Книга Крапивник - Екатерина Концова

кружкой пива он порядком смахивал на типичного бродягу, заснувшего спьяну в луже под забором.

— Тебя как будто удар хватил, — резонно заметил Эд, — разглядывая мою физиономию.

— Я ещё ничего, а вот ты смотришься, как запойный алкаш. Ещё и оделся сегодня так…

— А что не так? Если ты про свитер, так он вообще отличный, — Эд оправил серый вязаный «мешок» потасканного вида. — Ты хоть знаешь, сколько ему лет?

— Нет, но в любом случае возраст его не красит.

— У меня есть парадный, — пожал плечами учитель и отключил артефакт. — Держи. Не идеально, но для первого раза очень круто.

Я спрятала железный диск в карман:

— А теперь воспоминания?

— Ты что, не устала? — искренне удивился Эдмунд.

— Нет.

— Вы ещё что-то хотите потренировать? — уточнил Нерт.

— Ага. Она хочет после артефактов ещё и проникновения в сознания освоить.

У приятеля моего учителя округлились глаза, но комментарии он оставил при себе.

— У тебя есть ещё минут десять? — уточнил Эд.

— Да сколько угодно, — Аслан допил пиво. — Раз я тут посижу, я налью ещё?

— Да, конечно.

Пока хозяин ателье ходил на второй этаж и возился с небольшим бочонком, о котором без компании Эдмунд даже не вспоминал, учитель отошёл к столу с аптекарскими приспособлениями и стал смешивать что-то из нескольких настоек.

— Заклинание трудное, тебе не по уровню, есть вероятность, что в сознание ты придёшь через денёк-два. Но это не опасно. Заодно потом будет легче с тяжёлыми заклятиями.

Эд протянул стакан с жижей тёмно-болотного цвета:

— Выпей. Это не обязательно, для применения чар, но поможет ослабить негативные последствия.

— Будет совсем плохо? — я выпила горький настой и моментально почувствовала приступ тошноты. — Господи, какая гадость! Расскажи мне потом про эту мерзость.

— С чего такой интерес?

— Если мне однажды придётся лечить кого-то, кто мне не приятен, буду в обязательном порядке наливать этой «чудодейственной» жижи.

— Кого ты лечить собралась? Ты ж не светлый маг.

— А какая разница? Может, как ты, аптекарем в маленьком городе буду. Или замуж выйду и обижусь на мужа.

— Звучит максимально странно, но предположим, что у меня нет вопросов, — Эд указал мне на кровать. — Сядь сразу.

— Я готов, — Аслан вернулся с пивом. — Начинаем?

— Сейчас, минутку.

Я зашла в комнату, затянула шторку и сменила платье на ночнушку с халатом.

— Если спать полдня-сутки, так с комфортом.

— Здравый подход, — одобрил Эдмунд и, как только я открыла, вручил мне посох. — Ну, давай начинать.

Мы сели на край расстеленной постели. Мистер Нерт на табурет напротив нас.

Нас настигло ещё одно диагностическое плетение, проявлявшее как источник, так и ментальные потоки в головах, похожие на клубки нитей. М-да… и сколько всего у целителей методов диагностики?

Тем временем над ладонью учителя загорелась сложная вязь из пяти рун. Её я должна была повторить.

Пока я колдовала, то и дело ломая сложный рисунок, Эдмунд выдавал инструкции:

— Сначала будет фиолетовый туман. Это плетение хорошо тем, что я сам сориентирую тебя в воспоминаниях. Тебе нужно будет только идти на зов.

— Какой зов?

— Ну, типа… — учитель потёр нос. — Не прям вопли, а именно как ощущение. Всё индивидуально, но большинство менталистов ощущает зов так, будто их на удочке тащат через туман.

— Ясно. Закончила.

Оценив работу, Эд указал мне на пару мелких неровностей. Исправив их, я разок пробежалась взглядом по присутствующим в комнате и направила плетение в учителя.

Едва оно растворилось в сером свитере, мои глаза застелил лиловый туман.

Главы 45–48. Луна

…

45. Луна.

…

Вокруг было ни светло, ни темно. Я как будто стояла в серо-лиловом облаке. Было тихо, пусто. Под босыми ногами холодные мокрые камни, меж которыми редко-редко пробивалась трава. Прохладно.

Я осмотрела себя — недлинное белое платье без талии с широкими рукавами «три четверти» и тяжёлые металлические браслеты на руках, больше похожие на кандалы. Почему я в этом?

— Луна, — где-то справа раздался знакомый голос.

Только сейчас я ощутила этот самый «крючок». Эд говорил, что голосов не будет, так почему я его слышу?

Успокоив себя словами учителя о том, что всё индивидуально, я побежала на зов.

Постепенно, камни под ногами стали ровнее. Невдалеке забрезжил жёлтый свет.

— Луна? — в жёлтом свете стал проступать тёмный силуэт.

— Эдмунд! — я ускорилась, но вдруг, внезапно для себя врезалось во что-то. И вместе с препятствием рухнула на землю.

— У-уф! — совсем рядом зазвучал голос учителя.

— Эд? — я оторвала голову от бежево-жёлтой брусчатки, кое-где покрытой мелкими трещинами и сколами.

Он лежал рядом, потирая живот.

— Ты чего так носишься?

— Прости, я не хотела.

Мы почти одновременно встали на ноги.

Я огляделась. Жёлтую дорогу окружала безграничная холмистая местность, поросшая высокой зелёной травой, доходившей мне примерно до пояса. Тем не менее, над морем из всевозможных растений то тут, то там возвышались золотые макушки стогов сена.

Сквозь стену травы текли ручьи и иногда выбегали на жёлтую дорогу, создавая причудливые отблески.

Везде, на сколько хватало взгляда, средь зелёного моря, колышущегося от ветра, вращались большие, на высоких шестах деревянные лопасти, как у мельниц. Их опоры овивали развивающиеся ленты серой ткани.

Деревянные конструкции мерно постукивали. Звук сливался с пением птичек, стрекотом сверчков и шелестом трав в умиротворяющую симфонию. На мгновение мне показалось, что эти звуки и впрямь имеют какой-то общий ритм, но выделить его я не смогла.

В этом месте всё освещал тёплый рыжеватый свет заходящего солнца. Небо было лиловым, а облака сочетали оранжевый, синий и розовый.

Пахло влажной травой. Воздух ощущался по-особенному тёплым и тяжёлым, отчего, казалось, имел особый аромат, какой можно почувствовать только на закате или рассвете.

Мне нравилось это место, однако была одна пугающая деталь…

По земле, по дороге, по холмам тянулись длинные, но не очень широкие — не толще полуметра — трещины. Они по-своему вписывались в этот пёстрый мир, но в то же время так и нашёптывали, что являются здесь чужими и не готовят нам с Эдом ничего хорошего.

Я заглянула в ближайшую — дна не видно.

— Лучше не суйся к ним, — учитель мягко отодвинул меня от трещины.

Кстати, о нём. Эдмунд, как и я, стоял босяком на прохладной брусчатке. На нём была бесформенная кипенно-белая блуза с широкими рукавами с манжетами — ничего необычного, но она не была заправлена в брюки. Штаны из ткани молочно-белого цвета подвёрнутые до колен. На волосах, чуть сдвинутый назад, чтобы не касаться лба, лежал венок из крапивы.

— Это мир сознания? — я вспомнила лекции.

— Да. Это то, как выглядит моя душа.