Книга Млечный Путь № 4 2021 - Далия Мейеровна Трускиновская

(это она переключает мысль на другое), на Олимп, пить амброзию. А ему лишь бы выплеснуть на кого-то свою правоту. Так и надо ей, размечталась, Линда принуждала себя к самоиронии. Неужели, чтобы не думать о том, не есть ли идея Тома пародия на то, к чему хочет пробиться она? А что, если и не пародия, а оно самое и есть. Независимо от того, выберет, не выберет ли она для себя переход. И она поняла сейчас, что не станет обсуждать это с Джонни. Она должна сама.

Наставники

Дверь открыла служанка-андроид. Предупредила: мистер Хоген не один. Линде вспомнилось, что в старых фильмах живые, "человеческие" служанки именно с такой интонацией и говорили: "Хозяин сейчас с дамой". Линда прошла в гостиную Хогена (именно к своему наставнику она шла и опоздала из-за Тома). Дэвид Хоген утопал в любимом своем кресле, как всегда растрепанный, но со свидетельствами того, что попытки причесать свою седую шевелюру он предпринимал. Худые длинные ноги, как всегда, покрыты стареньким желтым пледом, над которым он вечно подтрунивал, называя его шотландским. Если б вся эта экспозиция была всерьез, наверное, вышел бы некий штамп на тему "непризнанного гения" или еще чего-нибудь в этом роде, но у Хогена это самоирония.

Хоген кивнул ей и приложил палец к губам, дескать, не надо мешать страстной речи щупленького человечка преклонного возраста, что, несмотря на возраст, отчаянно жестикулирует, бегает взад-вперед от кресла с Хогеном к окну и обратно. Линда тихонечко села на свое всегдашнее место в этой гостиной. Понимала, конечно, села бы она громко, демонстративно, с опрокидыванием тяжелого стула на старый скрипучий паркет, или же невзначай сбивая локтем большую старинную вазу двадцать пятого века, это ничуть не отвлекло б человечка от произнесения страстной речи, отчаянной жестикуляции и беготни по комнате.

- Понимаю прекрасно, - ораторствует человечек, - колонизация непригодных для жизни планет - единственная надежда для человечества. Экзопланеты вне досягаемости на сегодняшний день. А большинство из них не будут досягаемыми для нас никогда. Да и не верю я, что человечество так вот, разом, возьмет и снимется с насиженного места, переедет в иную планетную систему или же в соседнюю галактику как в новую квартиру. Романтично, конечно, но утопично. А так, как сейчас - ползком по Вселенной, век за веком, тысячелетие за тысячелетием, что-то получится, уже получается, да! Не слишком-то славное будущее, но будущее только это. Экозопланеты редкость, на всех не хватит, а обычных планет пруд пруди.

Лицо человечка показалось Линде знакомым. Вряд ли она могла его знать. Просто он кого-то напоминает. Сообразить бы еще, кого именно.

- А чтобы жизнь на планетах, на жизнь не рассчитанных, была не просто экстремальной экспедицией, - продолжает человечек, - не экспериментом по выживанию, а именно жизнью, обыденной, повседневной, приятной, приемлемой для сохранения и воспроизводства человеческой цивилизации, человек должен перестать быть человеком. Он обзаводится все теми же жабрами, дополнительными сердцами и легкими, сверхпрочным костяком, неуязвимой для космического излучения кожей, словом, по ситуации.

- Ну, жабры, - отвечает Хоген, - если уж без этого никак. Ну, иной состав крови, раз уж так надо. Ну, мерзнем немного, когда температура на планете Х вдруг понижается аж до плюс четыреста двадцати пяти по Цельсию. Но разве человек от этого перестает быть человеком? Да и осваивает он все эти миры и планетные системы, приспосабливает себя к ним, движимый вполне человеческой мотивацией: жажда нового, страсть к открытиям, творчество, самоотверженность, самопреодоление, наконец, долг, созидание, жажда будущего, забота о судьбе человечества, как, продолжить?

- Достаточно, - жестикулирует нетерпеливый человечек. - Разве все это не есть человек? Разве это не человеческое. Не продолжение человеческого? Пусть и в новых формах человеческого.

- Хомокреаторство начиналось как расширение, углубление человеческой природы и свободы, как новый уровень многообразия человека, так? Но, став средством колонизации космоса, оно в скором будущем поставит крест на универсализме человеческой цивилизации! Неужели так трудно представить? Его нельзя было превращать в средство!

И тут Линда поняла вдруг, кого напоминает ей сегодняшний гость Хогена - философа Столмана. Сколько раз она видела его на экране. В следующий миг потрясенная Линда поняла, это и есть сам Столман, Глен Столман - идеолог хомокреаторства.

- Что, скажи мне, дорогой Дэвид Хоген, объединит человека с жабрами, что живет на планете, покрытой океаном, строит свои города на дне, и человека, что где-то на другом конце Вселенной обзавелся тремя парами рук или еще чем похуже, получше, то есть, живет под зеленым небом, смастерил свое тело таким образом, что оно может свободно дышать смесью углекислого газа и азота и еще к тому же вырабатывает электричество. Что удержит их вместе?

- То, что они люди, наверное. И у них, и у нас, оставшихся на Земле, и у тех, кто в классическом своем человеческом образе будет осваивать экзопланеты - общая культура, общая историческая память, наконец.

- Как же! - рассмеялся Столман. - Один, поколение за поколением рождается, умирает на дне морском, а ты хочешь удержать его возле себя Кельнским собором?! Другой видит в сто раз лучше тебя, слышит в сто раз больше, у него давно уже какие-нибудь фасеточные глаза, не говоря уже о ясновидении, плюс обоняние собаки, к тому же на зеленом его небе десять лун и пара солнц, а ты почему-то уверен, что земная живопись, земная музыка, земная поэзия, благодаря которым ты и стал собой, человеком, мыслителем Дэвидом Хогеном, хоть что-то будут значить для него, вызовут у него чувства сколько-то отличные от непонимания, равнодушия, если не отвращения! Человек человеку инопланетянин. Вот что нас ждет через несколько поколений космической колонизации силами дополненных людей. Не получится ли так, что Земля породит ряд условно-антропоморфных цивилизаций с перспективой уступить им сцену, уйти в тень? А я еще к тому же не снимаю вопроса, будет ли, остается такой человек человеком вообще.

- Но человеку, какие бы причудливые формы он ни принял, по дерзости или же по необходимости, все равно придется в своей жизни осуществлять совокупность каких-то экзистенциальных выборов, определяться, что есть Добро, что Зло. Даже если ты, предположим прав - Культуры не хватит. Может, действительно не хватит. Но есть то, что выше Культуры. Человек, будь он в чешуе или в панцире, все равно будет искать истину, размышлять о смысле собственной жизни, мучиться над непостижимостью бытия, жаждать абсолюта, подозревать изъян в абсолюте, да мало ли...

Столман театрально захохотал.

- А если