Книга Я - не Я - Алексей Слаповский

он ведь не хочет напиваться, ему нужно только чуть-чуть выпить, именно столько, сколько есть в бутылке, не больше, зачем же она сама себе делает хуже и приводит его в неистовство? Они молча рвали друг у друга бутылку — без успеха. Неделин, наконец, сумел отшвырнуть женщину, она упала, заплакала.

А не надо было! — сказал Неделин. Выпил из горлышка и стал её поднимать, утешать. — Заживём хорошо и смирно. Детишки, цветы жизни. Буду работать инженером, спорим, что смогу. Ты ещё удивишься. Ты ещё не знаешь, кто я такой! Завтра же устраиваюсь инженером, а потом передаю тебя твоему суп ругу. В неприкосновенности, прошу учесть!

Но женщина не слышала этих хороших слов, не понимала добра. Неделин раздосадованно плюнул и пошёл из дома. Малыш всё возился с машиной.

Скучаешь по папке? — спросил Неделин. — А? Скучаешь? Тетёшки хочешь? Хочешь тетёшки? — взял его на руки и стал подбрасывать тетёшкая.

Малыш, не приученный к этому и не знающий, что это значит, заревел. Неделин, чтобы его успокоить, стал подбрасывать повыше, тут ему под ногу подвернулось что-то, он упал, и ребёнок, подброшенный им, тоже стал падать — на крыльцо, на острую железку, вбитую здесь для чистки ног от грязи, Неделин ясно видел, как голова ребёнка, в белом пуху, летит прямо на железку, как ударяется и раскалывается на две части, кровь и что-то белое разлетается, обрызгивая всё вокруг, — и чудом каким-то Неделин рванулся, схватил ребёнка, отшвыривая его в броске от железки, упал на крыльцо, вскочил, ощупал малыша — цел и невредим — и дрожащими руками посадил к машине: «Играй, играй…». Ребёнок тут же затих и, сопя носом, сосредоточенно завозил машину вокруг себя…

Хмеля у Неделина — как не было.

Дверь открылась, на пороге стояла Лена с топором, топор тяжело висел в её руке. Неделин посмотрел на неё снизу торопливо и виновато:

Что ты, Лена? Ничего не случилось. Я уже совсем трезвый.

Детям жрать нечего, — сказала Лена. — С поминок не осталось ничего, всё подъели. Курицу за руби, алкоголик.

Ладно.

Лена бросила топор на землю и ушла в дом.

Неделин обошёл надворные постройки, отыскал курятник, открыл дверь, куры, сидевшие на насесте, забеспокоились. Неделин наметил одну побольше, хотел ухватить, но она сорвалась с жерди, а за нею и другие, закудахтали, оглушительно заголосил петух, куры бросились в открытую дверь, Неделин — за ними, а они уже разлетелись, разбежались по всему двору. Но понемногу успокоились и стали собираться у жестяного корыта — ожидая корма.

Неделин присел на чурбан отдохнуть. Вернулся хмель, но уже не радужный, а тягучий, сдавливающий виски.

Ну чего сидишь? — крикнула с крыльца Лена.

Сейчас, — сказал Неделин и стал подходить к курам говоря: «Цып-цып-цып!». Куры доверчиво устремились к нему, и Неделин ухватил самую торопливую за ногу. Курица забилась, захлопала крылья ми, он обхватил её, прижал к животу, курица за тихла, только вертела головой. Неделин сквозь перья ощутил горячее тело курицы, полное крови, мышц и костей, и ему странно стало, что это живое существо скоро будет лежать мёртвым трупом, и тут же все забудут, как она ходила по двору, и тем более не вспомнят о том, как была она жёлтым пушистым цыплёнком, детской неуклюжестью которого умилялись, кормили с ладони пшеном, гладили по жёлтой спинке, бережно брали на руки крохотный комочек, целуя — если дети — в клюв. А теперь отрубят голову, ощиплют, разделают, сварят, и будет это уже неодушевлённое мясо, курятина. Страшно ли сейчас курице? Понимает ли она ужас своего положения?

Тряхнув головой, прогоняя несуразные мысли, Неделин понёс курицу к чурбаку, стал умещать на нём, она трепыхалась, голова её никак не хотела лежать на чурбаке, Неделин несколько раз замахивался топором, но боялся ударить себя же по руке или вместо того, чтобы убить курицу, только ранить её, она тогда будет мучаться. И вдруг голова курицы застыла, она вдруг спокойно и ясно посмотрела на Неделина глазом-бусинкой, Неделин, поднявший руку с топором, испугался невозможной бредовой мысли…

Глава 38

…и, что было силы, забился, засучил ногами, рука держащего разжалась, Неделин захлопал освобождёнными крыльями и помчался прочь от плахи, пахнущей куриной кровью. Тот, с топором, тоже побежал, бестолково размахивая руками, споткнулся, упал, нелепо завозился на земле.

Совсем окосел, сволочь! — крикнула женщина с крыльца. — Иди проспись! Витька, ты где? Поймай курицу мне, отец надрызгался, ничего не может, скот такой!

Из-за дома неспешно показался старший сын Фуфачёва, неторопливо, но ловко поймал курицу, зажал её под мышкой и стал крутить голову, курица хрипела, закатывая глаза и смолкла.

Топором бы, — сказала мать.

Сойдёт, — сказал Витька и бросил ей курицу. — Ножом оттяпай, дохлую легко, — И ушёл опять по своим делам.

Неделин с ужасом смотрел на это, притаившись за листом лопуха. Потом осторожно подошёл к лежащему человеку, бывшему Фуфачёву, бывшему Неделину, а теперь — человеку-курице. Человек-курица забулькал горлом, поднялся на четвереньки, потом, шатаясь, встал на ноги и, дёргая головой, побрёл, спотыкаясь на каждом шагу, в курятник, всгревоженно говоря: «Ка-а? Ка-а?». В курятнике послышались треск, грохот, из дома выбежала Лена, вытащила за шиворот человека-курицу, тот ошалело кудахтал.

Насесты поломаешь, орясина! Кому сказано — спать! — и уволокла в дом.

Наступил вечер. Лена, покормив кур, загнала их в курятник, заперла дверь. Неделин, чуть не теряющий рассудок от нелепости своего положения, хотел обратиться к ней, но вышло только: «Кдак-так… Кдак-так…»

Понурый, нахохлившийся, он сидел на насесте, наверху, в сторонке от прочих, опираясь о стену, потому что держать равновесие одними лапами было непривычно. Рядом стояла корзина и там, в удобстве, находилась наседка с красным гребешком, рябая. Сам же Неделин был белым, с коричневыми пятнами на груди.

Куриные мозги Неделина размышляли вяло, дремотно, и он даже рад был этому: утро вечера мудренее. Закрыл глаза, спать, спать, спать…

Его разбудил переполох: куры метались, тощий петух орал во всё горло, в темноте действовал кто-то невидимый и страшный: ласка, хорек, лиса? Вдруг совсем рядом блеснули два глаза, Неделин подпрыгнул, перелетел в другой угол. В отличие от других, он действовал расчётливо, не метался заполошно, притаился, чувствуя, как с невероятной быстротой стучит куриное сердце. Тень метнулась, что-то хрустнуло, запахло свежей куриной кровью, у Неделина от ужаса перья встали дыбом: погибло существо, подобное ему, он сам мог быть сейчас на его месте. — страшно!

Тень мелькнула вниз, унося белую охапку, и население курятника сразу успокоилось, будто ничего и не было, расселись, закрыли глаза, задремали, лишь Неделин в своём углу никак не мог заснуть, вздрагивая от малейшего шороха.

Утром Лена выпустила их, насыпала в корыто пшена, куры набросились, Неделин подошёл к Лене, "чтобы обратить на себя внимание, закудахтал.