Книга Рассказы майора Пронина - Лев Овалов

В глухую ночь, в холодный мрак

Посланцем белых банд

Переходил границу враг –

Шпион и диверсант.

Он тихо полз на животе,

Он раздвигал кусты,

Он шел на ощупь в темноте

И обошел посты.

По свежевыпавшей росе

Некошеной травой

Он вышел утром на шоссе

Тропинкой полевой.

И в тот же самый ранний час

Из ближнего села

Учиться в школу, в пятый класс

Детей ватага шла.

Шли десять мальчиков гуськом

По утренней росе,

И каждый был учеником,

И Ворошиловским стрелком,

И жили рядом все.

Они спешили на урок,

Но туг случилось так:

На перекрестке двух дорог

Им повстречался враг.

– Я сбился, кажется, с пути

И не туда свернул! –

Никто из наших десяти

И глазом не сморгнул.

– Я вам дорогу покажу! –

Сказал тогда один.

Другой сказал: –

Я провожу.

Пойдемте, гражданин. –

Стоит начальник молодой,

Стоит в дверях конвой,

И человек стоит чужой –

Мы знаем, кто такой.

Есть в приграничной полосе

Неписаный закон:

Мы знаем все, мы знаем всех:

Кто я, кто ты, кто он.

Песни, исполняемые с эстрады популярными Леонидом Утесовым и Георгием Виноградовым, тоже призывают к бдительности. Вот, скажем, предвоенная «Дальняя сторожка» композитора Исаака Дунаевского и поэта Евгения Долматовского. Лирическая, напевная мелодия, а сюжет вполне героический.

Под вечер старый обходчик

Идет по рельсам, стучит,

У стыков стальных он видит двоих,

Один он к ним спешит…

Заносит он молоток свой!

Волной вздымается грудь.

Пусть жизнь он отдаст, но только не даст

Врагу разрушить путь…

Старый обходчик обезвреживает диверсантов. Даже он – герой популярной (и талантливой!) массовой песни сообщает нам. как злободневна была в предвоенное время шпионская тема. Миллионы читателей и слушателей бросались на нее, как голодный на горячие пирожки. Ветер дул в паруса шпионского детектива. И все-таки каждый успех нового, остро популярного жанра давался с боем.

В журнале «Красная новь» Овалову отказали в публикации «Рассказов о майоре Пронине». Тогда Лев Сергеевич принес рукопись в «Знамя», к главному редактору Всеволоду Вишневскому. Вишневский предчувствовал шумный успех новой серии рассказов о Пронине, но отзывы рецензентов из НКВД были строги. Тогда классик советской драматургии, автор «Оптимистической трагедии» обратился лично к В.М.Молотову. Железный наркоминдел ознакомился с рукописью и дал свою резолюцию: «Срочно в печать». И знаменские публикации, и отдельное издание рассказов стали событиями в истории массовой литературы. После публикации «Рассказов майора Пронина» и «Рассказов о майоре Пронине» Лев Овалов приступает к повести «Голубой ангел». Заметим, что в рассказах писатель с легкостью и изяществом передал образы рассказчиков. В первом цикле таковым выступил сам майор, во втором – всевидящий автор. Очень тонко, без формальных излишеств, Овалов дает нам «почувствовать разницу». Этот прием использовал и Конан Дойл, несколько поздних рассказов холмсианы написаны от имени Шерлока. Но Овалов сильнее подчеркивает углы зрения, а в «Голубом ангеле» и вовсе является пред читательские очи собственной персоной. Автобиографизм повести очевиден: Лев Овалов награждает рассказчика-писателя поездкой в Армению, из которой он, помимо нескольких бутылок отменного коньяку, одна из которых предназначается майору Пронину, привез материалы для книги об этой «древней удивительной стране». В то время на рабочем столе писателя Овалова лежали две рукописи – «Голубой ангел» и «Поездка в Ереван». Книга об Армении вышла в свет в 1940 году. Время было бурное – и Овалов не раз занимал и освобождал начальственные кресла в разных московских редакциях: «Вокруг света», «Молодая гвардия»… Удивительный факт: 22 июня 1941 года, несмотря на начало великой войны, в Москве, на Моховой, прошел творческий вечер Льва Овалова. С вопросами о лишних билетиках к прохожим приставали за несколько кварталов! В первый месяц войны, на волне оглушительного успеха огоньковской публикации «Голубого ангела», Овалов оказывается в роли своих не самых любимых героев: 5 июля 1941 года его арестовы­вают. Причины ареста туманны; сам писатель вспоминал, что его обвиняли в «разглашении методов работы советской контрразведки» на материале повести «Голубой ангел». Так вспоминал сам Лев Овалов – а писатель имеет право на легенду. Ю.М.Лотман сказал о Карамзине: «Право на летопись получает летописец». В случае с Л.С.Оваловым писатель-детективист стал героем жизненного детектива. В лагерях и в ссылке пригодились навыки первой профессии писателя: он снова занялся медициной. В 1956 году он вернулся в Москву с замыслом романа о военных подвигах майора Пронина.

3

Уроки Горького и литературные нравы двадцатых годов прочно вошли в жизнь писателя. Больше всего он гордился теми романами, где документ стоял выше фантазии, а правда жизни превалировала над вымыслом. Подобный литературный метод подразумевает долгие командировки. И вот в Свердловске писатель почти год делит кров с сыном Чан Кайши, приехавшим в Советский Союз учиться и работать. Результат – роман об Уралмаше «Утренняя смена» («Зина Демина»), в котором действует молодой китайский коммунист Чжоу… Прошли годы – и сосед Льва Овалова стал президентом Тайваня, кстати, отнюдь не дружественного Советскому Союзу. Звали его Чан Чинго – болельщики международной политики, несомненно, помнят это имя. А первой леди Тайваня была та самая заводская девчонка Зина Демина из оваловского романа, точнее, ее реальный прототип. В 1962 году писателю довелось присутствовать на кремлевском совещании по Нечерноземью. Услышав упрек секретаря Дорогобужского райкома партии А.А.Алексеевой в том, что писатели-де не знают жизни, поселившись в московских квартирах, бывший рапповец загорелся: «Я к вам приеду». И Анна Андреевна Алексеева получила вторую жизнь в документальном романе «История одной судьбы» (1962). Наконец, подлинная девушка, порвавшая с тоталитарной сектой, несколько месяцев гостила в московской квартире Оваловых, чтобы стать героиней романа «Помни обо мне» (опубликован в 1966 году). Именно эти романы Лев Сергеевич Овалов считал своим главным литературным достижением. Их, а совсем не детективы, которые давались писателю подозрительно легко: неделя – и готов сюжет, месяц, другой – и повесть можно везти в редакцию. Легкий успех смущал, а на закате лет девяностолетний писатель признавался: «Я мог бы эти детективы, как орешки, щелкать». Не чувствовал потребности. Ограничился шестью рассказами и повестями – «Голубой ангел», «Медная пуговица», «Секретное оружие», «Букет алых роз». Это чисто русская и советская традиция – не злоупотреблять успешным амплуа, не искать легких путей, не выходить в тираж… На традиции глупо сетовать, с ними нужно считаться. Правда, и сэр Артур Конан Дойл всю жизнь отмахивался от холмсовской славы и предпочитал войти в историю литературы как автор исторических романов или записок по спиритизму… Сегодня мы можем смело утверждать, что в XXI век Конан Дойл войдет как автор рассказов и повестей о Холмсе, а Лев Овалов – как автор майора Пронина. Писателей огорчила бы такая перспектива, но с ней придется смириться. А документальный производственный роман, которому Овалов всю жизнь отдавал должное, сейчас можно воспринимать с долей иронии, можно охать по поводу наивности прежних литераторов, веривших в созидательную силу искусства. Можно кивать на Огюста Конта, вспоминать позитивизм, бранить жесткую функциональность социалистического реализма. Ниспровергать писателей того времени легко: они сами были доками в ниспровержениях. Они бы могли ответить только словами поэта: «Нас не нужно жалеть, ведь и мы б никого не жалели». Куда сложнее осмыслять ту эстетику, основанную на энтузиазме и перенапряжении сил. Думаю, многие сейчас осознают продуктивность обращения к тем ценностям, которые наполнили жизнь Льва Овалова и его современников, сделали их суровыми и терпеливыми. Они верили, что учение и труд способны преобразить мир, сделать нашу жизнь полнее, счастливее. Наивно? Но еще наивнее ставить себя выше великих иллюзий, опускать руки и хорониться заживо в премудром скептицизме.