Книга Хакер - Андрей Житков

Поди, не глупее его люди работали?

— Завтра получишь новое задание — 168-разрядный ключ.

Лобстер с Никотинычем переглянулись. 168-разрядный ключ — это круто! А главное — по теме их исследовательской работы!

— Это что, пентагоновский? — намеренно безразлично поинтересовался Лобстер.

— А я откуда знаю? — пожала плечами китаянка. — Мне сказали — я передала. Немецкая пословица, Лобстер: «Знают двое — знает и свинья».

— Ну, в таком случае, не только свинья, но даже поросята знают, что завтра Лобстер будет ломать секретную программку, — рассмеялся Никотиныч.

Хэ покачала головой.

— Ну а что там слышно по поводу нашего дела? — поинтересовался Лобстер. После того как в отделе всплыли два покушения, ему пришлось писать длинную объяснительную, в которой он должен был изложить содержание всех его взломов за последние три года, вплоть до невинных, «игрушечных». Половину взломов он, конечно, скрыл, справедливо полагая, что из-за них могут начаться неприятности по службе.

— Люди работают, след есть, но пока я ничего не могу вам сказать, — произнесла Хэ. — Заметили что-нибудь подозрительное или просто чувство беспокойства?

— Беспокойство, — кивнул Лобстер и подумал о том, что до сих пор его ни разу не допросили по поводу убийства Гоши, будто никакого Лобстера нет на белом свете, будто он ушёл в виртуальный мир, растворился в цифрах и значках, стал невидимым для «следаков». Неужто никто из хакеров не стукнул, что они с Гошей были приятелями? Быть этого не может. Значит, «следакам» приказано не соваться. — Просто хочется ходить по улицам не озираясь.

— Нет, озираться всегда надо, — широко улыбнулась Хэ. — Древний человек всегда озирался, чтобы на обед не съели. Сейчас в нашем мире ничего не изменилось: только зазевался — и всё!

— Да, в большой семье не щёлкай клювом, — рассмеялся Лобстер. — Это тебя Гоша так хорошо русскому научил?

— Нет, у Гоши, кроме его сказок, за душой не было ничего, — грустно сказала Хэ. — Это ещё КГБ. Метод погружения. Всё на русском — радио на русском, телевизор на русском, люди кругом — на русском, так восемь месяцев, и ни одного китайца, чтобы поговорить на родном языке.

— Здорово! — восхитился Лобстер.

— Ты будешь трендеть или всё-таки мне поможешь? — раздражённо спросил Никотиныч.

— Не ворчи! — сказал Лобстер, протягивая Никотинычу очередную бумажную полосу. — Молодёжь этого не любит.

Китаянка рассмеялась.

Лобстер своим ключом открыл дверь квартиры матери. В комнатах было темно.

— Мам! — позвал он громко.

Никто не отозвался. Лобстер скинул туфли и, не раздеваясь, прошёл на кухню к холодильнику. Открыл дверцу, уселся перед холодильником на пол, вытащил кусок твёрдокопчёной колбасы, зубами ободрал шкуру, стал жадно есть, потом взялся за сыр, затем за фрукты, которые стояли в большой миске на нижней полке. Наевшись, Лобстер поискал глазами напитки, но ничего, кроме Андрюшиного кефира, на полках не было. Кефир он с детства терпеть не мог. Встал, закрыл холодильник, припал к горлышку чайника. Вода была противно тёплой, — значит, в доме недавно кто-то был.

Лобстер сыто зевнул, прошёл в кабинет, сунул в ящик бабушкино свидетельство о смерти. Всё, он чист! Повалился на диван, закрыл глаза. Тут же увидел перед собой миловидное лицо Хэ, услышал её звонкий голосок. Раньше его внутреннему взору представала только Миранда. Та, воздушная и розово-голубая, которую он знал когда-то, с которой встречался, сидел в кафе, разговаривал, любил, но вот образ её стал постепенно стираться, мутнеть, и даже маленькая, вырезанная из большой, фотография не могла пробудить ускользающие, как мотыльки, воспоминания. Теперь он видел Хэ. Как в тот раз, при первой их встрече, когда Никотиныч выключил в комнате свет, а лицо китаянки осталось перед его взором. Он старался не думать о том, кем была она раньше, и о том, что у неё был долгий роман с Гошей. Только дай волю фантазии, и она вытащит на свет божий мерзких чудовищ, которые, пуская слюни, тут же начнут нашёптывать подробности из прошлой жизни Хэ. «Многие знания умножают скорбь». Увидел он её тогда в комнате Никотиныча сидящей на стуле по-турецки, и с этого начался отсчёт времени — его времени, её времени, их времени. Говорят, что мужчины всю жизнь любят один тип женщин. Он был уверен, что это так, но знал точно, что ему нравится в девушках — воздушная походка. В этом Хэ очень походила на Миранду.

Он не заметил, как уснул. Во сне ему снился экран монитора, в котором, быстро обрастая мышцами, крутится жёлто-зелёный череп отца. Череп сделал один оборот, и он вдруг увидел перед собой лицо Миранды, словно изъеденное оспой, лицо было таким неприятным, что его передёрнуло, череп сделал второй оборот, и перед ним теперь было лицо Хэ, тоже изъеденное, третий — лицо дяди Паши, четвёртый — Никотиныча, пятый — начальника, шестой — снова дяди Паши, седьмой — Гоши с кровавым хохолком, восьмой — дяди Паши, девятый…

— Олег, раздеться-то нельзя было? — раздался издалека голос матери.

Он открыл глаза и увидел её. Она смотрела на него, склонив голову набок.

— Привет, мам. — Лобстер резко поднялся, и от этого у него потемнело в глазах. Он подождал, пока зрение восстановится, обнял мать

— Куда ты пропал? — спросила Татьяна Борисовна, целуя сына в щёку.

— В командировке был, — соврал Лобстер.

— Устроился на работу. Куда?

— На, посмотри. — Лобстер протянул ей удостоверение, пошёл в прихожую раздеваться.

— ФАПСИ? — удивлённо прокричала ему вдогонку мать.

— Представьте себе, — отозвался Лобстер. — Я у них главный специалист по компьютерным программам. Государственный человек. Зарплата хорошая, санатории, курорты, бесплатное лечение и проезд.

— С каких это пор ты заговорил о лечении и проезде? — подозрительно поинтересовалась мать. — Ты всегда был противником службы. Тебя что, заставили туда пойти?

Да, женская интуиция покруче хакерской, в этом он сейчас лишний раз убедился.

— Мне просто стало скучно среди этих ублюдочных юзеров. Каждый день один и тот же трендеж, жесты такие, якобы все крутые…

— Врёшь, — перебила его мать. — Не хочешь говорить, не надо. Ты что-нибудь ел? Пойдём на кухню.

Мать вынула из холодильника кастрюлю, поставила её на плиту.

— Грибной суп будешь?

— Да нет, я колбасы нахряпался, — признался Лобстер.

— За подарком пришёл?

— Ну, в общем, и за подарком, и тебя повидать, а главное — Андрюху твоего тупого.

— Вот балбес! — рассмеялась мать. — Вам, мужикам, никогда нас не понять. — Она ушла, вернулась с конвертом. — Здесь две тысячи, купишь себе что нужно.

— Спасибо, — Лобстер поцеловал мать и направился в прихожую.

— Куда? — закричала мать вдогонку. — Совести у тебя совсем нет! Хоть бы остался раз — поговорили!