Книга Похоронный марш марионеток - Фрэнк Де Фелитта

— Я не большой поклонник современной музыки. А это я случайно поймал на «Кей-Джой». Хороший звук.

— У меня есть их альбомы.

Сантомассимо сделал музыку погромче. Лился голос Энни Леннокс — сильный, властный, необыкновенно заразительный.

— Вы хотите знать обо мне? — спросила Кей.

Сантомассимо кивнул.

— У меня все до банальности просто. Я почти вышла замуж. А потом что-то случилось. Не знаю что. Думаю, моя карьера здесь ни при чем. Каким-то образом моя жизнь приняла иное направление. Наверное, я немного изменилась, а ему… это не понравилось.

— Вы видитесь с ним?

— Довольно часто. Он преподает литературу в Огайо. Мы встречаемся на конференциях. Он изменился. С головой ушел в науку. И жизнь проходит стороной. — Кей надолго замолчала. — Люди науки, — сказала она наконец, — иногда странным образом не хотят взрослеть.

Сантомассимо улыбнулся. Они ехали к пляжу, где вокруг нескольких костров танцевали подростки под пульсирующий ритм портативных магнитол. Вероятно, через несколько минут кто-нибудь из владельцев ближайших домов вызовет ночную смену из полиции и их разгонят.

Длинный спуск вел на север, к пересечению с бульваром Сансет, далее к Зума-Бич и к центру калифорнийского побережья.

— Голодны? — спросил Сантомассимо.

— Просто умираю.

— Я живу тут рядом. Вон в том доме на возвышении.

— Надеюсь, я могу доверять вам, лейтенант.

Сантомассимо польщенно засмеялся и повернул направо. И все же, выйдя из машины, она остановилась. Возможно, в гараже было темно, или влажный бетонный пол лишил уверенности ее шаг, а может быть, к ней вернулся недавно пережитый страх. Казалось, Кей нуждается в Сантомассимо, но, когда он приблизился к ней, она отстранилась, стала далекой.

Они молча ехали в лифте. Сантомассимо внезапно смутился и почти пожалел, что пригласил ее к себе. Он не знал, какие слова должен сказать, чтобы возникшее между ними напряжение исчезло. Идя к своей двери, он чувствовал, что в этот вечер все осложнилось и запуталось и они, как рыбки, попали в сети.

* * *

Под акварелью Джона Марина горела подсветка. Он забыл ее выключить. Грустное настроение акварели бесцеремонно вторгалось в человеческую жизнь. Сантомассимо помог Кей снять плащ, но она его словно не замечала. Все ее внимание было сосредоточено на роскошном диване в стиле ар деко.

— Бог мой… какая мебель! — сказала она. — Антиквариат?

Щелкнув замком, Сантомассимо закрыл дверь. Нажал на клавишу выключателя, и в глубине гостиной мягко засветились два торшера. Он почувствовал, как Кей от восхищения затаила дыхание. Сантомассимо улыбнулся, взял ее за локоть и начал импровизированную экскурсию по гостиной.

— Вся мебель антикварная, — сказал он. — Стул красного дерева, работы Пола Трайба, тысяча девятьсот двенадцатый год. Он достоин занять место в музее. Единственный в своем роде.

Сантомассимо подвел Кей к столу, окруженному высокими стульями, испытывая удовольствие оттого, что держит ее за руку. В таком роскошном интерьере приятнее было находиться вместе с кем-то, нежели одному.

— Эти четыре стула эбенового дерева сделаны Андре Грулем в тысяча девятьсот двадцать пятом году. А стол изготовлен на фабрике Эмиля Жака Рульмана.[108]Эти два кресла — тоже его работа.

Кей скользнула взглядом по изящно изогнутой, блестящей ножке одного из торшеров:

— А это?

— Жан Пюифорка.[109]

Она подошла к софе, инкрустированной слоновой костью:

— На нее можно садиться или только смотреть?

Он засмеялся и опустился в кресло рядом с софой.

— Редкой мебелью нужно пользоваться, — сказал он. — Тогда она и становится антиквариатом.

Кей подошла к креслу и провела пальцем по длинному подлокотнику, коснувшись при этом его руки. Он поймал ее пальцы и сжал их. Она игриво отдернула руку, повернулась и окинула взглядом гостиную, задержавшись на великолепных бра, украшавших противоположную стену.

— И все это куплено на зарплату полицейского? — хитро спросила Кей.

— Нет, конечно, — рассмеялся Сантомассимо, — это богатство досталось мне от родителей. Они обожали ар деко и всю жизнь его собирали. Особенно коллекция пополнилась в двадцатые-тридцатые годы, в то время цены были вполне приемлемыми. Когда родителей не стало, моей сестре достались деньги, а мне — мебель.

Он подошел к шкафу орехового дерева, инкрустированному бирюзовыми павлинами, и достал хрустальную бутылку с тем самым бренди, который Кей пила в машине и который, как ему показалось, ей понравился.

— Наверное, они были замечательными людьми, — сказала Кей, принимая из его рук бокал.

Сантомассимо плеснул себе немного бренди, и они чокнулись. Бренди и впрямь был хорош. В нем растворился аромат осени какой-то далекой неведомой страны.

— Да, замечательными. В их сердцах было столько любви и доброты! И они обладали тонким вкусом. А как они готовили! Ну конечно, итальянские блюда. А вот оперу они терпеть не могли.

— Не любили оперу?

— Особенно «Pagliacci».[110]

Неожиданно он скорчил гримасу, изображая плачущего клоуна:

— И особенно «Vesti La Giubba».[111]

Кей расхохоталась. Он взял ее за руку.

— Есть еще одна достопримечательность, — сказал он.

— У вас, наверное, страховка на миллион долларов.

— Почти. Пойдемте.

— Куда?

— В спальню.

Сантомассимо провел ее в спальню. Еще в темноте Кей почувствовала атмосферу стиля ар деко, а когда он зажег свет, она лишилась дара речи. Платяной шкаф, изящно украшенный перламутром, упирался в потолок. У книжной полки эбенового дерева стояли высокие светильники в макинтошевском стиле.[112]Но более всего впечатляла кровать, подходившая скорее для спальни рыцарского замка, владелец которого обладал весьма утонченным вкусом. В длину она превышала восемь футов, в изголовье возвышалась массивная, гладкая спинка, покрытая лаком, а спинка в изножье была украшена в японском стиле — изображениями золотых рыбок и цветущих водяных лилий.