Книга Поражающий агент - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты можешь встать?
Кажется, в этой девочке я не ошибся. А ведь такое со мной впервые за долгое время. Меня хватило только на то, чтобы сказать ей, как найти Слона. Об остальном он позаботится.
Была ночь. Мы катались с отцом на лодке. Почему я решил, что этот могучий, бородатый мужчина – мой отец? Только потому, что он называл меня «сынок»? Разве этого достаточно?
Мы плыли в неопределенном направлении. Мы словно кружили на одном месте. Я то видел берег, то нет, я даже не мог толком понять, море ли это, бурная река ли? Что такое со мной творилось? Больше всего я хотел посмотреть в зеркало на себя, чтобы понять если не кто я, то хотя бы сколько мне лет. Тут счастливая мысль пришла в голову, я свесился было за борт, чтобы глянуть на свое отражение, но могучий, бородатый человек одной рукой резко втянул меня обратно, прикрикнув сурово: «А ну не балуй!» – и я мигом присмирел.
«Луна волнует море, как женщину», – сказал вдруг мужчина.
Значит, все-таки море, подумал я. Давно не был на море, хорошо.
Я взялся за весла. В темноте я чувствовал приближение утра; загребая веслами, я слышал дрожащий звук – это летучая рыба выходила из воды и уносилась прочь, со свистом рассекая воздух жесткими крыльями. Я мерно греб, не напрягая сил, потому что поверхность воды была гладкой, за исключением тех мест, где течение образовывало водоворот.
«Сорвалась», – сказал вдруг мужчина.
Наконец– то я понял, что мы тут делаем. Мы рыбачим.
Солнце едва приметно поднялось из моря, и мне стали видны другие лодки; они низко сидели в воде по всей ширине течения, но гораздо ближе к берегу. Потом солнечный свет стал ярче и вода отразила его сияние, а когда солнце совсем поднялось над горизонтом, гладкая поверхность моря стала отбрасывать его лучи прямо в глаза, причиняя резкую боль, и старик греб, стараясь не глядеть на воду. Я смотрел в темную глубь моря, куда уходили мои лески. Смотреть так было все равно что закрыть глаза. Я закрыл глаза. Меня обдало солеными брызгами. И одновременно другой я открыл глаза.
Я лежал на кушетке. Я огляделся, подумал было, что это подвал моего «Подшипника», но нет, это место мне было неизвестно. В двух шагах от меня в кресле сидела Маша. Она спала. Возле ее ног лежала книжка корешком вверх. Там было написано что-то не по-русски. Ах да, она же «англичанка». Поднапрягшись, я сообразил, что это Хемингуэй, «Старик и море». Когда-то в детстве меня пытались заставить ее одолеть. Кажется, не получилось, уже и не помню.
Я пошевелился. В боку появились болевые ощущения, но такие туманные и неясные, что я сразу понял: дело идет на лад. Сколько же я проспал? Часов на руке не было. Какое сегодня число? Разбудить, что ли, мою сиделку? Попробую обойтись.
Я осторожно спустил ноги на пол. Он был деревянный. Нащупал тапочки. Надел. Машинально глянул на них. Незнакомые. Но размер не Слона, это точно, на того сорок пятый еле налазит. Я вышел из комнаты. Страшно хотелось есть. И пить. Я глянул в окно – судя по всему, мы были на первом этаже. Вдали на небе, распахнувшись над горизонтом, было красивое багровое зарево. А перед ним – бескрайнее унылое поле, подгнивающее в бесконечных дождях. И, как ни странно, я любил все это. Ведь сколько раз уже мог уехать подальше, сменить климат, но нет же…
Я подумал, что хорошо создан мир, только зачем и с какой стати люди делят друг друга на трезвых и пьяных, служащих и уволенных, киллеров и их жертв да еще черт знает на кого? Почему трезвый и сытый спокойно спит у себя дома, а пьяный и голодный или раненый и прячущийся должен бродить, не зная приюта? Почему кто не работает и не получает жалованья, тот непременно должен быть голоден, раздет, бос? Кто это выдумал? И почему же птицы и звери не служат, не работают и не получают зарплату, а живут в свое удовольствие?
Ну конечно, это был деревенский дом, купленный каким-нибудь любителем природы, по всему видно, и интерьер не без городской руки. А вот чайник электрический! Я наклонил горлышко и выпил его весь. Кажется, впрок мне это не пошло. Как-то разом отяжелел, да и голова закружилась. До табуретки было рукой подать – пара шагов, но я все равно умудрился промахнуться и рухнул на пол.
На шум выбежала Маша. Кое-как доволокла меня до кровати. Потом принесла творог со сметаной и согрела куриный бульон. Пока я приходил в себя, а потом ел и пил, она мне все рассказала. В лице у нее появилось какое-то новое выражение. Может ли человек так измениться за несколько дней? Почему бы и нет, может, еще и не так, мне ли не знать.
…Слон сам оказал мне необходимую помощь, ему было не впервой. Пуля прошла навылет, никаких осложнений не предвиделось. После этого Маша перевезла меня на дачу к своему бывшему профессору. Он купил дом в деревне, но сам в нем бывает только летом. Так что тут мы можем торчать сколько душе угодно. После приезда сюда я проспал тридцать часов, что называется, без задних ног. То есть со времени перестрелки в поезде прошло уже двое суток. Вот, собственно, и все.
Я вдруг снова почувствовал себя голодным и попросил еще поджарить хлеба.
– Тебе сейчас нельзя жареного.
– Что за чушь. Лучше сделай, а то я опять встану.
– Напугал. – Но все же она пошла выполнять каприз, и, по-моему, не без удовольствия.
А когда вернулась с дымящимися пшеничными сухариками, политыми оливковым маслом, я попросил телефон.
Она протянула мобилу.
– Это не моя. – Я с подозрением повертел трубку в руке. Телефон – страшная сила, для тех, кто умеет пользоваться, конечно.
– Мне твой приятель-бармен дал, сказал, что твоя трубка прострелена.
– Слон?
– Ага.
– Он знает, где мы сейчас находимся?
– Я не говорила.
– Хорошо. Нет, подожди, я не верю. Он бы тебя не отпустил со мной в таком случае.
– А он и не отпускал. Он у тебя спросил, что теперь делать, и ты сказал, что она, то есть я, тебя спрячет.
Ничего этого я не помнил.
– Я не думал, что еще увижу тебя. Почему ты осталась?
– Я подумала, что в долгу перед тобой.
– Ни в каком ты не в долгу.
– Мне так не кажется. И… я даже не знаю, как тебя зовут.
– Вот и хорошо.
– А мне вот было интересно, почему ты вернулся, ну там, на вокзале.
– Ну а почему бы мне не вернуться? – Черт меня возьми, если я сам знал, почему я вернулся.
Ну ладно. Я позвонил Слону, он не отвечал. Что еще? Я позвонил Электронику. Тот всегда был на месте. Может, он и не сидел круглосуточно в своем бункере (хотя у меня складывалось именно такое впечатление), но отозвался мгновенно.
– Есть новости?
– Был один разговор. Будешь слушать?
– А о чем речь?
– О какой-то перестрелке. И о тебе.
– Тогда ясно. Давай лучше своими словами.