Книга Маска резидента - Андрей Ильин

Я увидел, что у старика затрясся на курке палец. Не переборщить бы. Возьмет да пальнет с расстройства. Нелегко такое разочарование перенести — спас, обогрел, рассказал все как человеку, а он возьми и поставь под карающий меч. Свинство! Это если цензурно выражаться. А лучше не выражаться, а давануть на собачку — и поминай обидчика как звали.

— Эй, дед, ты не волнуйся, я еще не все сказал. И пальчиком не грози. Он у тебя, между прочим, на курке лежит.

Дед поморщился, но ничего не ответил. И палец не убрал. Все-таки приятно иметь дело с профессионалом. Другой бы давно пальнул с перепугу, а этот не спешит, уверен в своих силах, уверен, что успеет упредить мои действия. Наивный, не знает он всех наших уловок.

— Короче, сидишь ты, дед, в дерьме по самые уши. Не позавидуешь. И выхода у тебя всего два: на гашетку жать и пулю мою встречную в лоб получать или в точности выполнить то, что я тебе сейчас скажу. — Разозлился дед, заиграл желваками. Не любил он такой тон, еще с тех давних времен, когда выбивали у него показания в следственных кабинетах. Пахнуло ему в ноздри знакомым духом. Но и выхода у него не было — или слушай, или обменивайся встречными пулями. На то и расчет. Злобность дедова мне в деле не помешает, а вот неверие в Мои угрозы — может.

— Кораблик ты возьмешь один. Не без моей помощи, но один! По крайней мере все должны считать именно так. И заложников, если они живы, освободишь один, и бандитов покараешь, если они доброго языка не поймут, тоже в одиночку. Это мое единственное и главное условие. И не дай бог, хоть одной живой душе расскажешь обо мне и моих действиях. Считай тогда себя коренным жителем тундры. Лишнее слово — лишний год рудников. Я не шучу. Если будут спрашивать о втором стрелявшем стволе, изображай ничего не понимающего лесного идиота: да, кто-то бегал, кто-то стрелял, но кто, ты не знаешь, и куда он делся, не ведаешь. На том и стой. Твоя свобода за твоими зубами хоронится: раскроешь лишку, выпорхнет — не поймаешь. Подтверждение требуется? Документы, ордера, постановления?

Дед помотал головой. Для узнавания ему было довольно моего чекистско-следственного тона.

— Вот и ладно, будем считать, ты подписал расписку о неразглашении. А теперь к делу.

Я демонстративно убрал карабин. Мгновение посомневавшись, старик сделал то же.

— Сука ты, — сказал он.

А это сколько угодно. Это в мою характеристику не впишут.

На том и порешили. Суть дела в отличие от преамбулы я изложил быстро.

— Главное, не допускай их в рубку и к якорям, — в заключение повторил я, — если они уведут судно, наша карта бита.

Сам я, спустившись к небольшой, впадавшей в море речке, начал собирать бутылки. Нет, я не хотел богатеть за счет сдачи дармовой посуды, я хотел разжиться дополнительным оружием.

Как я и рассчитывал, бандиты трезвенниками не были — бутылок я нашел в изобилии.

Не стало дело и за бензином. Прокравшись за кустами к бочкам с горючим, предназначенным для заправки автомобилей, я пробил одну из них сбоку ножом и заполнил пять бутылок. Горлышки я заткнул обструганными по размерам сучками. К ним привязал обрывки случайной тряпки. Фугасные гранаты системы «молотовский коктейль» были готовы. До Ф-1 они, конечно, не дотягивали, но в деле сгодиться могли.

Следующий этап операции, стопятидесятиметровый заплыв, обещал мне крепкий насморк или пулю в голову. Вообще-то я предпочитал насморк, но меня могли и не спросить.

Ближе к темноте я не без удовольствия срубал конфискованный у старика шмат копченого сала, чтобы обеспечить организм тепловыми калориями. И без удовольствия шагнул в воду. Одежду я, конечно, не снимал. Это только в кино герои-красавчики прыгают в холодную воду голяком. Понятно, им не выжить надо, а свои мужские достоинства восторженным зрительницам продемонстрировать. Более того, кроме своей одежды, я поддел снятую со старика меховую безрукавку. Лишние пять минут жизни мне не в тягость, а без красоты я обойдусь. Чем больше на мне будет надето, чем плотнее будет одежда, тем позже до моего тела доберется холодная вода. Чтобы не булькнуть камнем ко дну, я затолкал под куртку на живот пук сухого камыша, а чтобы не всплыть на поверхность, как надутый воздушный шарик, набил карманы мелкими камнями. Таким образом, я стал похож на маленькую подводную лодку. Хочешь всплыть — сбрось часть камней из карманов. Потянула вниз намокшая одежда — опять-таки избавься от части балласта. Надумал погрузиться глубже — вытяни пару палочек камыша. Прямо подводный атомоход. Жаль, с очень ограниченным районом плавания и еще более ограниченным запасом воздуха. Ну, ничего, тут мы применим старинный, придуманный еще первобытными разведчиками способ подводного дыхания через толстую соломинку. Главное — подобрать оптимальную глубину. Слишком близко к поверхности — можно ненароком бултыхнуть коленом, слишком глубоко — легким не хватит силы преодолеть давление окружающей воды. Тактику плавания я отработал за камышами на реке. Недурно, надо бы добавить лишних камней, так как морская вода более «тяжелая» и сильнее выталкивает человека. Как только солнце село за горизонт, я отправился в недалекое, но очень неприятное путешествие.

— По местам стоять, со швартовых сниматься! — скомандовал я сам себе. — Принять балласт в правые цистерны! Срочное погружение!

Нырнул. Поверхность вечернего моря почернела, и увидеть меня было практически невозможно. Плыл я очень медленно не от того, что не спешил, а от того, что хотел максимально долго сохранить тепло. Чем быстрее человек плывет, тем сильнее его тело омывается холодными водами. Я кое-как согрел протиснувшуюся к телу влагу и не желал ее менять на новую, более холодную. Все море я все равно не обогрею. Я один, а его вон сколько! Мне бы под одеждой и между слоями температуру удержать. Вот и судно. Тень от него я заметил сразу, так как плыл на спине, животом вверх. Так было намного удобнее удерживать дыхательную соломинку и контролировать глубину погружения. Обогнув корму, я приблизился к иллюминатору жилых кают и под самым бортом поднял из воды руку.

Теперь все зависело от добросовестности старика. Если он запоздает, я скоро замерзну до состояния бесчувственной сосульки и тихо опущусь ко дну морскому на радость местной трупопитающейся живности и самого дедка, счастливого, избежавшего лагерных лесозаготовок.

Но дед оказался на высоте. Ровно через секунду после моего знака пуля, пущенная из карабина, вышибла стекло иллюминатора. Я сбросил из карманов каменный балласт, вытащил из-за пазухи снаряженную бутылку, сорвал с пропитанного бензином запала полиэтилен и чиркнул вытащенной из герметичной упаковки (плотно закрытой и обмазанной сосновой смолой стеклянной пол-литровой банки) зажигалку. Вспыхнувшую бутылку я со всей силы бросил в разбитый иллюминатор каюты. Раздался звон, ахнула яркая вспышка пламени. Теперь счет пошел на секунды. Держа в вытянутой вверх руке, чтобы, не дай бог, не замочить, зажигалку, я подплыл к следующей каюте. Новый выстрел, звон стекла, вспышка запала, новый бросок, взрыв бензина.

Я играл в очень опасную, непозволительно опасную игру. Любая случайность могла погубить меня в любое следующее мгновение: прицельный выстрел боевика с палубы, упавший сверху осколок иллюминаторного стекла и — наверное, самое страшное — взрыв не попавшей в дыру иллюминатора боевой бутылки. В последнем случае я бы просто сгорел, облитый пылающим бензином. Нырнуть в толщу воды сразу я не смог бы из-за набитого за пазуху камыша.