Книга Мадьярская венера - Лин Гамильтон

Дело было в том, что с тех самых пор, как я начала читать дневники, у меня было ощущение, что что-то не так, в них какая-то ошибка. И Диана тоже чувствовала это. Во время нашего довольно продолжительного разговора с Фредериком Мэдисоном я сказала ему, что считаю научное исследование второй линией защиты, и оно вступает в игру, когда кто-то сомневается в подлинности конкретного объекта или предмета. И чем больше я читала дневники, тем более крепло это чувство. Что-то с ними было не так. Пока, тем не менее, я не могла указать на что-то конкретное. Я дала дивам задание сверить достопримечательности, упоминавшиеся в дневниках, — все совпало. Даже про погоду все было верно написано. Не только бумага оригинала, но даже чернила с честью прошли проверку! Но вот я лежу в темноте рядом с человеком, который их опубликовал и благодаря дневникам нашел венеру, что конечно же также было проверено, а у меня все равно были сомнения.

Не это ли кольнуло меня, когда впервые увидела венеру в свете софитов в Коттингеме, словно сигнал, который говорил мне: что-то здесь не так? Нет. Это можно было объяснить тем, что я вообще ничего не знала об артефактах возрастом в двадцать пять тысяч лет. Или же просто потому, что венера была настоящей.

Вопрос, который мне действительно следует себе задать, заключается в следующем: что связывает все это и смерть Анны Бельмонт? Ничего, кроме того, что она присутствовала на торжественной презентации в Коттингеме, ушла, а потом вернулась в бар, накричала на группу людей возле стойки, прежде чем броситься с моста. Да, еще и мой сон (или скорее кошмар?) про Анну, парившую над моим забором с венерой в руке. Говорят, что она была сумасшедшей. А может, сумасшедшей в сложившейся ситуации была некая владелица антикварного магазина?

Помимо того Анна попала-таки под обаяние, если это можно так назвать, Кароля, когда тот взошел на сцену и начал рассказывать про дневники. Я была уверена, что так и произошло. Видела ли она венеру? Я так не думала. Я знаю, что она не покидала здание, поскольку находилась в дамской комнате все еще в расстроенных чувствах, но я не видела, чтобы она проходила вместе со всеми мимо венеры. После этого она пришла в бар и указала на группу людей, двое из которых, Кароль и Фрэнк, были тесно связаны с дневниками. Наверняка совпадение. Но разве имелись доказательства, что это не могли быть Кортни Коттингем или Вудвард Уотсон? Я бы спросила Моргану о Вудварде, но уверена, что ответ был бы «нет». Когда перед презентацией мы впервые встретились в баре, Моргана еще не была в курсе трагических событий в жизни Анны. Это было ясно по ее реакции, которая походила на мою. И я помню, как Вудвард спросил Анну, знакомы ли они. Кортни тоже не казалась виновной, с моей точки зрения, она была просто сильно озадаченной всем происходящим.

Не очень-то мне хотелось думать обо всем этом, учитывая мое нынешнее местонахождение, но, казалось, поток этих мыслей невозможно остановить. Около шести утра, поняв, что не хочу завтракать с Каролем, я быстро приняла душ, собрала одежду, которая, казалось, сама себя разбросала по номеру, и, бросив короткий взгляд на Кароля, ушла. Было похоже, что он не спал, но Кароль не сказал ни слова.

* * *

Едва светало, но когда я проходила через фойе, то услышала, как кто-то обратился ко мне по имени.

— Доброе утро, Лара, — произнес голос. — Сменила отель?

— Здравствуй, Фрэнк, — ответила я. — Неплохой отель для издателя без гроша в кармане.

Его голос звучал немного сварливо, и на минуту мне показалось, что он ревнует. Хотя, с чего бы ему волноваться по поводу своих знакомых с традиционной ориентацией? Я терялась в догадках.

— Я путешествую за счет Кароля, — ответил он. — Официальные дела музея.

— Да, я слышала.

— Я тут собирался раздобыть кофе и отправиться с ним на Рыбацкий бастион. Не хочешь присоединиться? — предложил он.

— Я не знаю, что это такое, — пожала я плечами.

— Тогда ты просто обязана пойти. Займем себе место, пока не понаехали туристы. Сейчас немного прохладно, но оно того стоит.

И оно стоило. Хилтон расположен в Буде, на вершине холма, недалеко от Будайского замка. Бастион, представляющий собой крепость с семью изящными башнями и декоративными лестницами в неороманском стиле, стоит прямо на краю Будайского холма. Фрэнк принес пару стульев из тамошнего кафе, еще закрытого, и мы устроились высоко над Дунаем. Нашему взгляду предстала изумительная картина: рассветное небо было подернуто розовой дымкой, туман клубился над и под мостами. Прямо под нами находился Ланцхид, или Цепной мост, чуть подальше справа — мост Елизаветы. По левую руку остров Маргит, или Маргарет, прямо посередине Дуная, напоминал сказочный корабль, плывущий по туманной реке. На другом берегу просыпался Пешт, желтый трамвайчик плыл вдоль Дунайского Корсо, машины ползли по улицам с включенными фарами. Вид был восхитительный! Вчера мне пришла в голову мысль, что мне грозила опасность влюбиться в этот город, отдать ему свое сердце. В это утро, думаю, я попалась в его сети.

Похоже, у Фрэнка на уме тоже были сердца, влюбленные и не очень.

— Ты собираешься разбить ему сердце? — наконец, подал он голос.

— Не думаю, что в этом ему грозит большая опасность, чем мне, — ответила я.

— Кароль очень дорог мне, — разоткровенничался Фрэнк. — Для меня он как маленькая, заблудшая душа. Он так наивен в своей привычке судить о людях по первому впечатлению. Он видит в них то, что им хочется. Люди, подобные ему почти наверняка в итоге разочаровываются, или их предают.

— Разве это правильно? — спросила я.

— Сейчас у него все налаживается, — продолжал он. — Он достаточно пережил, развод, довольно неожиданное увольнение из Брэмли. Не думаю, что он надеется, будто эта светлая полоса будет длинной. Хоть он и вырос в Северной Америке, но неистребимый венгерский пессимизм проклятьем висит над ним. Это национальная черта. Полагаю, это в крови. Я и сам немного этим грешу.

— Фрэнк, этот разговор кажется мне немного интриганским. Я родилась и выросла в Северной Америке, во мне нет ни капли венгерской крови, насколько я знаю, и мне нужно нечто более конкретное. Так что, прости за прямоту, но что ты пытаешься мне этим сказать? — сказала я. — Что это означает: останься с ним навсегда или отвали?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Кстати, раз ты заметила, непрямой подход — возможно, тоже чисто венгерская черта.

— Ведь именно ты сказал ему, где я, — прищурилась я.

— Верно.

— А как ты узнал?

Он рассмеялся.

— Я проник в ряды див. Среди вас есть крот.

— Кто?

— Если я скажу тебе, она перестанет быть кротом. У тебя есть один шанс из четырех, попробуй угадать с первого раза.

— Думаю, это Сибилла. Она знает тебя лучше, чем остальные дивы, и считает, что, возможно, Кароль сказал Анне что-то такое, что довело ее до самоубийства.

— Что?! — не поверил Фрэнк. — Но это нелепо! Я знал Анну. Я несколько раз навещал ее, когда она сидела в четырех стенах в той отвратительной квартире с не менее отвратительной мамашей. Сибилла попросила, и я сделал. Позволь заметить: Анна была не в себе, она совершенно спятила. Я это и полиции говорил. Один старичок, что живет около моста, сказал полицейским, что, похоже, ее кто-то преследовал до моста, поэтому она и спрыгнула. Это полнейшая чушь! То, что погиб ее ребенок, — ужасно, но с этим можно справиться. Она же заперлась в маленькой квартире, вместе со своей чудаковатой мамашей, и потихоньку сошла с ума. Она всегда была немного «того». Вспомни колледж. Что она там вытворяла. Согласись!