Книга Маг. Новая реальность - Вячеслав Железнов

– Легкого пути, незнакомец. Я Билара Майо, мать этого сорванца и Рука большухи нашего селения. Зерно, орех и вода, путник.

Признаться, я несколько завис. Последняя фраза явно что-то означала, но что? Хм, учитывая возможную мифологичность сознания местных жителей… Зерно и орех… О! Точно, это символизм в чистом виде. Зерно растет в поле, орехи – в лесу, ну а вода питает вообще всю жизнь. Таким образом, Билара предлагает то же самое гостеприимство, только в весьма красивой и поэтичной обертке. Кстати, а где в этой схеме мясо? Гы! Получается, местные такие прононсы понимают на раз – вот что значит культурный контекст! Но хватит тормозить, пора бы уже что-то и ответить.

– Мир вам, люди, теплых дождей и щедрых полей. Я, Карадмир-озан из Ялчина, с радостью узнаю вкус вашей воды.

– Идем, Карадмир.

Женщина улыбнулась, развернулась и пошла впереди, показывая дорогу. Длинные, до середины икр, юбки покачивались в такт движениям полных бедер, прямая спина и развернутые плечи поднимали и без того высокую грудь, выкормившую не одного ребенка. Да уж, бывает же! Вроде ничего такого не делает, просто идет, но волна магнетизма от нее шибает такая, что впору в танке прятаться. В молодости она наверняка одним взглядом могла сделать из парня либо тряпку, либо героя.

А вот большуха мне не глянулась. Властная, красивая, статная, но что-то свербело у меня внутри при взгляде на нее. Звали ее Колина Райо, из оговорок я сделал вывод, что занимала она свой пост не так уж давно, может, года три… И ассоциировалась она у меня с дуплистым деревом. Ствол еще крепок и красив, но в сердцевине уже свила гнездо мраморная гниль. Не знаю, почему мне так казалось – никаких видимых признаков чего-то такого Колина не демонстрировала, но своей чуйке я привык доверять и потому держался вежливо и дружелюбно, однако внутренне был насторожен до предела.

Обед в доме большухи был выше всяких похвал, готовили у них весьма и весьма, кстати, мясо на столе тоже имелось. Такое светлое, мягкое и жирное, очень похожее на свинину. За обедом мы вели неспешные разговоры, в ходе которых меня просвечивали рентгеном и буквально высасывали информацию. Когда речь зашла про мертвый замок, все присутствовавшие – а к вечеру в дом набилась целая куча закончившего работу народу – дружно сделали интересный знак, видимо отвращающий зло. Я поделился сведениями о текущем состоянии Печати, рассказал в лицах, как долго и трудно обходил ее по краю гор, про шупыра говорить не стал, а то, чего доброго, объявят каким-нибудь зараженным-проклятым, да и на вилы поднимут.

Никогда не думал, что можно действительно смозолить язык, но, похоже, именно это и произошло – уж больно неохотно он ворочался во рту к тому времени, как большуха заметила клюющего носом гостя, быстренько разогнала требовавший продолжения банкета народ и отправила меня спать. Уже лежа в постели, я привычно сосредоточился и начал прогон событий этого долгого дня. Закончив анализ, еще некоторое время катал на языке неутешительный вывод о том, что все-таки вызвал у старших женщин какие-то подозрения на свой счет. Характерные, хоть и тщательно спрятанные выражения глаз, стоявшие перед внутренним взором, периодические переглядывания и хитро построенные косвенные вопросы ясно свидетельствовали об этом.

После обеда, плавно перетекшего в ужин, пришлось еще давать концерт, потому как истосковавшийся по новью народ ничего не требовал, но та-ак смотрел… В общем, снова по селению шло эхо от раскатов хохота, перемежаемого истерическими всхлипываниями. Немудрящие шутки оказывали такое действие, будто я всех зрителей предварительно накурил и надышал веселящим газом. Еще в замке Дарзин научила меня паре распространенных песен, их пели все вместе, вышло замечательно – густые мужские басы и баритоны красиво оттенялись молодыми женскими сопрано и единственным великолепным контральто Билары. Ей-же-ей, будь ей лет хотя бы на пять поменьше – обязательно пробрался бы ночью в чей-то домик.

В благодарность мне надарили всяких кожаных изделий – видимо, основной статьи дохода селения. Ножны, как влитые, подходящие к моему повседневному ножу, перчатки тонкой выделки, носовой платок из тончайшей замши – никогда не думал, что такое возможно, витой браслетик-феньку – это от молодой девицы лет двенадцати, очевидно впечатленной второй, лирической, песней. Еще подарили сыромятную веревку-шнурок, тонкую и прочную, плетенную косицей, но больше всех поразила Билара. Уже вечером, когда народ почти разошелся, она, не особенно скрываясь, но и без лишней помпы передала мне свернутые кольцом парные кнуты. Не из самых больших, метра два с половиной длиной, очень функциональные и качественно сплетенные.

– От моего мужа остались. Он владел ими так, что сбивал мух на лету. Я вижу в тебе что-то родственное, недаром мы сразу нашли общий язык. Ну-ка, коснись.

Прикосновение возымело странный эффект. Чуть шершавое кнутовище с яблоком легло в ладонь так, словно было создано специально под мою руку. Отпускать не хотелось.

– Ну что, чувствуешь что-нибудь?

Я не ответил, занятый «разглядыванием» кнутов в канале магического восприятия. Это определенно было артефактное оружие, которое не мог создать простой деревенский шептун.

Сложная система заклятия окутывала материальную основу десятками и сотнями тысяч… гм, параметрами это называть уже не хотелось – насколько я понял их суть, требовалось более подходящее слово. Как можно назвать минимальную единицу магического поля? Ну, пусть будет макв, магический квант. Впрочем, аналогия была весьма натянутой. Скажем, никакими манипуляциями с физическими полями невозможно создать воздействие, поражающее только людей с длинными носами и оставляющее в стороне таковых с короткими – а вот магически такая избирательность достигалась довольно легко. Собственно, макв имел двойственную, насколько я мог судить, природу, роднящую его с бытовавшей некогда у меня на родине теорией корпускулярно-волнового дуализма, – он одновременно нес информационное и энергетическое наполнение, наподобие того, как если бы поток нулей и единиц в недрах вычислителя напрямую передвигал стулья во внешней среде. Все это заставляло меня думать, что магия представляет собой нечто вроде гибрида такого вычислителя с силовым эффектором, причем неким странным образом неразрывно слитых воедино. В мозгу с трудом и скрипом умещалась концепция, согласно которой процесс магических «вычислений» приводил ко вполне осязаемым материальным результатам, но так было. И я даже мог с некоторым успехом этим пользоваться. Похоже, что ответы лежали глубже, чем я мог пока заглянуть.

Ладно, что-то далековато ушел в сторону. Сами кнуты конструктивно состояли из трех основных частей: рукояти с яблоком, плавно сбегающего к концу ремня и наконечника. Вот не силен в терминологии, так что пусть будет так. Даже не уверен, кнут это, плеть или бич. Все, за исключением наконечника, было оплетено особым образом выделанной кожей, очень интересным узором наподобие змеиных чешуек. Наконечник же представлял собой небольшую трехгранную металлическую иглу. Ага, о чем-то таком приходилось читывать. Умелец может строить движение таким образом, что удар приходится либо плоской стороной, что больно, но не смертельно, либо острой гранью, рассекая преграды, либо вообще острием. Звучит фантастично, однако люди порой могут добиваться поразительных успехов в избранной области. Мой друг-хоккеист однажды рассказывал, что перед броском видит примерно такую картину: «Здесь не пробить, тут вратарь может успеть, а вот в эту небольшую щель между щитком и штангой ворот точно пройдет – если шайба в полете ляжет на ребро». И шайба ложилась.