Книга Черная башня - Луи Байяр

— Вовсе это не совпадение, — возражаю я. — Я ведь обсуждал со стариком этот вопрос, помните? Еще до поездки в Сен-Клу. Просто ему понадобилось некоторое время, чтобы… соединить части головоломки.

— И вы думаете, только из-за того, что старый хрен выкопал на кладбище заплесневелый дневник, наш король отдаст корону никому не известному швейцарскому садовнику?

Как ни странно это звучит, но его слова влияют на меня физически. Заставляют согнуться и говорить, обращаясь к полу.

— Шарль не провозглашает себя… никем.

— Пока не провозглашает.

Видок вновь принимается поглаживать корешок дневника.

— Это точно почерк вашего отца?

— Он мне знаком так же, как мой собственный.

Он медленно перелистывает огрубевшие от времени страницы.

— Какой отрезок времени здесь описывается?

— Более года. Я еще не до конца перевел числа — записи датируются в соответствии со старым Революционным календарем, — но, насколько могу судить, последняя сделана первого июня девяносто пятого года.

Он вздергивает бровь.

— За неделю до смерти принца.

— Да.

Его голос звучит спокойно, но руки нервно перелистывают страницы. Дойдя до последней записи, он читает:

— «Пока этого хватит». Что, по-вашему, он хотел этим сказать?

— Не знаю, — отвечаю я. — Прошло всего несколько часов с тех пор, как я увидел дневник. Я сам только-только начал читать…

По правде говоря, читать я начал с того момента, как дневник очутился у меня в руках. Сначала я лишь смутно отдавал себе отчет в значении слов. Я был слишком поглощен тем, что вновь узнавал отцовский почерк. Каким удивительным казался он мне в детстве. Я копировал эти гласные и согласные бессчетное количество раз, пока особенности их написания не стали принадлежностью уже моего почерка — так что однажды мать, мимоходом заглянув в мою тетрадь, с удивлением обнаружила, что смотрит на собственноручную подпись мужа.

А когда вчера вечером, сидя на кровати, я при свете свечи вновь и вновь изучал эти строки, мне показалось, что каким-то образом я общаюсь с ним. Я жадно прочесывал дневниковые записи в поисках имени — нет, не короля, моего. И когда, наконец, нашел, это было едва ли не больше, чем я мог вынести.

…мальчик по имени Эктор.

Собственные слова моего отца.

«Ему столько же лет, сколько мне?»

«Нет, ему всего три. Хотя, — не смог я удержаться от хвастовства, — он уже знает, по меньшей мере, двести слов».

Дневник выпадает у меня из рук. Прошел почти час, а я все сижу, сгорая при мысли, что когда-то — во времена, которые моя память не сохранила, — отец мной гордился.

Все это остается несказанным в стенах «Шестого номера». Впрочем, возможно, оно понятно без слов.

— Как вам это? — Видок барабанит пальцами по корешку дневника. — Меня интересует последняя неделя, и именно о ней здесь нет ни слова. И, судя по всему, единственные два человека, способные рассеять мрак, лежат в могилах. — Он бросает мне книжку. — Вот что, Эктор, изучите дневник от корки до корки. Исследуйте каждую строчку в поисках доказательств.

— Доказательств чего?

— Чего угодно. Заговора, плана. Выясните, с кем ваш отец разговаривал, с кем встречался. Изучите сам текст. Вдруг какие-то слова регулярно повторяются? Это может быть признаком кода.

— Кода…

— Да, черт побери! Если кто-то собирался тайно вывезти дофина из тюрьмы, я хочу об этом знать.

Я беру дневник. Принимаюсь натягивать перчатки, и в этот момент Видок произносит:

— Еще одно. Я хочу, чтобы вы показали своему новому другу Шарлю город. Он ведь турист? Поводите беднягу по интересным местам. Проследите, не ляпнет ли он что-нибудь.

— Думаете, Шарль вспомнит, кто он такой на самом деле?

Лицо Видока приближается настолько, что я чувствую запах селедки.

— Эктор, для всего мира ничего не изменится. Людовик Семнадцатый умер. Из чего следует, что наш Шарль — кто-то другой. Вопрос только, кто именно. Так что водите его по городу до тех пор, пока он себя не выдаст.

Я смотрю на него. Потом в пол.

— И тогда вы сможете арестовать его за мошенничество, — говорю я. — Так? И бросить в Ла Форс, к вашим драгоценным ворам и убийцам? Лучше уж ему сразу отправиться в Булонский лес.

Лицо Видока опять оказывается рядом.

— Это не мне решать, Эктор. И не вам.

Его голос становится резким.

— Разумеется, если у вас для такой работы кишка тонка…

— У меня кишка не тонка, — отвечаю я, глядя ему в лицо. — Просто так уж случилось, что у меня есть еще и сердце.

— Ну да, — усмехается он. — У меня такая штука тоже была. Валяется где-то в шкафу.

Глава 28 РАЗГАДКА ТАИНСТВЕННОГО ИСЧЕЗНОВЕНИЯ

Наш разговор Видок завершает следующей фразой:

— Ни на секунду не выпускайте Шарля из виду! Даже если для этого придется залезть к нему в ноздрю и сидеть там до следующего года!

Можете представить мои чувства, когда я вернулся домой и обнаружил, что Шарля нигде нет.

Я обшариваю дом от чердака до подвала. Заглядываю под кровати, открываю шкафы, роюсь в кладовках. Распахиваю окна. Я бьюсь в опустевшем доме, точно птица в дымоходе.

«Он пропал».

Нет, я ни за что не произнесу эти слова, не могу, и в какой-то момент паника отпускает меня, потому что моих ушей достигает некий звук. Прислушавшись, я понимаю, что его источник находится во внутреннем дворике.

Отчего я не додумался заглянуть туда? Единственное объяснение, которое приходит мне в голову, заключается в том, что я уже много месяцев там не бывал — мать держит эту часть дома для жильцов побогаче, — и дворик словно бы стерся с моей карты дома. Но Шарль именно там. В той самой позе, в которой я застал его при нашей первой встрече, — на четвереньках, копается в земле.

Рядом с ним возвышается мать. Вместо шляпы на ней синий чепец. В руке она держит зонтик от солнца с китайской ручкой слоновой кости — я понятия не имел, что мать владеет столь изящной вещицей, — а на ухе у нее покачивается сплетенное кем-то (Шарлем?) колечко из усиков жимолости. Она сбросила шлепанцы и теперь стоит босая, и ноги у нее белые, как облака.

И вот еще что: она улыбается. И не перестает улыбаться даже при виде меня.

— Привет, Эктор! Из лаборатории?

— Ну, да, — пораженный, отвечаю я.