Книга И на погосте бывают гости - Владимир Тучков

Однако если бы его в тот момент кто-либо спросил: «Ты занимаешься сексом для того, чтобы не было страшно?» – то он, несомненно, плюнул бы вопрошавшему в рожу.

* * *

Утром тревожные ожидания и дурные предчувствия материализовались в полной мере. Примчался Следопыт и рассказал, что этот скот опять убил и порезал на куски Изольду.

– Я же тебе говорил, – орал он, бегая по квартире кругами, – надо было мочить! Кому, блин, поверил! Ну, а теперь ищи ветра в поле!

– Ничего, никуда не денется, – начал успокаивать Следопыта, но более всего, конечно же, себя, Танцор. – Встретим на Лубянке. Когда он попытается ту тетку, в «Фольксвагене», прикончить. Я все прекрасно помню. И место, и цвет машины. Так что никуда, на хрен, не денется.

– Что же он – последний кретин, что ли? Чтобы на рожон переть? Не придет он на Лубянку!

– Я все же думаю, что он подчиняется жесткой программе. Место преступления, время, объект и все такое прочее. Ведь он же опять убил все ту же Изольду. Кстати, седьмого или вчера?

– Седьмого.

– Ну, вот видишь! А что ещё известно?

– Все примерно то же самое, что и в первый раз. Кроме пакета с мухоморами. Поскольку Стрелки не было. Та же самая чужая голова, Гуськова. И опять картинку подкинул. Ту же самую.

– Ну, и отлично! Все покатилось по тем же самым рельсам.

– Блин, я не верю! То же, да не совсем. Он ведь прекрасно знал, что мы сели в машину и уехали. Бояться некого.

Стрелка с большим интересом и с точно такого же размера недоумением выслушала эту склоку. Естественно, она ничего не помнила. Пришлось рассказывать ей всю историю с начала и до конца.

Впрочем, где-то посередине, с того момента, когда Танцор спятил и решил, что он и есть невменяемый Маньяк, она начала стремительно вспоминать события первого цикла. Вплоть до мельчайших подробностей. Ну а когда дошли до клуба «Куклы», то остановила Танцора:

– Нет, не надо. Эта мерзость мне теперь каждую ночь снится. Только я думала, что это ночной кошмар. Не более.

Потом рассказали, как почти месяц каждое утро ездили в лес и мочили Маньяка. Конечно, Танцор мочил, а Следопыт подстраховывал.

– Так надо было по следу идти. С собакой! Что же вы такие тупые-то!

– Да уж какие уродились. Не всем же такими, как ты, быть. Острыми, – огрызнулся Следопыт. – Да и спросить у тебя нельзя было. Ты мне каждое утро пыталась ботинком голову проломить.

– Так чего её беречь-то, раз тупая?

Во избежание мордобоя при помощи ботинок Танцор решительно пресек надвигающуюся склоку. И попытался продолжить, – о том, как собрались поставить последнюю точку. И как ничего из этого не вышло.

Однако Следопыт не дал ему это сделать, изложив историю на кладбище по-своему. То есть с применением по отношению к Танцору весьма уничижительных эпитетов. Наиболее мягкими из которых были «слюнтяй» и «чистоплюй херов». Танцор не возражал.

– А ты знаешь, я бы точно так же поступила, – сказала Стрелка тихо и серьезно. – Мне до сих пор жалко его. Его лечить надо… Он же больной. Совсем больной.

– А помнишь, как он тебя в «Куклах» чуть сам не залечил на хрен?! – взвился Следопыт, не найдя у Стрелки поддержки. – Помнишь?! Кащея, блин, Бессмертного пожалела! Нет уж, на хрен! Теперь у нас для него совсем другое лекарство. Калибр – девять миллиметров. Хватит, блин! Нажалелись!

– Да, конечно, – согласилась Стрелка. – Но все же…

– Никаких «все же»!

– А что Дед? – поинтересовалась Стрелка.

– Мы все это время его не трогали. Так что завтра придется с ним пару часиков повозиться, – ответил Танцор. – Он ведь тоже ничего не помнит. Но у него процесс вспоминания идет под виски нормально. Что бы мы делали, если б он был трезвенником?

Наступило четырнадцатое сентября. Танцор загримировался чуть ли не под тинейджера, а из Следопыта сделал что-то среднее между литературным критиком и сутенером.

– Ну, – сказал Танцор, – Дед, ночуешь у нас. А то я уже охренел рассказывать, что и как было. Потому что завтра будет опять седьмое сентября.

Дед пробурчал что-то вздорное и нелицеприятное. Но выкобениваться не стал.

В половине одиннадцатого сели в джип, потому что машину Танцора Маньяк прекрасно знал, и поехали на Лубянку.

Припарковались так, чтобы можно было сразу выбраться из дурдома, который тут начнется в полночь, и быстро свалить. Замочив, естественно, перед этим Маньяка.

До беснования голографического Феликса оставалось минут сорок. Достали стволы. Навинтили глушители. На всякий случай. Хотя наверняка, когда начнется коллективное помешательство, никто не обратит внимания и на пушечный выстрел.

Закурили. И стали ждать молча. Потому что не один уже день только и делали, что прокручивали всевозможные варианты. И в конце концов выбрали оптимальный.

Без десяти двенадцать все было как обычно. Феликс неподвижно стоял светящимся истуканом. Мимо шныряли машины, шурша шинами на мокром асфальте. Мрачно возвышалось здание ФСБ с потушенными окнами. Впрочем, «Детский мир» был ненамного веселей.

Без пяти вышли. Начали прогуливаться, изображая пылких влюбленных. Следопыт приобнял Танцора за плечо и делал вид, что что-то шепчет на ухо.

Ровно в двенадцать откуда-то сверху на площадь обрушился оглушительный компьютерный ритм. Феликс пошевелился и начал отбивать сапогом такт. Потом вскинул вверх правую руку. Когда проигрыш закончился, согнул и резко распрямил её в локтевом суставе. И понеслась:

Юзер! Юзер! Юзер! Юзер! Юзер! Юзер!

Че-Ка! Че-Ка! Чв-Ка! Че-Ка! Че-Ка! Че-Ка! Че-Ка!

Д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-А!!!

Площадь стала запруживаться машинами. Люди начинали бесноваться. На капоты и крыши пока ещё никто не лез, пока орали и корчились на асфальте.

Танцор и Следопыт уже были на месте. На том самом. Тут же стоял и бежевый «Фольксваген». «Все, как и в прошлый раз», – удовлетворенно подумал Танцор.

Суржикова была уже на крыше. Сняв куртку и размахивая ею над головой, орала вместе с Феликсом и обезумевшей площадью.

Чтобы не светиться, Танцор и Следопыт тоже заорали и задрыгались:

Юзер! Юзер! Юзер! Юзер! Юзер! Юзер!

Че-Ка! Че-Ка! Че-Ка! Че-Ка! Че-Ка! Че-Ка! Че-Ка!

Д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-д-А!!!

Дрыгались и при этом медленно поворачивались то по часовой стрелке, то против, обшаривая пространство взглядом.

Маньяка не было.

У Суржиковой уже чуть ли не пена изо рта шла.

«Могла бы в свои сорок и поумней быть, – с неприязнью отметил Танцор. – Дура дурой, а все туда же, в бизнес! Бабки ковать! Спасай её теперь, блин!» Хоть спасал он, конечно, не только и не столько её.