Книга Острые предметы - Гиллиан Флинн

– Такой у Эммы характер. Не сахар. Джону нравлюсь я, а не она, вот она на него и нападает. Когда еще не пытается его увести. Как будто это возможно.

– Но, как я вижу, такие слухи ходят. Многие считают Джона виновным. Как вы думаете, почему?

Она пожала плечами, выпятила нижнюю губу, посмотрела на крутящуюся пленку диктофона.

– Вы же сами понимаете – просто он приезжий. Умный, практичный и в десять раз красивее, чем любой из местных парней. Людям хочется, чтобы убийцей был он, потому что это бы значило, что… зло не из Уинд-Гапа. Что оно пришло извне. Ешьте пирожное.

– Вы верите в его невиновность? – Я откусила пирожное, и по губам размазалась глазурь.

– Конечно. Это все досужие сплетни. И все из-за того, что он поехал покататься… Что с того, здесь многие так делают. Джону просто не повезло, поехал в неурочный час.

– А что вы можете сказать о семье Кин? В частности, о Натали? И об Энн?

– Это были прелестные, очень милые и послушные малышки. Похоже, Господь забрал к себе на небо лучших девочек Уинд-Гапа.

Слова, произнесенные заученным тоном, явно были подготовлены заранее. И улыбка была наигранной. Представляю, как она ее репетировала: слабая будет выглядеть скупой, широкая – неприлично довольной. А вот эта – то, что нужно. Мужественная и оптимистичная.

– Мередит, я знаю, что вы о них другого мнения.

– Ну а что, по-вашему, я должна сказать? – спросила она резко.

– Правду.

– Не могу. Джон меня возненавидит.

– Я могу не называть вашего имени.

– Тогда какой смысл брать у меня интервью?

– Если вы знаете о девочках то, о чем другие не говорят, расскажите. Полезные сведения могут отвлечь внимание от Джона.

Мередит отпила маленький глоток чая, промокнула салфеткой уголки клубничных губ.

– Но вы не могли бы все же упомянуть мое имя где-нибудь в статье?

– Могу вас процитировать в каком-нибудь другом месте.

– Я хочу, чтобы вы написали, что Бог забрал к себе лучших девочек Уинд-Гапа, – по-детски упрямо протянула Мередит. Она сжала руки и кокетливо улыбнулась.

– Нет. Этого я писать не стану. Я процитирую ваши слова о том, что Джон приезжий и поэтому люди сплетничают о нем.

– Почему вы не можете написать то, что я хочу? – Мередит напоминала нарядную, как принцесса, пятилетнюю девочку, которая капризничает, потому что ее любимая кукла не хочет пить воображаемый чай.

– Потому что это противоречит тому, что я слышала, и потому что так никто не говорит. Это звучит фальшиво.

Разговор получался на редкость жалким и не по правилам журналистской этики. Но я должна была узнать, что она хотела мне рассказать. Мередит покрутила серебряную цепочку на шее, глядя на меня изучающим взглядом.

– А знаете, вы могли бы быть моделью! – вдруг сказала она.

– Сомневаюсь, – отрезала я. Всякий раз, когда мне говорили, что я красива, я вспоминала о том безобразии, что скрывалось у меня под одеждой.

– Да, могли. В детстве я мечтала быть такой же, как вы. И потом о вас не забывала. Ну, наши мамы ведь дружат, общаются, поэтому я знала, что вы уехали в Чикаго, и воображала, что вы живете в большом особняке, с детками и мужем – крутым чуваком, допустим банкиром. Как вы все утром на кухне пьете апельсиновый сок, а потом он садится в «ягуар» и едет на работу. Но теперь догадываюсь, что я все представляла себе неправильно.

– Да, неправильно. Впрочем, звучит неплохо. – Я откусила еще кусочек пирожного. – Так расскажите мне о девочках.

– Эх, что вы все только о работе? Вы и раньше были такой – не слишком-то дружелюбной. Я знаю о вашей сестре. Что у вас была сестра и она умерла.

– Мередит, поговорим об этом потом. Я не против. Но после того, как закончим интервью. Доделаем дело, а там уже можно будет расслабиться и поболтать. – Я не собиралась задерживаться более чем на минуту после того, как она мне все расскажет.

– Хорошо… Значит, так. Я вот думаю, почему… зубы… – Она изобразила руками, как их выдергивают.

– Почему?

– Поверить не могу, что все отказываются это признавать, – сказала она.

Мередит обвела взглядом комнату.

– Я вам этого не говорила, ладно? – продолжила она. – Обе девочки, Энн и Натали, кусались.

– То есть как это – кусались?

– Как маленькие вампиры. Они были очень норовистыми. Вели себя как мальчишки. Только они не били, а кусались. Посмотрите.

Она вытянула ладонь. Под большим пальцем отчетливо виднелись три шрама, белых и блестящих на свету.

– Это мне досталось от Натали. И еще вот это. – Она откинула волосы и показала ухо, у которого не было половины мочки. – Она укусила мне руку, когда я красила ей ногти. Сказала, что ей не нравится, но я еще не закончила и попросила ее немножко потерпеть. Она хотела выдернуть руку, а я ее придержала, и тогда она впилась в меня зубами.

– А что с ухом?

– Я осталась у них однажды на ночь, когда у меня не заводилась машина. Я спала в гостевой комнате, и вдруг – кровь по всему одеялу, ухо горит как в огне, и мне хочется убежать от боли, да разве от нее сбежишь. И Натали кричала как на пожаре. Ее вопль был еще страшнее, чем укус. Господин Кин заломил ей руки. У девочки были серьезные проблемы. Мы искали мою мочку, чтобы ее пришили на место, если возможно, но она исчезла. Наверное, Натали ее проглотила. – Мередит рассмеялась, но ее смех был больше похож на кашель. – Мне, в общем-то, жаль ее.

Ложь.

– Энн была не лучше?

– Еще хуже. В Уинд-Гапе немало людей, у которых остались следы от ее зубов. Кстати, они есть и у вашей мамы.

– Что? – Мои ладони покрылись испариной, а в затылке похолодело.

– Ваша мама давала ей урок, и Энн что-то не понимала. Вдруг на нее нашло. Она выдрала у вашей мамы клок волос, а потом вцепилась зубами ей в запястье. Крепко. Думаю, у нее остались швы.

В моем воображении замелькали картинки: тонкая мамина рука в детских зубах; Энн, которая по-собачьи трясет головой; пятно крови, расплывающееся на мамином рукаве; губы девочки в крови. Крик – и рука на свободе.

Рваный след, внутри которого кружок гладкой, нетронутой кожи.

Глава одиннадцатая

Я стояла в своей комнате перед телефоном. Мамы не видно, не слышно. С первого этажа доносился голос Алана. Он отчитывал Гейлу за то, что она неправильно нарезала мясо.

– Вроде бы мелочи, но учти такую вещь: именно от таких мелочей зависит, что у тебя получится – хороший обед или блин комом.

Гейла что-то промычала в знак согласия. Даже «ага» и «угу» она произносила с провинциальным акцентом.