Книга Идеальный друг - Мартин Сутер

От нее пахло алкоголем. Не вином, не шнапсом, не шампанским или пивом. Алкоголем врачей и больниц. Похоже, тот спирт, которым она сдобрила свою колу, был высокопроцентным. Ром с Гваделупы. Теперь он вспомнил ее имя: Саманта. Саманта с Гваделупы.

Она открыла глаза, сказала:

– Черт! – и мгновенно вскочила на ноги. – Который час? – спросила она, заворачиваясь в саронг.

Фабио включил ночник и глянул на часы.

– Без двадцати десять.

– Черт! – повторила она. – Почему ты меня не разбудил? Я начинаю в девять.

– Я тоже только что проснулся. – Пока Фабио оправдывался, Саманта исчезла из комнаты.

Что с ним происходит? Он нашел ключ к загадке, которая столько недель не давала ему покоя, и первым делом – что? Первым делом переспал со стриптизеркой.

Крупное дело существовало. Оно было крупнее, чем он мог вообразить. Почему же он не использовал оставшееся до вечера время, чтобы предпринять какие-то шаги?

Фабио встал под душ и начал подбирать нужную струю – горячую, холодную, слабую, сильную.

Саманта оставила в его теле приятное послевкусие. А какие шаги он должен был предпринять? Позвонить по телефону? Огорошить людей своим открытием? Произвести расследование?

Пока не найдутся документы из архива доктора Барта, его текст останется столь же бездоказательным, как и любое голословное утверждение. Разве что рискованней.

Когда Фабио вытирал лицо, ему показалось, что онемевшая щека на миг обрела чувствительность.

– Да-а? – раздался в трубке заспанный голос Норины.

– Ты уже спишь?

– Да. Мы снимали целую ночь и полдня.

– Извини.

Оба замолчали.

– Почему ты звонишь? – спросила Норина.

– Я завтра уезжаю.

– Надолго?

– Увидим.

Молчание.

– И поэтому ты звонишь?

– Я беру с собой мобильник. Мало ли что случится.

– Что может случиться?

– Мало ли что.

Норина зевнула.

– Ну, спокойной ночи. Желаю не скучать.

– Я еду не развлекаться, – возмутился Фабио. Но Норина уже повесила трубку.

16

Фабио успел на последний поезд до Неаполя с пересадкой в Милане. Плацкартные места были проданы, а в общих вагонах расположились американские пешие туристы с рюкзаками и вонючими кроссовками. Фабио всучил крупные чаевые кондуктору спального вагона и получил место в пустом купе на двоих. Об этом трюке он узнал от своего отца и всегда сомневался, что трюк работает.

Едва поезд отправился, Фабио разделся до белья и улегся на узкую койку.

Размеренный перестук колес убаюкал его прежде, чем они доехали до Фельдауской дуги.

Всякий раз, выходя на перрон в Милане, он чувствовал себя так, словно входил к себе домой. Все тут было ему знакомо. Запах раскаленных от езды составов, серый рассвет, эхо громкоговорителей. Даже люди в большом здании вокзала казались ему старыми знакомыми.

Фабио с удовольствием выпил бы аперитив в каком-нибудь баре. Но у него оставалось всего десять минут, чтобы купить газеты и найти место в прицепном вагоне на Неаполь.

Поездка до Центрального вокзала в Неаполе занимает шесть часов. Фабио почитал, подремал, съел что-то в вагоне-ресторане, поглядел в окно, сделал вид, что не понимает английского, когда какая-то пара из Девенпорта попыталась втянуть его в разговор об отеле «Европа», и по телефону отменил визит к доктору Фогелю.

– Где вы находитесь? – закричал тот. – Вас плохо слышно.

– В Италии.

– Что вы там делаете?

– То, что вы мне рекомендовали: работаю.

– За этот визит я все равно пришлю вам счет, половину суммы. Вы слишком поздно его отменили.

– А страховая компания оплачивает пропущенные посещения?

– Нет.

– Тогда проставьте всю сумму.

Фогель изобразил затяжной приступ смеха. Фабио изобразил разъединение.

В Неаполе он прождал сорок минут, после чего сел на разболтанный местный поезд до Солерно.

Отель «Санта Катерина» находился в двадцати пяти километрах от вокзала. Таксист просил сто шестьдесят тысяч лир, Фабио сторговался за сто двадцать тысяч и занял место в машине.

Дорога вилась вдоль скалистого побережья залива. Водитель открыл все окна. Воздух был такой же горячий, как на Штернштрассе. Но он благоухал, как положено: пиниями и морем.

Не доезжая двух километров до Амальфи, машина въехала в ворота гостиницы. На вывеске, кроме названия «Отель Санта Катерина», фигурировал ряд звезд. Фабио насчитал пять.

Гостиница, построенная на самом красивом участке Амальфийского побережья, напоминала Афонский монастырь: дерзко вписывалась в скалы и террасы, заросшие пиниями, пальмами, лимонными и апельсиновыми деревьями, олеандрами и бугенвилиями.

Фабио предполагал найти здесь скромный пансионат, соответствующий бюджету вдовы, отнюдь не утопающей в роскоши. Он намеревался снять комнату. Одиночные номера на одну ночь обычно свободны, это он знал по своему опыту репортера. И он бы проваландался в пансионате до тех пор, пока не встретился бы с Жаклиной Барт, которая – он проверил это перед своим отъездом – все еще жила здесь. На отель класса люкс он не рассчитывал. А здесь, пожалуй, не снять ничего дешевле, чем за триста тысяч лир.

Он ошибся. Самый дешевый номер стоил пятьсот тысяч. К счастью, свободных номеров не оказалось.

Администратор был очень любезен. Он сделал несколько звонков и нашел для Фабио комнату в Амальфи.

– Сто тридцать тысяч лир, пойдет? – спросил он, прикрывая рукой трубку.

Фабио заказал на вечер столик в ресторане и взял такси до Амальфи. На чай администратору он оставил двадцать тысяч лир. Положение обязывает, подумал он.

Гостиница называлась «Буссоль» и располагалась на променаде набережной. Комната Фабио была одной из немногих, не выходивших на море. Но зато, высунувшись из окна, можно было увидеть Амальфийский собор.

Фабио распаковал свои вещи, побрился, принял душ и переоделся. Он захватил вторую пару брюк, одну рубашку поло и одну белую. Пиджак из бежевого хлопка немного помялся в дороге, и Фабио не был уверен, что в таком пиджаке он будет отвечать высоким требованиям «Святой Катерины». Во всяком случае, галстук не помешает.

Он шагал целеустремленно, как будто его ждали. Только туристы шляются без дела, а Фабио терпеть не мог, когда в Италии его принимали за туриста. Он пересек площадь у пристани и направился к соборной площади. Там он прошелся мимо магазинов и заглянул в первый же, где, по его разумению, можно было купить галстук.