Книга Удавка для бессмертных - Нина Васина

– Вы майор Корневич, девятый отдел, – второй ходил медленно по кабинету, заложив руки за спину. – По заключению врача второй день как мертвы. Вам кофе с сахаром?

– Специфика работы, – пожал плечами Корневич. – Я хотел уйти вчистую. С сахаром. Сами понимаете, как можно уйти из нашей Конторы. Только посмертно. А потом передумал. Вы же без меня никогда в этой шараде не разберетесь. И присягал Родине, опять же.

– Патриотизм и долг дело святое, – прогуливающийся по кабинету задержался на секунду и впился глазами в глаза Корневича, – но что-то мне подсказывает, что в вас победила меркантильность.

Корневич немного растерялся. Он почувствовал, что это стало заметно по его лицу, и выдавил неуверенную улыбку.

– Ну, вы уж скажете! – Он расслабился и дал себе на получение необходимой информации три минуты. – Я человек чести. Я пришел к вам сам.

– Потому что без нас вы ничего никогда не сделаете, майор, – вкрадчиво сообщил сидящий за столом. И Корневич вдруг почувствовал, что тот с трудом сдерживается. Второй человек дал сидящему знак замолчать.

– Ваши предложения? – спросил он, опять остановившись рядом.

– Я в Конторе шестнадцать лет. Ни одного нарекания. Я хочу сам вести это дело. Официально. С теми людьми, которых подберу сам. Прекратите ликвидации.

Двое посмотрели друг на друга, словно им рассказали старый смешной анекдот, но конец скомкали.

– Какое дело? – шепотом, склонившись к сидящему Корневичу, спросил один. А второй не выдержал, стукнул по столу и заорал:

– Где клише?! Или ты скажешь, где клише, ублюдок, или я тебя пристрелю прямо здесь!

– Позвольте заметить, – сообщил мгновенно успокоившийся Корневич, – что употребление вами слова «ублюдок» абсолютно необоснованно…

И, внимательно глядя в оторопевшие лица, Корневич провел небольшую лекцию о своих предках, начав, естественно, с того, который воевал в войсках Наполеона. Доказывая, что он, Корневич, никакого отношения к незаконнорожденным не имеет – «а ведь именно это и обозначает произнесенное вами ругательство!», – он не забыл отметить и про важную приставку де Валуа, настоятельно требуя в дальнейшем произносить его фамилию правильно, без сокращений. А что касается того, чтобы пристрелить прямо здесь, как бы это правильно выразить…

– Короче, – подвел он итог, осматривая поглупевшие лица и приоткрытые рты, – этот номер со мной не проходит. Почитайте заключение о моей смерти. Да-да, товарищи. Огнестрельное ранение. Ну и что? Давайте работать. Время, товарищи! Я перезвоню через час и определю план действий, а вы подыщите мне и моему заместителю кабинет и подберите технолога по хлопку, самого лучшего. Да, совсем забыл сказать про моего заместителя. Я беру Хрустова, капитана девятого отдела, да вы, наверное, в курсе. Вижу по вашим лицам, что хотите что-то сказать. Не утруждайте себя. Соболезнования не принимаются. Он абсолютно жив и здоров, не напрягайтесь.

– А сержант… Ваш сержант?

Корневич даже не оглянулся посмотреть, кто это спрашивает. Он медленно – победителем шел к двери.

– Чем меньше людей в этом деле, тем лучше. Достаточно будет Хрустова и технолога. Больше никого не надо. Сержанта и младшего лейтенанта можете похоронить.

Глядя на закрывающуюся дверь, двое в комнате достали платки и вытерли особо вспотевшие места на лицах.

– Ты нервничаешь, кричишь и неправильно себя ведешь, – заметил один.

– Да ладно, – махнул рукой другой, – он в курсе, он же потребовал технолога по хлопку!

– Слышал, как я потребовал технолога по хлопку? – спросил гордый Корневич в машине.

– Пристрелят нас, ох пристрелят! – Хрустов, скривившись, наблюдал, как майор расстегнул рубашку, отклеил небольшой пластырь на ране на груди и медленным движением вытащил из подтекающего сукровицей углубления раны крошечный микрофон с проводком.

– Не пристрелят, пока у них нет клише, – дырка на груди залепливается пластырем, микрофон Корневич кладет в «бардачок» машины к магнитофону.

– И у нас нет клише! Что вообще за мура такая? Ты связал их слово с нашей информацией о знакомстве Сусанны Ли с хлопковиками из Америки. Вывернулся, угадал. А что дальше? Почему это контрразведка раскручивает операцию фальшивомонетчиков, да еще попутно ликвидирует свидетелей? Не нравится мне это. Пристрелят нас.

– Я думал об этом, пока спускался по лестнице вниз. Длинный такой спуск, длиной в несколько седых волос. Допустим, что я… что мы угадали и при расследовании дела фальшивомонетчиков кто-то из их отдела действительно стал убирать всех случайных свидетелей. Почему?

– Я не знаю, – нервничал Хрустов, – может, он сам украл чего, а может, мы копнули дело государственной важности. Я с этой государственной важностью всегда путаюсь. Иногда такая мура попадает под определение. Наш Кучер, говорят, – Хрустов показал пальцем вверх, – на ладан дышит, его кукловоды уже сматывают ниточки и убирают сцену. Кто его сменит? Хорошо бы заранее угадать, что будет государственно важным на следующей неделе.

– Не отвлекайся. Думай про дело, а не про политику. Завтра дадут кабинет, сядем мы в нем и потребуем факты для анализа. Все и поймем!

Мечте Корневича про кабинет и про поданные по первому требованию документы с фактами не дано было осуществиться. В семь часов утра на следующий день в квартире Сусанны Ли раздался телефонный звонок. Хрустов спал, после усталости и напряжения последних дней он цеплялся за сон, игнорируя звонок. А Корневич не спал всю ночь, он и взял трубку после шестого звонка. Ему сказали записать номер, по которому можно в любое время вызвать технолога. Ему сказали, что возникли осложнения. Поэтому надо законсервировать программу на некоторое время и подождать, пока все определится. Если хлопковики из Штатов приедут вовремя – сопровождать, наблюдать, все требования выполнять и, естественно, иметь при себе клише. Если хлопковики не приедут вообще, тогда будет либо кабинет с заместителем и кофе с сахаром, либо демонстрационно-показательный судебный процесс. То есть в случае благоприятного исхода он, майор Корневич, сам решит, как обойтись без представителей иностранной державы силами собственных технологов, при наличии, опять же, клише. В случае неблагоприятного – как ему выйти с честью из обвинения в организации банды фальшивомонетчиков.

Корневич в трубку не проронил ни слова, а когда ее положил, сообщил Хрустову:

– Они знают, что мы в этой квартире. Они говорят, что в деле возникли осложнения.

– А мы тут при чем? – зевал Хрустов.

– А при том, что по результатам этих осложнений мы будем либо руководить какой-то грандиозной аферой, затеянной нашей Конторой, либо сидеть в тюрьме за все, что было ею по этой афере напортачено ранее! Мы вовремя пришли, здрасьте, хотим кабинет!

В дверь позвонили. Корневич рассматривал курьера в «глазок» минут пять.

– Принесли информацию по осложнениям, – он бросил на кровать к Хрустову пакет.