Книга Сеанс [= Тайна замка Роксфорд-Холл ] - Джон Харвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через три дня Эдуард упокоился на погосте храма Св. Марии. Джордж нашел его лежащим у подножия стены, как раз под кабелем, что соединял громоотводы с землей. Сумка Эдуарда с этюдником и другими необходимыми художнику принадлежностями была повешена у него на шее; похоже было, что он попытался взобраться по кабелю наверх еще до начала грозы, упал и разбился насмерть. Однако никто так и не смог сказать, зачем он это сделал. Эдуард не оставил завещания, так что его немногие пожитки, включая и картины, должны были отойти его отцу, которого так потрясла новость о смерти сына, что он даже не смог приехать на похороны.
Недели, что за этим последовали, запомнились мне как темная, иссохшая бездна; я не могла плакать даже у его могилы, и единственным моим желанием было умереть. Несколько раз заезжал к нам Магнус Раксфорд, как и Джон Монтегю, но я отказывалась с ними увидеться. Ада сказала мне, что Джордж писал моей матери, но ответа не получил; объявление о бракосочетании Софи пришло в виде печатной карточки.
Самым тяжким мучением было сознавать, что Эдуард погиб из-за того, что встретил меня. Ада убеждала меня, что каждый, кто потерял жениха или мужа, мог бы сказать то же самое; разумеется, Эдуард не остался бы в Чалфорде, если бы не познакомился со мной, но в этом моей вины не было.
— Дело совсем не в этом, — сказала я наконец в один холодный зимний день. — У меня было предчувствие — видение его смерти… еще до того, как я его впервые встретила.
И я рассказала Аде историю того посещения, полагая, что она в конце концов поймет, как глубока моя вина. Но она никак этого не видела.
— Ты ведь даже поначалу не заметила этого сходства, — сказала она, — до твоего ужасного скандала с матерью; ты была потрясена и расстроена; разумеется, ты не могла не объяснить самым мрачным образом то, что было… всего лишь сном наяву, моя дорогая, и никакого отношения к Эдуарду не имело. Эдуард погиб оттого, что был бесстрашен, бесстрашен до безрассудства — он просто посмеялся бы над твоим видением, ты же знаешь, что это так и было бы…
— Да, — уныло промолвила я, — но я видела это привидение, и он погиб, и кто бы что ни говорил, этого уже не изменить.
К этому времени я стала уже обращать какое-то внимание на окружающий меня мир, хотя — если не говорить об Аде и Джордже — мне казалось, что этот мир навсегда лишен света надежды; и когда несколько дней спустя к нам снова пришел Джон Монтегю, я решила, что могу увидеться с ним — ведь это ничего не меняет. Когда Ада привела его в гостиную, я увидела, что он одет так, словно у него траур, и спросила — без всякого интереса — не потерял ли он кого-то из близких? Лицо его, казалось, как-то вытянулось, круги под глазами стали еще темнее.
— Нет, — смущенно ответил он. — Я… я оделся так в знак уважения…
— Это очень любезно с вашей стороны, сэр, тем более, что я знаю — он вам не поправился, — сказала я довольно резким тоном.
— Он вам так сказал? — казалось, он даже имени Эдуарда не может произнести.
— Да, он так сказал.
— Мне очень жаль, что у него создалось такое впечатление обо мне… Мисс Анвин, я пришел сказать вам… если есть что-либо — что угодно — на свете, чем я мог бы быть вам полезен, мог как-то услужить вам, молю вас — ни минуты не колеблясь, попросите об этом, — тут его голос вдруг дрогнул от переполнявших его чувств.
— Благодарю вас, сэр, но — нет, мне не о чем просить вас.
— И еще… Вы останетесь в Чалфорде, мисс Анвин?
— Не знаю. — Воцарилась тяжелая тишина. Через некоторое время он встал и распрощался. Спустя несколько недель Джордж сказал нам, что Джон Монтегю уехал за границу.
Но вопрос словно повис в воздухе: что же мне теперь делать? Деньги на мое содержание перестали поступать со дня свадьбы Софи; собственных денег у меня не было, и я не могла бесконечно жить в пасторском доме, пользуясь благотворительностью Джорджа, как бы горячо они меня ни уговаривали. Я более или менее твердо решила искать место гувернантки в Олдебурге — там я не была бы совершенно оторвана от них; но как раз в это время Джордж получил с помощью кузена, жившего на севере Англии, назначение в небольшой приход в Йоркшире и должен был начать служить там через несколько месяцев. Ада уверяла меня, что это никак не связано с моей матерью (хотя призналась, что жалованье там будет меньше), просто священник, служивший в здешнем приходе, поправил свое здоровье и собирается возвратиться в конце будущей весны. И, разумеется, я должна поехать с ними, тем более, что так мало времени прошло со смерти Эдуарда.
Я думаю, они меня уговорили бы, если бы не мой беспросветно черный страх: более всего на свете я боялась, что меня может посетить привидение, похожее на Аду или Джорджа. Хорошо было Джорджу мудро рассуждать о том, что эти страхи вполне естественны после такой огромной утраты: он ведь не видел того «посетителя» на диване! Рационально я понимала, что, живя вместе с Адой и Джорджем, я не подвергаю их никакой опасности, но в моих посещениях не было ничего рационального. А если бы я стала гувернанткой и полюбила детишек, отданных под мою опеку?.. Разве на мне не лежит обязанность предупредить моих будущих нанимателей? И кто же решится нанять меня, если я это сделаю?
Сырым январским утром я пошла на погост при храме Св. Марии одна. В воздухе стоял запах прелых листьев, прозрачные пряди тумана плыли меж могильных камней. Холмик над Эдуардом уже утратил вид свежей, только что насыпанной земли, но боль утраты оставалась по-прежнему острой. Я некоторое время стояла у могилы, погрузившись в печальные размышления, когда вдруг услышала за спиной на дорожке хруст гравия под чьими-то шагами и, обернувшись, увидела, что ко мне приближается Магнус Раксфорд.
— Мисс Анвин, простите, что обеспокоил вас.
— Нисколько: я рада вас видеть, — ответила я. На этот раз на нем не было охотничьего костюма, он был облачен в строгий темный сюртук с широким белым галстуком. — Мне очень жаль — я была не вполне здорова, когда вы столь любезно навестили нас в прошлый раз.
— Вам нет нужды извиняться, я заезжал для того лишь, чтобы выразить свое глубочайшее сочувствие. Я очень тяжело воспринял смерть мистера Рейвенскрофта.
— Но вы были очень добры к нему, сэр. Ваша щедрость дала бы нам возможность пожениться, если бы только…
— Вовсе не щедрость, мисс Анвин: признание замечательного таланта, который наше общество… простите меня, я вовсе не намерен еще больше расстраивать вас. Я боюсь, что отчасти виноват в том, что произошло; я столько раз жалел о том, что поощрял его желание написать Холл.
— Вам не следует винить себя, сэр, — сказала я, думая о том, как ярко проявляется сила его духа по сравнению с мистером Монтегю. — Даже если бы вы запретили ему это делать, Эдуард нашел бы способ как-то проникнуть туда: это вовсе не ваша вина.
— Вы очень добры, мисс Анвин.
Мы немного постояли молча, глядя на могильную плиту Эдуарда, на которой была сделана надпись: «Ушел в мир света».