Книга Все так - Елена Стяжкина

Другой дает мне диски. Всего лишь диски.

Ну и кто из нас сексуальный маньяк, человеконенавистник и вообще?..

– Мама, глаза можно открывать?

13 августа, вечер-вечер

Мои подруги в возбуждении. Это наша первая свадьба. Мы не знаем, что с ней делать. Наши мужья, у кого они есть, тоже.

Приходится перезваниваться. Как-то поддерживать друг друга. Многим вспоминается, как невеста – тогда трехлетняя – звонко икала, напрудив в штаны, и нас пропускали без очереди в любую кассу любого магазина. Другим грезится и вовсе то, чего не было. Например, что невеста разлила двести миллилитров духов Паломы Пикассо, а я пообещала вернуть точно такой же флакон и до сих пор не вернула. Еще – как мы вязали ей шарфик. Никак не могли остановиться и потом обили им прихожую снятой квартиры.

– Что ты делаешь? – спрашивает Тома.

– Смотрю триллер.

– М-да? А у меня сопли.

– У меня тоже сопли. «Ты не стой тут, женишок, прочитай-ка нам стишок», «А невеста хороша…»

– Уродила анаша. Сценарий, что ли, пишешь?

– Кино. Вот девочке в глаз попали деньгой. А другой – по голове. Будет шишка. А мальчику в рот – пшеном.

– А зачем он открыл рот?

– То есть девочка с фингалом тебя не заинтересовала?

– Девочку можно запудрить. А у меня сын. Мне мальчиков жальче. Так что ты там смотришь?

– Свадьбу. Мастерство видеооператора оцениваю.

– Бедная. – Томина интонация сразу меняется. Мы в одной лодке. Сейчас важно сплавиться. Раскачивать и тонуть будем позже. – Не смотри! Какая тебе-то разница?

– Никакой. Но молодые тут – в цилиндрах.

– Уверена? Точно в цилиндрах? Не в треугольниках, не в кубах, не в шарах, а?

– Точно! – злюсь я. И нажимаю на кнопку «выкл.». Теперь как порядочный абонент я временно недоступна.

Только не Томе. Через полчаса она уже стоит возле моего телевизора и бьет меня подушкой по голове. У нас есть такие маленькие подушки, которые в интеллигентных домах называются «думками», а у нас используются для прикрытия носков, случайно брошенных посреди чего угодно. Чем больше у Сережи и Миши носков, тем больше у нас подушек. Некоторые считают, что мы долгое время жили на Востоке.

– И вот эти синтетические уродские шапки ты называешь цилиндрами? – говорит Тома.

– А ты их как называешь?

13 августа, ночь

Не храпи! Кто спит в такие минуты? Только не ты! Зачем ты встаешь в четыре утра? Какой рассвет? Зачем тебе рассвет, если у тебя психоз? Зачем я встаю в пять? Чтобы сделать тебе завтрак! Ты не завтракаешь? Ну и что?

Где наш общий лечащий врач?

В Канаде? В Германии? Мы отпустили их на волю, оставив здесь только твою собачатницу Марьяну. Но ты – мышка. Марьяна тебе не поможет. Не надейся.

Если лезет наверх, к горлу, – это тоже говно? Если да, то, согласись, говно – очень упорная субстанция.

И главное дело – ничего романтического. Где наша легенда, Сережа?

Где пристойная история о том, как мы познакомились?

Я – удивительная, блестящая, в турецком взрослом костюме, юбка была даже не подшита, а собрана шпильками, мелкими черными шпильками, которые выпадали то на асфальт, то на паркет.

Ты – двадцать килограммов живого веса, жестко натянутых между пятками и макушкой. Ты – с богатым внутренним миром, в который влезло литра два водки. Или больше.

Я – летящая, романтическая, окруженная толпой поклонников, все стремилась куда-то, стремилась…

Ты… А там как раз ты. Закрылся и уснул. Десять минут, двадцать, сорок. Многие хотели пи́сать. А некоторых даже тошнило. Среди нас были беременные и употребившие спирт папы хозяина дома.

Мы стучали, милый. Мы вскрыли дверь. А потом взяли тебя на поруки. «Проводите мальчика до такси», – сказал папа хозяина, вернувшись с ночного дежурства в нейрохирургии.

Мы, я и он, проводили тебя до такси, пожертвовав поцелуями в подворотне… Если бы ты не напился так сильно, я могла бы быть женой другого…

А завтра придут сваты.

Какие гранаты, Сережа? Сваты придут, а не немцы! Кого ты хочешь замочить?

В гранатовом соке? Мясо? Для шашлыка?

14 августа

Они – инженеры. И напрасно некоторые думают, что такой профессии больше не существует. Они – настоящие инженеры с изобретениями и патентами на них. Их жизнь – приборы. Они, особенно отец жениха, не поддались очарованию разоружения и конверсии.

– Нормальные, уважающие себя страны воюют всегда. Но! Но! У войны есть кинетическая энергия, а есть потенциальная.

– Потенциальная – лучше, – говорит мама жениха. Мама жениха близка с мирной жизнью лазера. Она умеет применять его в медицине и в быту. Папа жениха считает мамино занятие несерьезными объедками со стола больших внешнеполитических проектов.

А Гоша их родился очень красивым. Он был самым красивым мальчиком в роддоме, в яслях, на детских площадках, в школе и в институте. Все няньки, а их было пять, которые сидели с Гошей, уходили от них в слезах. С Гошей никто не мог ни справиться, ни совладать. Даже туго перепеленатый, он умудрялся скатиться с дивана и…

Я пропустила, что «и».

Когда Гошу носили на руках, он умудрялся сбрасывать на пол и разбивать все ценные вещи: две чашки японского сервиза, который папа привез с испытаний на Дальнем Востоке, телевизор, хрустальную вазу, будильник и нянины очки.

В школе у Гоши были хорошие оценки и много невест. Невесты его и подкосили. Папе пришлось выбивать невест из Гоши ремнем. Но было поздно. Он узнал вкус сладкой жизни и понял, что на нее надо зарабатывать.

Гоша тоже инженер. Он создал предприятие, которое патентует разные изобретения, особенно чудачества, и доводит их сначала до ума, а потом до западного покупателя. Гоша – очень талантливый. Всех его жен зовут Наташами. Даже страшнее – Натальями Владимировнами. Каждая следующая намного хуже предыдущей. А Наталья Первая до сих пор называет их мамой и папой. Не жен, конечно, а наших сватов.

– За Гошу! – говорит мой муж, которого я очень просила: «Не пей, скотина, считай, что мы сектанты».

Глаза мамы жениха заволакивает слезами. У нее очень красивые глаза. И цвет – зеленый, как у молодой травы… Папа жениха благодарно промокает салфеткой лоб.

Салфетки у нас бумажные – с большими фиолетовыми и желтыми кубиками, для «блезира», как говорила моя бабушка Шура, а не для серьезных переговоров. Часть салфетки остается на лице папы жениха.

– У тебя аппликация на щеке, – говорит Миша папе жениха. – Хорошо получилось. Красиво. А мне мама не разрешает на кожу клеить…

– За Гошу! – снова вскрикивает мой муж, заявление на развод с которым давно лежит в верхнем ящике стола, в пакете от колготок «Омса».