Книга Гонцы смерти - Фридрих Незнанский

— Моя? — удивился Станкевич. — Кроме фонда, я вроде бы больше нигде зарплаты не получаю.

— Насколько я знаю, ты же председатель ОНОКСбанка?

— Почетный, общественный, — перебил хозяин. — Все дела ведет Санин…

— За «Азотрон» тебе придется отвечать! Вместе с Саниным, конечно! А там уж разберетесь, кому сколько положено. Хотя я-то хорошо знаю, что происходит в ОНОКСе, недавно с Саниным разговаривал. Без твоего слова там и сторож не чихнет, а Санин все та же мягкая игрушка. Но я его предупредил, что расплата может быть весьма тяжелой!

В глазах Шелиша промелькнули злые искорки.

— Ну ты у нас, по-моему, из мягкой игрушки превратился в стойкого оловянного солдатика, — не без иронии заметил Геннадий Генрихович.

— Чем и горжусь! Так что давай не будем темнить! Мы оба толковые мужики и хорошо разбираемся в этих ситуациях. Ты решил быть с ними, с «мировым кланом», с губителями России? Прекрасно. Я же после всех шараханий вышел из потемок на прямую российскую дорогу и с нее не сверну!

Станкевич знал, что они быстро нащупают основную тему разговора, и Шелиш в течение первых же двадцати минут ее столь лихо очертил, что облегчило Геннадию Генриховичу весь дальнейший разговор.

— Да, ты прав, я с ними, — признался он. — Больше того, я тот, кто возглавляет здесь всю работу «мирового клана», с Россией и российскими компаниями. И мы уже неплохо поработали. У нас здесь свои банки, заводы, шахты, скважины. Свое лобби в Думе. Мы очень сильны. И после двухтысячного года мы будем иметь свое правительство. Своего президента. Осталось всего-то три года. Ну а зачем ждать, подумали мы. Разве нельзя все это сделать раньше? Мы взвесили свои возможности и пришли к выводу, что можем. Собственно, за этим я тебя и пригласил. Заметь, первого из всех. Зачем менять состав кабинета, когда в нем старые друзья, единомышленники. Сейчас серая кошка меж нами пробежала, но старая дружба не ржавеет. И в силу этого я даже не обижаюсь, что ты увел у меня жену. Согласись, это не лучший твой поступок.

— Соглашусь и чувствую вину перед тобой. Я знаю, что ты любил Эллу и сейчас любишь. Но она уже не любит тебя. Может быть, и меня разлюбит, когда я окажусь не удел. Но пока я счастлив.

На этот раз ироническая краска исчезла, и впервые на его узких губах проскользнула горькая улыбка.

— Так вот, я предлагаю тебе содружество, — воспользовавшись этой откровенной нотой, напористо заговорил Станкевич, — войти равноправным членом не только в наш «клан», но даже в совет «клана». Я убедил остальных, что ты достоин быть членом верховного совета «клана». И дальше будем работать вместе. Наш Старик тебя бросит, Белов обменяет в критической ситуации на другого, мы же — никогда. Соглашайся, и весь мир станет нашим. И ты перестанешь бояться, что завтра тебя скинут. Я тебе гарантирую: ты станешь премьером. Я обещаю это!.. Что же касаемо ярлыков, — поморщился хозяин дачи, — относительно губителей и рыцарей России, то давай не будем! Коммунисты рай обещали и кисельные берега, а устроили образцовый ад, мы же строим, расширяем рынки, и благодаря нам, мне Россия вольется в единый европейско-американский союз и станет равноправной частичкой единой и неделимой земной цивилизации! И я сегодня, а не ты способствую тому, чтобы эта отсталая расейская колония превратилась в такую же мощную индустриальную державу, как Соединенные Штаты!

Станкевич побагровел, выплеснув с яростью последние слова. Уже запах шашлыков потянулся со двора на террасу», а Кузьма умел их делать, и мясо выбирал отличное, сам мариновал, и Шелиш оглянулся, бросив взгляд на костер. Он выдержал паузу, и Геннадию Генриховичу показалось, что вице-премьер клюнул, не такой уж был он великий патриот, чтобы не понимать, сколь велика сила, стоящая за Станкевичем, какими капиталами она ворочает и как надежно прикрывает своих членов в любой точке земного шара, если по мановению всесильной руки из Нью-Йорка, где находился совет, возникали войны и, как марионетки, падали президенты и премьеры, которые пробовали пойти против них. Шелиш все это знал. Геннадий Генрихович, еще когда они дружили, не раз исподволь заводил эти разговоры, и Олег соглашался: да, это сила, с которой нельзя не считаться, с ней иногда полезно устанавливать контакты, чтобы решать общие вопросы, ну, к примеру, ограничивать влияние фундаментальных исламистов в ряде регионов, ибо те сражались только за веру, а краеугольным камнем «мирового клана» был капитал, его приумножение, и с его помощью вхождение во властные структуры. Шелиш и Станкевич заканчивали один экономический факультет и вместе проходили стажировку в США, в Нью-Йорке, в Колумбийском университете. Они хорошо знали экономические законы человеческого общества, умели их использовать, и кому, как не им двоим, вместе быть у экономической, а значит, и политической власти в России.

— «Политика — концентрированное выражение экономики», тут Маркс безошибочно прав, — улыбнулся Станкевич. — И коммунисты это хорошо понимали, создавая свою сверхдержаву. И мы тоже это понимаем и стремимся этот принцип воплощать в жизнь, чтобы завладеть всем миром. Согласен со мной?

— Ты сам все прекрасно понимаешь, — отозвался Шелиш. — Я устал от дискуссий на эту тему. Ты зовешь меня вступить в мафиозный «клан». Я этого не хочу и не хочу дискутировать на сей счет, объяснять тебе, в чем разница между мафией и демократическим государством! Мы же не в студенческом политклубе, и нам не по семнадцать лет…

— Ты как был, так и остался идеалистом, — усмехнулся Хозяин.

— Не вижу в этом ничего плохого! — задиристо ответил Шелиш.

— А идеалисты никогда не чуяли реального положения вещей. И в конце концов всегда проигрывали…

— Чутье тебя подводит, старина, — заметил Шелиш, и в его глазах блеснули злые огоньки. — И Россию вы проиграете. Мы с Кроминым уже подготовили программу по деприватизации. И мы проведем ее. Оставим собственность тем, кто честно работает, кто свои капиталы не гонит в зарубежные банки, кто истинно хочет помочь России. У остальных же все конфискуем, заберем и передадим в честные, чистые руки. Мы наведем порядок, а я исправлю свои ошибки. Это моя заветная мечта, и Президент с премьером программу поддержали. А значит, мы осуществим ее. Вот и ответ. Старая дружба, как видишь, иногда ржавеет.

Он победно улыбнулся. Взглянул на часы.

— Опять те же слова, те же лозунги: чистые руки, честные сердца! — вздохнул Станкевич. — Чекистские формулы. Опять сортировка людей по классовому признаку. Не надоело?..

— Извини, но ты передергиваешь, и я не хочу больше тратить свое время на глухого, который заученно твердит одно и то же! Мои те самые сорок минут, что я тебе обещал, истекли! Я знал, о чем пойдет разговор, и, честно говоря, не хотел ехать. Да, вы поборетесь, я знаю. Через Думу, свою прессу, телевидение. Но если Дума пойдет против, мы ее распустим, а народ будет за нас, ты же знаешь наш народ. Он мудрей вашего «мирового клана». Все просчитывается, мой бывший друг, все просчитывается. Я хорошо усвоил твои уроки. А вам уже стало лень этим заниматься. Что ж, вы проиграли. Боссы оттуда тебе этого не простят. Подумай, может быть, не поздно открутить все назад? Или уже завяз?..