Книга Шаги в глубину - Сергей Цикавый

Поскольку фантазии и допущения — это не мое, то лично я из этой истории вынесла знание особой приметы верданцев. Ну и приземлиться на этой планете я бы побрезговала. Мало ли.

— И что б-будем с ним делать?

— Да в шлюз выкинем, — устало сказала я. — Пусть его Мария почикает всласть, и можно выкидывать.

В рубке воцарилась нехорошая тишина. Я вздохнула:

— Mein Gott… Да будьте вы проще, а?

— Алекса копалась в баре после допроса, — довольным тоном сообщила Карпцова.

— Сейчас он спит. Я считаю, что он человек, — сказала я. — Предлагаю держать его под наблюдением, в карантине из силовых переборок. Накачать для надежности — и наблюдать.

— Зачем?

Я оглянулась на Рею. Определенно не одна я приложилась к чему-то бодрящему.

— Видишь ли, за доставку пассажиров с пропавшего корабля платят отдельно. И очень хорошо.

— Есть одна п-проблема, — задумчиво сказал Дональд. — Мы ведь уже сообщили о ч-червоточине, так? Если заказчик выяснит, что Дюпон побывал в зазеркалье, то у нас будут н-неприятности.

Точно будут. Я бы, не раздумывая, попыталась уничтожить корабль с таким экспонатом на борту. Платить, опять же, не надо.

— Тогда так, — сказала я. — Допустим, мы нашли порченый корабль и аннигилировали его, а этот болван успел удрать с каравеллы, прежде чем она провалилась сквозь изнанку. Болтался в спасательном боте, а тут мы подоспели. А?

— Н-ну да, — с сомнением сказал Дональд. — И мы развесили уши и п-поверили в эту его сказку? Начнем с того, что т-ты бы сама расстреляла все биометрические м-метки вокруг червоточины.

Я обиделась.

— Да пошел ты… Придумай лучше, денег же хочешь? Наш вариант получить их — это отбелить Дюпона.

Каламбур — учитывая новый цвет шевелюры штурмана — мне удался. А вот хладнокровно выслушать разгром своей версии — и в самом деле глупой, кстати, — не получилось. Как выяснилось, методы гражданской релаксации имеют побочные эффекты вроде нездорового юмора и раздражительности.

«Отправлю-ка я всю выпивку в вакуум».

— П-предлагаю так. К заказчику идем т-тихим ходом, по пути следим за парнем. Если убедимся, что он становится адекватнее, а не н-наоборот, обсуждаем с ним этот вопрос. В конце концов, это в его интересах — считаться н-нормальным.

Это был скверный вариант — хотя бы потому, что Дональд откладывал решение. Но скверный вариант лучше, чем идиотский (мой) или вообще отсутствующий (всех остальных). «Тебе начинает нравиться малодушие, Алекса. Давай, ать-два, к ценностям везунчика — шагом «арш».

Я села и положила ноги на ложемент. Отработавшее возбуждение больно чесалось в коленях.

— Ну что ж, раз мы все решили, то совет окончен?

— Н-нет еще.

«Так-так, что у нас еще?»

— Я хотел поговорить насчет м-моей памяти, — тихо сказал Дональд.

Мария выглядела заинтересованной, Лиминаль не выглядела никак. Мне же казалось, что именно об этом обормот думал все время, пока мы обсуждали вопрос Дюпона.

— Дональд, мы можем усилить прогресс, если применим фантомное моделирование… — мягко сказала Мария.

— Не думаю, — фыркнула я. — Полагаю, Дональд не захочет провести остаток жизни слюнявым идиотом.

Мария метнула в меня взгляд, которым вполне можно было сжечь легкий крейсер. Я вспомнила, как это делают, и ослепительно улыбнулась в ответ.

— Дональд, методику уже усовершенствовали, снизились риски, и я думаю, мы…

— П-прости, Мария, — извиняющимся тоном сказал Дональд. — Н-но я имел в виду, что у м-меня есть решение. Или план решения.

Люблю я такие заявления: после них обычно начинают нести ерунду. Вот и обормот набирает в грудь побольше воздуха, и я уже вижу, как между его голосовых связок рождается поразительная, восхитительная и просто дебильная чушь.

— Я хочу разузнать как можно б-больше о войд-коммандере Трее и ее подопечных, особенно бывших. Так я м-могу найти и себя.

Признаю, он превзошел мои самые смелые, как говорится, ожидания.

— До-о-ональд! — протянула шокированная Мария, но я ее перебила.

— Да, Дональд, Мария совершенно права. Ты идиот. Причем полный. Хочешь по полочкам?

Обормот смотрел на меня глазами побитой собаки. И это заводило: он загнан в угол, его везение не действует, он хочет странного — влезть по локоть в аппарат Его Меча, всемогущего канцлера, который сам не прочь повидаться с обормотом, но по совсем иному поводу. Он так исступленно ищет потерянные пять лет, что готов попрощаться со всеми теми годами, которые ему остались. И самое печальное, что мой капитан понимает: на этот раз ему попросту не хватит всей удачи мира.

Знаешь, Дональд, у меня сотня причин смешать тебя с дерьмом: и отомстить за мой «Тиморифор», и проехаться по твоей тупости, и отыграться за нескончаемое везение. И просто тебя спасти.

— Во-первых, твой корабль связан с твоим прошлым. Согласен?

Кивок в ответ. И еще бы, «Телесфор» сам засветился.

— Во-вторых, твой корабельный ВИ до сих пор выполняет неизвестные тебе протоколы. А теперь представь, что будет, если тебе не понравится твое прошлое, и ты захочешь уйти. А тебя не захотят отпускать. Сможешь? Значит, тебе придется оставить корабль.

Дональд молчал, а я почти поверила, что слышу злорадный смешок снова запертого в конуре виртуала. Первый заход по цели выполнен, идем на второй.

— В-третьих, ты даже не представляешь, при каких обстоятельствах ушел. Уверен, что ты не сбежал? Давай, начни наводить справки, и умники из Департамента Реакции живо возьмутся за твою отработку. Там два и два легко складывают.

Снова молчание, только в больном взгляде появилось что-то новое. «Упрямство? Обреченность? Да ты просто идиот!»

— И последнее. Никто из нас тебе не сможет помочь: нам нет дороги из фронтира. Ты, конечно, герой тот еще, но без привычного корабля, без денег — огромных денег, без помощи… Короче говоря, пять лет прошлого того не стоят.

Ну же, давай, мой маленький везучий дурачок. Скажи что-нибудь. У тебя есть все: превосходный корабль, экипаж, замороженная любовь, настырная докторша и — если жизнь сказкой кажется — я.

— Дональд, можно ведь попытаться вскрыть виртуальный интеллект… — неуверенно сказала Мария.

— Н-нужен сторонний специалист. Высокого класса, то есть опять придется соваться в м-метрополию Мономифа.

Это был тон человека, который все решил. И я просто ушла из рубки.

* * *

— Это твое прошлое?

Я сидела на краю игровой площадки в интернате, и мне было очень плохо. Девочки умеют быть злыми, и двенадцать лет — это ужасный возраст. Мне страшно, что снова придет мама, что она снова будет громко говорить: