Книга Погоня - Кирилл Шелестов

Политикой Настя не интересовалась, и про скандал вокруг генерального прокурора я узнал не от нее, а из теленовостей. Скрытой камерой он был запечатлен в чужой квартире, в чужой постели, голый, с двумя проститутками. Запись скверного качества показали по государственному каналу. Прокурор пытался что-то отрицать, но выглядел он жалко, и было ясно, что вопрос об его отставке уже решен. В том, что к этому неприглядному разоблачению приложил руку мой друг Косумов, я не сомневался.

* * *

Судный день наступил в четверг. Мрачные демоны преисподней явились за мной в костюмах и галстуках, в образе Виталия и полковника Тимошенко.

— Вызывают, — лаконично сообщил полковник.

Душевное равновесие, достигнутое с таким трудом,

мгновенно улетучилось. Я так разволновался, что, собираясь, прищемил себе палец. Конвоируемый стражами, я вышел на улицу и сел в черный джип, цвет которого и глухая тонировка сегодня выглядели особенно зловеще. В молчании мы промчались по Москве и через Спасские ворота въехали на территорию Кремля. Пока охрана на пропускном пункте проверяла документы, я украдкой бросил взгляд на своих спутников. Их каменные лица были неподвижны — ничего особенного в их понимании не происходило. Они каждый день приезжали в Кремль и уезжали отсюда — в этом заключалась их работа.

Зато я был как на иголках, и то, что моя судьба решалась не где-нибудь, а в Кремле, добавляло мне дрожи. К тому же я был одет совсем неподобающе: в одной рубашке и брюках, а перемазанный грязью пиджак я оставил в палате. Бинты на голове и заштопанная бровь придавали мне неприличный вид уличного хулигана. У меня мелькнула мысль одолжить у Виталия галстук, но я как-то не решился.

В приемной Коржакова на широком кожаном диване сидели Лихачев и его начальник Матрешин — в расшитых золотом генеральских мундирах, важные и торжественные, оба с папками для докладов. При виде меня Лихачев несколько опешил:

— Андрей Дмитриевич?! А вы что здесь делаете?

Официальность окружающей нас обстановки, должно быть, побудила его обратиться ко мне на «вы» вместо привычного «ты». Глупо было пикироваться с ним в такую минуту, еще глупее — обмениваться любезностями

— То же, что и вы, — пожал я плечами. — Жду.

Лихачев склонился к Матрешину, что-то прошептал ему на ухо, и тот посмотрел на меня с неприязненным любопытством. Мне приходилось видеть Матрешина по телевизору: это был красивый моложавый брюнет, фатоватый и не особенно умный.

Вскоре нас позвали. Пожилой приземистый помощник завел нас в огромный гулкий кабинет и ретировался. Коржаков был не один: на дальнем конце стола совещаний сидел Калошин, сухой и напряженный. По его деревянному лицу невозможно было угадать, какую роль он готовился здесь исполнить. Меня он либо не узнал, либо не пожелал узнать.

Коржаков коротко поздоровался и пригласил всех сесть. Матрешин и Лихачев расположились рядом, плечом к плечу, я — напротив, слыша стук своего сердца. Секретарша принесла всем чай с лимоном, Калошин отказался. Я почему-то обратил внимание на телефоны, сгрудившиеся на тумбочке, возле рабочего кресла Коржакова, некоторые из них были с гербами, и про себя я удивился их количеству.

— Справку по делу Храповицкого мы с Юрием Ме-фодиевичем прочли, — деловито заговорил Коржаков. — Общее впечатление составили. — Он взял паузу, ожидая от Калошина подтверждения.

— В общих чертах, — несколько свысока проговорил Калошин. — Собственно, это не моя епархия. Мое дело — политика, а тут, я извиняюсь, уголовщина.

— Без вас, похоже, ни одна епархия не обходится, — уважительно заметил Коржаков. — Ни политика, ни уголовщина.

Тайные стычки Коржакова с Калошиным по поводу разделения полномочий были известны в узких чиновничьих кругах и порой просачивались в прессу. Калошин предпочел не заметить двусмысленного намека в словах Коржакова.

— Справку кто готовил? — спросил Коржаков у генералов.

— Я, — подался вперед Лихачев. — Оставил самое главное, без лишних подробностей. Если в целом брать, то материала мы нарыли очень много, почти двести томов. Все кабинеты у следователей завалены...

— Серьезный парень этот Храповицкий? — полувопросительно заметил Коржаков.

— Негодяй, — заверил Лихачев.

— Долго же он, однако, куролесил...

— Некому остановить было, — самодовольно улыбнулся Матрешин. — Боялись связываться. Одни мы вечно с шашками на баррикады лезем.

Гладко выбритый, надушенный, с волосами, уложенными феном, он не особенно походил на героя баррикад.

— Хорошо, хоть вы лезете, — одобрил Коржаков. — А то совсем хана. Что же мы с ним, голубчиком, делать будем?

— Как что? — отозвался Матрешин. — Сажать! Неужели по головке гладить?

— А доказательная база надежная?

— Железобетонная, — кивнул Лихачев.

— Свидетели в суде не подведут? Не пойдут на попятную?

— Попытки запугивания свидетелей были, — Лихачев бросил на меня уничижительный взгляд. — Вплоть до покушения на убийство, я об этом в справке упомянул. Но благодаря нашей своевременной реакции ситуация в настоящее время находится под контролем. Ключевых свидетелей мы взяли под охрану, ведем с ними индивидуальную работу. Поводов для беспокойства я не вижу.

— В судах-то вы не очень блещете, — озабоченно проговорил Коржаков. — Не помню даже, выигрывали вы хоть раз или нет.

— Конечно, выигрывали! — с обидой отозвался Матрешин. — Просто мы судьям денег не платим, а преступники платят, да еще какие!

— Храповицкий, поди, непременно заплатит, — поддразнил Коржаков.

— Храповицкий пусть платит, — вновь улыбнулся Матрешин с тем же самодовольством. — Мы его административным ресурсом прихлопнем! — И он посмотрел на Калошина, ища поддержки.

— Какой еще административный ресурс? — холодно возразил Калошин. — У нас суды полностью независимы.

Матрешин смешался, спохватившись, что выдал наличие между ними неких тайных соглашений. То, что он бегал в президентскую администрацию договариваться с Калошиным за спиной Коржакова, не украшало их обоих. Коржаков нахмурился, Матрешин засуетился.

— Я хотел сказать... что общими, так сказать, усилиями... мы, конечно, доведем до нужного результата...

Коржаков подождал, пока он совсем выдохнется, и дожал:

— То есть без административного ресурса ты в суде это дело не выиграешь?

Матрешин прочистил горло.

— Стопроцентной гарантии, конечно, не дам, — неуверенно признал он и вновь покосился на Калошина. Тот сидел как истукан. — Рассчитываю на победу! — выпалил Матрешин с напускной бодростью.

— Есть вариант с деятельным раскаянием, — вмешался Лихачев. — Храповицкий на это пойдет.

— Почему ты так уверен? — Коржаков перевел на него свои маленькие глазки, ставшие сейчас цепкими.