио или в Сан-Пауло. Они присоединились к знаменитым профессорам, которые в 1937 году возглавили кафедры в только что открытых университетах. Видное место среди этих профессоров занимал писатель и ученый Роже Бастид.
С помощью своих бразильских единомышленников они начали активно помогать силам французского Сопротивления — «Свободной Франции», де Голлю и маки. Их деятельность не встречала одобрения со стороны правящих кругов, которые проводили политику сближения с третьим рейхом; ходили слухи, что Бразилия примкнет к антикоминтерновскому пакту; глава правительства в отсутствие своего министра иностранных дел вел переговоры с германским послом, обсуждая пути укрепления идеологических и экономических связей, которые могли бы послужить основой для подписания договора. Несмотря на все это, французские эмигранты, используя противоречия в кабинете министров и традиционную любовь бразильцев к Франции и французской культуре, сумели развернуть активную деятельность — она не была официально разрешена правительством, но и не подвергалась прямому запрету. Полиция не спускала с французов глаз, однако до поры до времени не трогала их. Виднейшие представители политических, военных и литературных кругов — уже упомянутый министр иностранных дел Освальдо де Аранья, генерал Лейтан де Карвальо и, по слухам, даже дочь диктатора Алзира Варгас — всеми силами противились сближению с Гитлером и помогали немногочисленной, но энергичной группе патриотов, которые, живя вдали от своей покоренной родины, сражались за ее свободу.
