Книга Мужчина и Женщина - Юрий Андреев

Просто умилила меня на работе твоя вчерашняя фраза:«Помнится, ты хотела мне помочь». Вот это «помнится» — восхитительно! Заходиттакой большой, с хоботом, в эту, ну, как ее, посудную лавку, и пробует там себяизысканно вести. Не надо тебе никаких вступлений и переходов. Мне — ты долженписать так: «Срочно сделай…» и перечисляй, что срочно. Можно прибавить: «И невздумай затянуть с этим!» Ты пойми, что быть как-то полезной тебе — это нежелание мое, это и цель, и смысл, и где, интересно, элементарная твоя догадка втот момент, когда ты вопрошаешь: не соглашусь ли я…

Мне все время за тебя тревожно. Может, потому, что я лишенавозможности тебя оберегать, защищать, загораживать — своими руками?

Я люблю тебя. Я очень тебя люблю. Страшно, невозможно —представить: вдруг не встретились бы, вдруг не разглядела бы, не поняла, чтоэто — ты. Тебе не представить вот чего: что ты для меня, как я тебя люблю и —до чего же я себя чувствую счастливой. Чтоб человеку, скажем, уже за двадцатьпять, а он ходил и улыбался, и твердил: Егорушка, родной мой, солнышкомое! — и чувствовал себя — счастливейшим на свете человеком! Потому чточеловек знает, что есть ты. А тебя человек любит. И удивляется одному: как досих пор еще живет-то? Почему — ни взрыва, ни испепеления — ведь это такая сила,так ее много!.. И — живет. Непостижимо.

Если я доживу лет до семидесяти, я, может, буду и спокойной,и мудрой. А сейчас я люблю тебя, и схожу от этого с ума, и слава Богу.Спокойных и мудрых вон на улице сколько — идут мимо и тебя не видят. А я тебялюблю. Может, в этом и есть моя мудрость: я знаю тебя, я вижу тебя и я люблютебя.

Да, очевидно, что я сошла с ума, сдвинулась в географическуюзону стихосложения. Вот разные образцы сумасбродства.

1. Лирический Почему это все, что с тобой происходит,Неожиданно, странно — я все узнаю. Кто-то что-то сказал, кто-то мимо проходит Иобмолвился чем-то, А я уловлю…

2. Хулиганствующий, бестактный Может кто-то что-топонял, Ничего я не пойму: С гордостью «пигмалионьей» Демонстрировать жену? (Нуи ну!)

Вы бы отдали ее бы Демонстрировать бы моды. Это было быэтичней И наверное, практичней.

Не сердись, пожалуйста: что со сдвинутой-то взять? Всепережитки (ревность, нетоварищеское отношение к Женщине и т. д.) такнаружу и рвутся. Ведь мучилась же я все свое детство, страдала, что родилась немальчиком! Хорошо было бы. Только ты бы не знал тогда, как можно тебя любить. Яубеждена, что так — тебя никто не любил.

Видишь ли, я тут летала. Стыдно даже писать, так этотривиально, вроде бы с этим мы кончаем еще в детстве. Ну, а что поделаешь, разбыло-то! Гдето над морем. Сначала одна, потом кому-то там еще показывала,учила!

За всей этой суетой: расчеты, билеты, блокноты — жило этопонимание, знание: есть у меня твоя фотография. Таким полыхает заревом вполовину неба, ночного неба, что становится совсем светло. И улыбаласьсчастливо все эти дни. Если одна. А не одна — так все равно улыбка оставалась —не на губах, не в глазах — в душе.

Эта неделя «сделала» тебя другим. И не в том, конечно, дело,что ты наверное, за последние семь месяцев и улыбнулся-то мне сердечно — впервый раз. Хотя и этого, конечно, ждешь. Сколько же в суровости-то твоей жить?Сразу же — как снег трехдневным дождичком — смыто все мрачно-больное.

Я так тебя люблю! Можно сойти с ума — только от одногоэтого: секретарша, которая сидит с тобой в соседней комнате, эти женщины напочте, десятки других — которые говорят с тобой, ходят — около, мимо — иниче-го-шеньки, хоть бы что — как все остальные, как стена, стол, стул, вотпосмотри, сколько их — идут, и не смотрят, и нет тебя для них, — а дляменя — самое-самое, большего и пожелать невозможно — увидеть тебя, дотронутьсяне до фотографии! Я не говорю о трех днях, нет, хотя бы об одном, я бы- с такойлегкостью ч счастьем! — по году из мне оставшихся за час, за пять минут —с тобой! — отдавала бы. Вот, скажешь, разбросалась-то! Только лучше, день— за день. Год — за год. Чтобы подольше хватило.

Ты мой любимый, ты мой самый-самый дорогой человек, вотпрошу Судьбу, Бога и кто там еще есть: пусть будет тебе — хорошо! Солнышко мое,Егорушка, я тебя люблю, я так тебя люблю!

Иногда приходит в голову: а может больше ничего и не надо?Может таклучше даже: ведь ты со мной- постоянно, твое присутствие — я егоощущаю почти что физически. Все-таки человек — ведь прежде всего душа его. Всеговорят: «Родные и близкие прощаются с телом такого-то…» Значит, такой-то — этосердце, душа, мысль, а тело — это не он сам. И если тело — это не мы самизначит, у меня есть самое существенное, и моя жизнь, наполненная сверх краятобой, — это — «высшая» жизнь… Вот в какие закоулочки убегаешь, а чтоделать-то?

Пока я есть, ты у меня себя не заберешь. Было бы пятнадцатьмне лет, была бы я другого склада — переболела бы, может, и «выздоровела». Атак — ну ведь невозможно. Я — не умоляю, не прошу, я — просто иначе не могубыть. Вне тебя. Не с тобой. Мне — тебе — не стыдно даже сказать, что нетразговора о какой-то оскорбленности, гордости и т. д. Очевидно, моягордость в другом — в том, что могу тебя любить — вот так, «полностью» и —совсем, и — «насовсем». Никуда я от тебя не уйду. Никуда я от тебя не денусь.

Видишь ли, какое нелепое было мне начертано предназначение:любить тебя. И я так выстроена, и так формировалась, и так жила, оказывается,для того жила — чтобы увидеть тебя и понять: да вот же он!

У меня возникают такие желания, от которых я когда-нибудьвсе-таки сойду с ума: то — чтоб ты мне на плечо локоть поставил. Ну, облокотился— не представляешь, как мне это надо. То — губами — прикоснуться к твоему лицу.Только — чтоб все-все-все обцеловать, до миллиметра каждого. Губам становитсящекотно, и они произносят: «Я тебя люблю».

Я люблю тебя. Это звучит во мне, не умолкая. Я люблю тебя.Это — под звуки улицы, крики ребятни, птичий гам, в такт шагов, шорох тополейпод окном, стук дождя по стеклу, и всегда — в душе, в голове, на языке.Привыкла к твоему имени. Свободно выговариваю его, легко. Как-то незаметно,неосознанно я все хорошее называю твоим именем. Не называю — а так: проснусь,первая осознанная мысль — ты. Выхожу на улицу, попадаю в солнце, тепло — ипервое, что мелькнет — ты. И так — во всем.

Ты — не считай меня за совсем неумную, только я знаю,чувствую, что надолго меня — не хватит. Я не про то, что устану или — надоест.Да нет. Но ведь и предел какой-то — тоже есть.

Знаешь, я бы, наверное, немножко успокоилась, если бы тызнал, понимал, чувствовал, представлял — как я тебя люблю, что и как. Если быты это представлял — мое пребывание как-то было бы не совсем зряшним. Только,наверное, это невозможно: ты — и другого склада и — даже пола — и то другого!

Сегодня так захотелось уткнуться в твою «афганку» и немногопоплакать. Знаешь, мне хватило бы и одной ее, потом, может, и плакать бырасхотелось. Если тебе встало меня немножко жалко и ты подумал, что можноотпороть один рукав и подарить его, то — мне все равно, какой: правый илилевый. Только почему-то левый — роднее все-таки. Я люблю тебя.