Книга Катафалк дальнего следования - Николай Иванович Леонов

быстро вышел из подъезда.

– Да, я тоже обратил внимание на этот момент, – ответил лейтенанту Лев Иванович. – Я еще подумал тогда, что раз похож, судя по описанию экспертов, на Вершинина, то это мог быть и его сын от первого брака – Ян Александрович, восемнадцати лет от роду. Учится на первом курсе МГИМО на факультете лингвистики и межкультурной коммуникации. Поступил после окончания Горчаковского лицея, входящего в одно из подразделений этого университета. Но факт, что это был именно он, опять же, проверять нужно.

– Умный парнишка, да? – усмехнулся Крячко. – Отчего-то его никто не стал подозревать в убийстве, а ведь, по идее, надо бы… Если верить видео, то этот тип, который предположительно Ян Вершинин, зашел в подъезд как раз в тот временной период, который наши медэксперты определили как примерное время убийства, – половина восьмого вечера плюс-минус полчаса.

– Да, интересный вопрос. Не помню я что-то, чтобы в отчетах по видео его имя вообще упоминалось, – сказал Гуров. – Наверное, у следователя не нашлось оснований подозревать Яна Александровича. Посчитали, что у него было мало времени для убийства, да и мотива не нашли. Вот если бы он отца убил…

– Да за пару минут преспокойно можно убить кого угодно! – парировал Крячко. – Лев Иванович, ты ведь помнишь одно из наших дел, когда…

– Да помню я, помню. Только вот как быть с мотивом?

– Легко! – Крячко прошел в комнату и, повернувшись к Гурову и Семашко, пафосно поднял руку. – Папа бросил маму ради молоденькой вертихвостки, и чадо было в обиде за такую папину подлость. Вот он и решил отомстить, убив молодую папину жену и подставив самого папу, – торжество справедливого возмездия играет фанфары. Или вот еще мотив…

– Стоп, стоп, Станислав, я все понял, – махнул рукой Гуров. – Можешь не продолжать. Будем считать это версией номер три, и мы отдаем ее, с твоего молчаливого согласия, тебе на разработку. Справедливо я мыслю, Дмитрий? – повернулся Лев Иванович к Семашко.

Лейтенант в знак согласия кивнул.

– А вы, Лев Иванович, берете себе, я так понимаю, версию с мужем убитой?

– Правильно понимаешь оперативную обстановку, лейтенант, – хлопнул дружески лейтенанта по плечу Гуров.

Они втроем еще некоторое время походили по квартире, осмотрели ее и пришли к выводу, что эксперты потрудились на месте происшествия неплохо и делать тут после них оперативникам нечего. Все, что было найдено интересного полгода назад экспертами-криминалистами, уже было описано в протоколе и стало уликами. Истинными или надуманными – это уже был другой вопрос.

– Ну что ж, тут нам делать больше нечего, – подвел итог посещения места преступления Гуров. – Пойдемте навестим милую барышню Марию Павловну и побеседуем с ней о том, что она знает о Вершининых и об их семейной жизни.

– Лучше уж милая барышня с ее девичьей памятью, чем старушка-соседка с ее склерозом, – сострил Семашко.

– Почему это лучше? – не понял Крячко шутку.

– Потому что на девушку смотреть приятней, чем на бабушку. Только по этой причине, – улыбаясь, ответил молодой оперативник. – А то, что и та, и другая плохо помнят о событиях полугодовой давности, – факт, уже мною проверенный. И говорит он о том, что разницы между этими типами свидетельниц нет никакой.

– Не скажи, Дмитрий, – возразил Лев Иванович. – Есть такие старушки, что дадут фору любой девушке. Я имею в виду не внешность, а память. Ты еще молодой, и житейского опыта у тебя маловато. А уж мы-то со Станиславом Васильевичем всякого успели насмотреться. Потому что мы – старые волки…

– Это точно, – подтвердил Крячко, выходя последним на лестничную площадку и закрывая за собой двери квартиры Вершинина.

Глава 3

Студентка иностранного факультета МГУ Мария Терентьева оказалась девушкой не только симпатичной, но и хозяйственной. Проводив оперативников в гостиную, она предложила им:

– Раз уж у нас беседа неофициальная, давайте я напою вас чаем с ватрушками. Ватрушки домашние. Мне мама вчера привезла.

– Давайте чай с ватрушками, – согласился, ответив за всех, Крячко. – На улице – холодина, и горячий чаек нам не помешает. А то вот наш лейтенант до сих пор руки согреть не может, – кивнул он на Семашко, который в волнении или впрямь от холода тер друг о друга ладони.

– Да, спасибо. Чай – это хорошо, – ответил парень, поглядывая на девушку с далеко не профессиональным интересом. – Хотите, я вам помогу?

– Помогите, – согласилась Мария и улыбнулась молодому человеку. – А то я одна все в двух руках не унесу. Да вы садитесь. – Она приглашающим жестом указала Гурову и Крячко на диван и кресла, что стояли вокруг журнального столика, покрытого льняной салфеткой.

Гуров с Крячко сели, а Мария с Семашко отправились на кухню за чаем.

– Интересная девушка, – посмотрев в сторону кухни, вполголоса произнес Гуров. – Совсем не похожа на современную молодежь.

– Да, я тоже это заметил, – согласился Станислав, оценивающе осматриваясь. – Чистенько в квартирке… Лев Иванович, а звукоизоляция-то в этих старых домах и вправду никакая. Я слышу, как у соседей за стенкой телевизор работает.

– Так вот я думаю о том же, – кивнул Гуров. – Действительно, звуки за стенкой слышны. А если квартиры не рядом, а напротив, то как наша Маша могла так хорошо расслышать, как скандалили Вершинины? Она ведь очень подробно, судя по записям в протоколе, рассказала, кто и что из супругов говорил во время ссоры. Вот ведь какой интересный получается вопрос…

– А вот она идет с чаем, у нее и спросим, – встал Крячко с кресла и стал помогать Марии расставлять на столике чашки. Семашко принес чайник и большую тарелку с горячими ватрушками.

– А ватрушки-то совсем свежие! – подивился Гуров. – Мария, признавайтесь, это не мама вам принесла, а вы сами их только что испекли!

– Да нет же! – хихикнула девушка. – Я их просто в микроволновке разогрела. А так-то их мама вчера испекла.

– Мама в Москве живет? – поинтересовался Станислав и, откусив от ватрушки, проговорил с полным ртом: – М-м-м, вкуснотень какая! Маме респект. Уж кто-кто, а я в выпечке толк знаю! Жена у меня искусница в этом деле.

– Мама в Южном Чертанове живет и ко мне только по своим выходным приезжает. Остафьевы – ее старинные друзья еще с мединститута и, уезжая, предложили меня у них поселить. Квартиру чужим не оставишь, мало ли что, и мама договорилась с ними, чтобы я тут пожила, пока они не вернутся.

– Так вы – из семьи врача? – спросил Семашко.

– Точнее будет сказать, потомственных врачей, – серьезно ответила девушка. – И мама, и папа – врачи во втором и в третьем поколении. Папа – хирург, а мама – терапевт.

– А дочка у них, значит, не захотела по родительским стопам идти, – по-отечески тепло посмотрел Гуров на девушку.

– Мне больше нравится полиглотством заниматься, – скромно сказала та.

– Мария целых пять языков знает! – торжественно объявил Семашко.

– А ты уже и это выяснить успел? – с хитрым прищуром глянул на него Крячко, чем и смутил молодого оперативника, а заодно и студентку иностранного факультета.

– Так это же просто отлично! – воскликнул Гуров. – Мария, это характеризует вас как ценного для нас свидетеля. С такой памятью вы наверняка помните все подробности ссоры ваших соседей полугодичной давности!

– Думаю, что помню, – согласилась девушка. – Поэтому постараюсь ответить на все ваши вопросы.

– Вопросы, вопросы… Давайте вы просто расскажете нам, что слышали или видели в тот день. А еще лучше, если вспомните все, что знаете о супругах Вершининых. Соседи ведь, как-никак. Расскажите нам не только о моменте ссоры, а вообще обо всем, что знаете, – предложил Гуров. – А уж вопросы, если они возникнут, мы зададим вам по ходу вашего рассказа. Договорились?

– Хорошо, – согласилась Мария. – Тогда я расскажу с самого начала. Ладно?

– Как будет угодно и как будет удобно сударыне, – развел руками Лев Иванович и галантно склонил голову, чем вызвал улыбку у девушки.

– Три года назад, когда я переехала в эту квартиру, Александр Вадимович жил один. Вернее, не жил, а ночевал время от времени. Эта квартира, как я узнала позже, досталась ему в наследство от дяди по матери. Он был одинок и бездетен. Я имею в виду дядю, а не Александра Вадимовича. Он в то время, три года назад, был еще женат на своей первой жене – Веронике Михайловне. Но жили они