Книга Падение Дамноса - Ник Кайм

И во времена, подобные этим, когда реальность их существования и неизбежность такого развращения вставала перед глазами, Анкх сильнее прочих ощущал всю тяжесть падения некронов.

Вирус поразил их, куда более коварный и губительный, нежели любая болезнь смертной плоти. Они променяли свою человечность на тела из металла, свои жилы — на сервоприводы, свою индивидуальность — на рабство ограниченного восприятия. Они пошли на все это, но так и не смогли избежать разложения. И нет ничего удивительного в том, что столь много подобных Анкху уже давно пали в пучину злобы и безумия.

Скоро он вернет разрушителей к жизни.

Десятки тысяч саркофагов заполняли катакомбы. Гробница уходила глубоко в сердце этого мира, и многие ее уровни были предназначены специально для чертогов воскрешения. Из всех машин разрушителей насчитывалось больше прочих. Тусклое свечение исходило от рунических арок, обозначая каждый саркофаг. Биологический разум не смог бы постичь всю эту картину, простирающуюся в бесконечность во все стороны.

Роль разрушителей в этом конфликте была предопределена — Анкх уже видел ее своими холодными, мертвыми глазами. Он лишь хотел еще раз взглянуть на них и напомнить себе о той судьбе, что ждет всю его проклятую расу.

Еще одна вспышка хроносдвига вернула его обратно в тронный зал. Теперь, удовлетворив позывы своего разума, он мог заняться делами здесь. Побочным эффектом телепортации всегда была легкая дезорганизация, непременно сказывавшаяся на ощущении реальности. На мгновение Анкх попытался вспомнить, как выглядело это место до биопереноса. Но картины, всплывавшие в его затуманенном разуме, были лишены всякой четкости и яркости.

Несмотря на то что его логические схемы исправно функционировали, воспоминания временами с трудом приходили к нему. Он был повелителем элементов, хрономантом, призрачным манипулятором, он мог в мгновение ока перемещаться между вселенными, но нить былой жизни по-прежнему ускользала от него. И чем больше он пытался ее ухватить, тем тоньше и слабее она становилась. Забвение неумолимо поглощало память о тех днях, что предшествовали его долгой спячке.

Архитектор обратил внимание на полированное, отлитое из черного янтаря зеркало вдоль одной из стен. Внутри, словно по ту сторону его пересеченной паутиной трещин поверхности, роились лица, то исчезая из виду, то возникая вновь. Не отражения самого Анкха — но и разным сущностям они также не принадлежали. Напротив, сущность была всего одна, запечатанная внутри этого камня, вне времени, подобно криптеку с его хрономантией. Столь изощренная пытка особенно нравилась Анкху.

— Проснитесь, — молвил он. Это было не просто слово, это была команда, приказ, по велению которого в ту же секунду зажглись огни в глазах статуй. По всему залу стражи возвращались к жизни, и судороги сотрясали их тела. Корка замерзшей грязи и инея трескалась и рассыпалась по мере того, как приходили в движение суставы. Клубы пыли взвивались с сервоприводов, как паутинка тонкой ткани, оборванным погребальным саваном опутывавшей существ.

— Мы служим Владыке, — в один голос отозвались они, окружив Анкха, стоявшего в центре зала внутри защитной печати, начертанной рунами на керамическом полу.

Он поклонился.

— Я — Архитектор, подданный Владыки и проводник его воли.

Стражи никак не отреагировали. Они лишь безмолвно стояли, уперев в пол древки своих глеф.

— Ваше возвышение уже близко, — объявил Анкх. Своим посохом он сотворил портал, в котором виднелся Дамнос. Изображение показывало стены Келленпорта, переполненные людьми и их генетически выведенными спасителями. — Эти создания заполонили наш мир, и Владыка зовет вас на войну.

Один из личей-стражей шагнул вперед. На голове он носил венец из тусклого золота, а наплечники покрывали пластины сверхпрочной керамики. Это был их лидер. Он поднял боевую глефу и рассек ею изображение в портале, развеяв его. Глаза монстра пылали тысячелетиями копившимся гневом.

— Мы повинуемся.

Ларгон прислушивался к завываниям ветра. Сейчас он присматривал за Ренатусом. Раненый боевой брат находился в глубокой коме, инициированной стазис-мембраной, и вывести его оттуда так просто бы не получилось. Кома была особой регенеративной мерой на случай, если космодесантник получил в бою крайне тяжелые травмы, не позволяющие ему сражаться дальше. Большую часть доспеха Ренатуса сняли, чтобы можно было тщательно его осмотреть. Силовой генератор, шлем и нагрудник лежали рядом, аккуратно сложенные Эрдантесом. Керамит пересекали разрезы, широкие и длинные, как палец латной перчатки Ларгона — метки смерти, бившей по жизненно важным органам и слабым местам в броне. Ренатус был одним из Адептус Астартес, но даже несмотря на это ему сильно повезло, что он вообще остался в живых.

Ларгон не видел, что произошло в расщелине, но подозревал, что все было плохо. Укрытый тенями, Эрдантес сидел в дальнем углу тента, замерев в каталептическом сне. Спустя час наступит очередь Ларгона. Второй Ультрамарин не обронил ни слова о засаде. Слишком мало времени, слишком много крови. Чуть раньше из палатки вышел Браккий — ему нужен был свежий воздух и возможность размять поврежденную ногу.

Буря усиливалась. Ларгону это не нравилось, равно как не нравился и тот факт, что они застряли в людском лагере вдалеке от основной ударной группы. Он не винил Сципиона. Он был его сержантом, настолько находчивым и храбрым, каким только способен быть космодесантник, но он не мог отрицать, что некроны загоняют их. А Ларгону мучительно хотелось самому нанести удар.

— Я пригляжу за ним, — произнес медик. Звали его Хольдст. По человеческим меркам он был среднего возраста, но внешний облик выдавал его изнуренность, а тяготы согнули его стан. Медик кивнул в сторону Эрдантеса. — Если ты хочешь отдохнуть, как твой товарищ, можешь идти.

— Я космодесантник, отдых мне без надобности. — Слова прозвучали несколько жестче, нежели рассчитывал Ларгон, но извиняться он не стал.

— Разумеется, — ответил Хольдст. Он смыл с рук кровь, обтер пальцы лоскутом ткани. — Правда, для него я больше не в силах сделать что-либо еще.

— Я понимаю. Орден признателен тебе за твою службу Императору.

Хольдст помедлил, прежде чем отложить тряпку.

Ларгон посмотрел на него.

— Что-то еще?

— Это был мой мир. Мир, который превратился в пустошь. У меня была семья, была другая жизнь. И я тоже зол.

Для человека Хольдст оказался на удивление проницательным. Ларгон уже собирался ему ответить, как медик обернулся на шум, неожиданно раздавшийся позади него. Что именно привлекло внимание человека, космодесантник не видел — в импровизированном госпитале царил полумрак, да и сам врач заслонял обзор своим телом.

— Фуг? — наконец выговорил тот. — Милосердный Трон…

Четыре лезвия одновременно вышли из спины Хольдста, вздернув медика в воздух. Его тело забилось в конвульсиях, когда существо, нацепившее на себя лицо Фуга, ступило внутрь тента. Ларгон уже стоял на ногах, держа болтер наготове.